— Забыть? — Колин снова сократил расстояние между ними. Он приблизился так, что их тела почти касались друг друга, почти соединились. — Я не забыл ни единого момента той ночи. Готов поспорить, и вы тоже. И снова прошу вас называть меня Колином.
Она покачала головой.
— Тогда прошепчите это имя. — Колина не заботило, как она произнесет его, лишь бы услышать ее голос.
Его преследовало воспоминание о том, как она выкрикнула его имя в ту памятную ночь их любви.
Не раз во время своего плавания поздно ночью, стоя на палубе, когда все уже спали и «Сибарис» мягко качался в сонных водах Средиземного моря, он мог поклясться, что слышал над волнами ее дразнящий голос, который плыл в воздухе сквозь мачты и паруса над головой и возвращался в темноту и к звездам, откуда он появился.
Как же он хотел, чтобы она произнесла его имя! Так же, как Одиссей жаждал услышать пение сирен.
— Колин, — повторил он. — Назовите меня по имени.
— Оставьте меня, — прошептала она. — Все тогда было неправильно. Неправильно и сейчас.
Стоя в нескольких дюймах от Джорджи, он протянул руку и коснулся ее щеки, пытаясь приподнять лицо так, чтобы можно было заглянуть ей в глаза.
Так, чтобы он мог прочесть в них правду.
— Той ночью не было ничего неправильного. Я был там, чтобы спасти вас…
«Да, он был там, чтобы спасти меня…» — пронеслось у нее в голове.
Он обнял ее, и на этот раз борьба была скорее показной, что Колин счел хорошим знаком.
— Немедленно отпустите меня, — запинаясь произнесла Джорджи. — Самое время выработать правила, как нам вести себя. А затем…
— Затем — ничего, — сказал он. — Пусть это будет нашим первым правилом.
Обхватив ее одной рукой за талию, он притянул ее к себе. Другая его рука поймала ее за подбородок и приподняла его, так что она смотрела прямо на него.
И тогда он увидел это. Темные огни, которые он запомнил с той ночи, жарко горели в ее затуманенном взоре. Пламя в них сказало ему гораздо больше, чем если бы она вслух призналась в своих чувствах к нему.
Эти глаза молили поцеловать ее.
И он так и поступил.
Джорджи вошла в каюту Колина, готовая начать военные действия, но она проиграла прежде, чем у нее оказалась возможность занять какую-то позицию.
Теперь, лишившись сердца — своего стража, она оказалась беспомощной в его руках, беззащитной под градом его поцелуев, и ее решимость никогда снова не произносить его имени развеялась как дым.
— Колин, — прошептала она, когда его губы устремились вниз — завоевать ее уста.
Память о его поцелуях преследовала ее бесконечными одинокими ночами, его глубокий голос звал вернуться к нему.
Он пытался найти ее. Он не забыл ее — билось у нее в висках.
По крайней мере он так утверждал, ворчал ее внутренний голос, сражающийся против веления ее души поверить в Колина, поверить в них. О, как ей хотелось вновь довериться ему!
И когда их губы сомкнулись и его голод повлек ее по теперь уже хорошо известному течению страсти, Джорджи готова была поверить всем его словам.
Поцелуй Колина разбудил ее тело, которое теперь нетерпеливо желало его. Ее рот уступил его губам, открыв шлюзы сопротивления, чтобы с готовностью сдаться. Его язык встретил ее, но не с тем, чтобы победить, завоевать, а чтобы обнять и ласкать.
Его рука отпустила ее подбородок и нашла путь к ее волосам. Он застонал, когда его пальцы встретились со шпильками, удерживающими ее буйные кудри. И снова он разорял ее прическу, высвобождая локоны и роняя на пол шпильки.
— Я мечтал об этом, — признался он. — О шелке твоих волос, об аромате духов.
— Я тоже столько мечтала, — доверительно прошептала она.
Его улыбка символизировала полный триумф.
— И что же королева Мэб приносила вам по ночам, моя загадочная леди?
— Твой поцелуй, твой голос, — прошептала она, поднимая палец, чтобы коснуться его губ. — Я слышала, как ты звал меня по ночам.
— И что же я говорил?
— То, что леди неприлично повторить.
— Но она мечтает об этом? Джорджи пожала плечами:
— Я не всегда бываю леди.
— Именно за это я тебе премного благодарен.
Они рассмеялись, и он снова притянул ее к себе, его губы искали ее, пытаясь закрепить нелегкое перемирие.
Когда его поцелуй стал глубоким и жарким, раздался громкий стук в дверь.
— Кэп! Кэп! Вам нужно срочно пройти на камбуз. Колин застонал.
— В чем дело, мистер Ливетт?
— Это снова парнишка. Он растерзал последнюю курицу. Кок в ярости. Он грозит, что вгонит мальца в могилу, брат он капитану или нет. — Даже сквозь толстую дверь им было слышно, как Ливетт бормотал имя Рейфа. Его недовольство свидетельствовало, что он был на стороне кока.
— Надо наконец приструнить этого бездельника, — пробормотал Колин.
— Я тоже хотела поговорить о нем, — призналась Джорджи. — Полагаю, он целовал мою сестру.
Колин отмел ее жалобу:
— Вы прибыли на корабль только прошлой ночью. Даже Рейф не так востер. Кроме того, ему всего двенадцать.
— Он — твой брат, — сухо прокомментировала она. Колин покачал головой.
— Только наполовину, — уточнил он.
— Очевидно, он унаследовал именно эту неукротимую половину, — поддразнила его Джорджи и, приподнявшись на носки, снова поцеловала его.
— Кэп, пожалуйста, — почти молил Ливетт.
— М-м-м, — прошептал Колин ей на ухо. — Я удалюсь ровно настолько, сколько потребуется, чтобы утопить его. И смотри, не сбеги на этот раз.
— Теперь некуда.
Как только он открыл дверь, Ливетт обрушил на него ушат жалоб о новых проделках Рейфа. Их поток не ослабевал, пока двое мужчин шли по направлению к камбузу.
Таким образом Джорджи оказалась одна в каюте Колина.
Одна. Ей представилась возможность выяснить правду об этом загадочном человеке.
Она взглянула через плечо на распахнутую дверь. За ней в коридоре никого не было видно, но чтобы быть абсолютно уверенной в этом, она на цыпочках приблизилась к двери и почти прикрыла ее.
Глубоко вздохнув, она оглядела помещение, отметив, что каюта сохранила тот же простой, аскетический вид, как и при капитане Тафте. Единственным украшением, сохранившимся от первого испанского владельца, была искусная резная отделка из дуба. Пробежав пальцами по деревянному узору, она сосчитала цветы, пока не достигла восьмого от кормового окна, затем нащупала затвор.
Джорджи проделывала это десятки раз, еще будучи ребенком, просто ради забавы, но на этот раз ее руки так дрожали, что поначалу она не нащупала едва заметную защелку. Со второй попытки ее пальцы нашли зубец, который она искала, и Джорджи нажала на него.
