– Мама, я не собираюсь пользоваться советами давно усопшего сочинителя пьес.
– Тебе следовало бы прислушаться к нему, Себастьян. Он кое-что знал о любви.
– Все было бы прекрасно, мама, – вмешалась Гермиона, – но это цитата из «Ричарда Третьего». – Она взглянула на брата. – Из трагедии...
За столом снова воцарилось неловкое молчание.
Ну почему его семья не может понять, что ему крайне необходимо выгодно жениться?
– У меня есть хорошие новости, – объявил Гриффин, – Я получил приглашение в Королевское научное общество. Сэр Джошуа устроил так, что на следующем заседании будет представлена моя статья, посвященная путешествию во времени и обществу будущего. Две недели – это не слишком много, чтобы довести до совершенства мою теорию о...
– Двадцать четвертого? – перебила его леди Уолбрук.
– Да, – ответил он, – в четверг после...
– О нет, это совершенно невозможно, – заявила ему мать.
– Почему? – удивился Гриффин.
– В это время у леди Ратледж званый вечер, – раздраженно вздохнув, объяснила графиня. – Ты нужен мне, чтобы участвовать с девочками в живых картинах. Корделия категорически отказалась приехать из Бата, а мне нужен кто-то третий, чтобы играть...
Все за столом застонали, а Виола опустилась вниз на стуле, так что осталась видна только макушка ее темноволосой головы.
– Что? – спросила их всех мать, никогда не обращавшая внимания на критическое отношение детей к ее увлечению театром.
– Мама, пожалуйста, не нужно, – взмолился Себастьян. – Не могут ли девочки представить что-либо менее... менее...
– Смущающее? – пробормотала Виола из-под скатерти.
– Оскорбительное? – предложила Гермиона.
– Ужасное? – подытожил Гриффин.
– Да будет вам известно, что мои живые картины всегда ожидают с нетерпением. – Леди Уолбрук развернула салфетку и обвела всех не допускающим возражений взглядом.
– Говорят, и старая кошка может вызвать добрый смех, – буркнул себе под нос Гриффин, но его мать с энергией, достойной адмирала Нельсона, снова сосредоточила все внимание на Себастьяне.
– Мой дорогой мальчик, обещай, что не женишься на этой тупой девице. Она погубит твою душу, покончит с твоим замечательным веселым нравом.
– Его? – Чуть не подавившись тостом, Гермиона указала пальцем на Себастьяна. – Мама, не сгущаете ли вы немного краски?
Леди не стала обращать внимания на дочь, хотя та и была права. Никто никогда не назвал бы Себастьяна весельчаком и душой общества.
Прозвонили часы на камине, и Себастьян понял, что его первое дело, дело чести, принести Беркам извинения за отсутствие его и всей их семьи на праздничном завтраке. И, уже приготовившись оставить семью, он вдруг почувствовал, что совсем не торопится навестить барона с женой и даже очаровательную мисс Берк.
Оказалось, что после этой ночи завоевать расположение наследницы больше не представлялось ему таким важным делом, как прежде, потому что в мрачном предостережении матери содержалась доля правды – Лавиния Берк явно была занудой.
Себастьян покачал головой. Вот до чего можно дойти, проводя время за завтраком со своей семьей. Лавиния тупая? Что за чушь! Если он еще немного посидит здесь, он начнет цитировать Шекспира и будет носить тюрбан, как старший кузен его матери, Мерлин.
– Мне нужно идти. – Себастьян решительно встал.
– О, разумеется, – откликнулась Гермиона. – Виола, Гриффин, вы обещали пойти со мной в парк. Нужно поторопиться.
Все трое вместе выбежали из столовой, опередив Себастьяна, а мать послала ему еще одно последнее напутствие:
– О, Себастьян, как бы мне хотелось, чтобы к тебе вернулся разум и ты полюбил кого-нибудь, чтоб Титания разожгла в тебе страсть.
– Мама, – ответил Себастьян, остановившись на пороге, – я не могу вам этого обещать. А кроме того, всем известно, что желания никогда не осуществляются.
Для Шарлотты утро началось почти так же. Она проснулась в своей старой узкой кровати в доме на Куин-стрит.
Очевидно, она нашла способ отказаться от своего желания без помощи Куинс, потому что от него ничего не осталось, за исключением странного небольшого кольца, которое все еще упрямо не хотело сниматься с пальца.
Она накрыла подушкой лицо, чтобы заглушить мучительные рыдания, поднимавшиеся из ее разбитого сердца.
– Себастьян, о, Себастьян, как я буду без тебя?
– Пойдете и завоюете его, – сказал знакомый голос.
– Куинс! – воскликнула Шарлотта и, сбросив с лица подушку, оглядела комнату. Она уже собралась вскочить с кровати, но вспомнила, что остается совершенно голой после прошедшей ночи.
Улыбнувшись, пожилая дама бросила ей старую сорочку.
Взяв строгое муслиновое платье, Шарлотта вздохнула при виде его высокого воротника – в нем не было ни ленты, ни вышивки, чтобы сделать его хотя бы чуть-чуть привлекательным.
– Ну-ну, еще не все потеряно, – подбодрила ее Куинс.
– Нет, все. Я позволила ему уйти. – Шарлотта закрыла глаза. – Я должна была это сделать, – удалось ей пролепетать, прежде чем она расплакалась.
– Понимаю, дорогая, я все понимаю, – успокоила ее Куинс и, подойдя к кровати, села рядом с девушкой. – Но еще не все потеряно.
– Как вы можете так говорить? – между всхлипываниями отозвалась Шарлотта. – Я больше не она.
– Не кто? – спросила Куинс, подавая ей тот же самый вытертый носовой платок, что и раньше.
– Не Лотти. – Шарлотта снова тяжело вздохнула и высморкалась в платок. – Теперь я просто Шарлотта.
– Глупая девочка, – рассмеялась Куинс искрящимся, как солнце, смехом, – конечно же, вы все еще она. А кем еще вы можете быть?
– Посмотрите на меня. – Она руками указала на свое простое платье, на спутанные локоны. – Разве я похожа на куртизанку?
– В этом ужасном платье – нет. – Куинс сморщила нос. – Но важно лишь то, что под этим муслином. У вас та же фигура, та же грация, которые заставляли весь Лондон говорить о миссис Таунсенд.
Шарлотта фыркнула, почти как Финни, когда она возражала против одного из непристойных платьев Лотти.
– А-а! – Куинс указала на нее пальцем. – Вижу, будучи Лотти, вы совсем не впустую провели свое время.
Шарлотта секунду молчала, почувствовав крохотную надежду, но в следующее мгновение осознала свою обреченность.
– Слишком поздно. К этому времени Себастьян скорее всего уже решил жениться на мисс Берк.
– Не больше, чем когда вы покинули эту жизнь, – покачала головой леди. – То было... о, проклятый календарь, – пробурчала она, считая по пальцам. – Десять дней назад.
