Ее пальцы ощупывали знакомые щербинки на золоте и рисунок. Но это может быть искусной подделкой!
Затаив дыхание, она заглянула внутрь кольца и с облегчением прочла латинский девиз, выгравированный там:
Нигиль аманти друм.
— Для любящего не существует преград, — беззвучно прошептала она, положив кольцо на стол, но слова эти громким эхом отдались у нее в голове и вызвали мурашки на теле.
Как часто повторяла она эти простые слова в самые трудные минуты своей двойной жизни! Даже обычное звучание их делало ее решительнее. Они придавали ей силы, выручали и тогда, когда все казалось безнадежным.
А теперь кольцо с девизом лежало в сантиметрах от нее. Стоит только протянуть руку, и… оно ее.
— А записка? — настойчиво повторила она, заворачивая свою добычу и кладя в карман. — Мне передали, что должна быть записка.
Бальзак отрицательно покачал головой:
— Нет, мадам. Я показал вам кольцо. Без каких-либо доказательств с вашей стороны добрых намерений моя память, как малое дитя, которое постоянно просит молока.
Она подтолкнула кошелек поближе к нему. Пальцы Бальзака быстро схватили вознаграждение. Но София крепко держала в руках завязки от кошелька.
— Записка, Бальзак. Или ты пожалеешь, что разозлил меня.
Вытащив короткий кинжал, который всегда прятала под жакетом, она чуть ткнула его острием в бедро.
Мужчина занервничал и издал блеющий звук.
— В подобных действиях нет нужды, гражданка, — жалобно протянул он. — Я рисковал своей бедной шеей, когда появился здесь. А у меня жена, дети.
София невозмутимо ткнула его еще раз. У этого мерзавца не было ни детей, ни родственников. По крайней мере таких, кто оплакал бы мертвеца или кинулся бы на поиски его бренного тела, если бы он исчез.
— Только попробуй еще раз выведи меня из себя, и мой кинжал облегчит жизнь твоей женушке.
— Что вы, что вы, гражданка! Ну зачем вы так заводитесь по пустякам? Вам вредно расстраиваться, — еще более занервничал он, отодвигаясь от кинжала.
Оливер на своем посту у двери встревожился и хотел было подняться, чтобы прийти на подмогу. София дала знать, покачав головой, чтобы он этого не делал. Ей пока не нужна помощь.
— А все эти жестокие времена, они вынуждают мужчину быть сверхосторожным. — Бальзак убрал пальцы от кошелька, но глаз от него не отвел.
София немного отодвинула острие кинжала, но держалась настороже. Вечно с Бальзаком что-нибудь не так. Постоянные игры в кошки-мышки. Иначе он не может. Он проявил себя в прошлом как отличный информатор, но София в глубине души всегда знала, что до конца доверять ему нельзя. Продажная душонка.
Бросив жадный взгляд на кошелек, агент покосился на Софию, глазки его забегали.
— Я припомнил. Действительно, было и сообщение. Мне только сейчас пришло в голову.
— Тебе лучше хорошенько покопаться в своей памяти, — угрожающе прокаркала старушечьим голосом София, ткнув для верности противного мужичонку еще раз кинжалом. Он дернулся и продолжал уже без лишних пауз:
— Ваш знакомый сказал, что встретится с вами завтра ночью. В салоне Дантона. — Он немного помолчал. — Для такой старой карги у вас просто поразительно влиятельные друзья, гражданка.
София слегка нахмурилась в ответ на его намеки, но промолчала.
Поскольку она никак не отреагировала на его утверждение, он добавил:
— Вы теперь здесь собственной персоной, поэтому ваш знакомый на этот раз сам отыщет вас. Он сказал, что вы поймете его.
Бальзак постучал себя по лбу, глаза его снова жадно посмотрели на кошелек.
— Боже! Вспомнил! Он велел мне также предупредить вас.
— Предупредить? Меня? О чем?
Бальзак украдкой оглядел переполненное помещение, его осторожность заставила и Софию напрячься.
Она уже трижды внимательно оглядывалась здесь, да и прибыла на час раньше назначенного времени, чтобы убедиться, что нет засады. Предательство стало обычным делом в Париже.
Ее внутренний голос снова стал нашептывать об опасности, не позволяя полностью сосредоточиться на разговоре.
Бальзак поерзал на стуле.
— Что-то не так. — Его крысиная мордочка раздраженно дернулась.
«Кто-то следит за тобой», — проговорил ей внутренний голос.
Софию зазнобило.
— Согласна с тобой, Бальзак. — Она снова сосредоточилась на нем и попыталась прогнать страх. — Чем скорее ты передашь мне записку, тем скорее мы сможем уйти.
Бальзак, казалось, перестал интересоваться их разговором, оцепенело уставившись взглядом куда-то поверх ее плеча. Его базедовые глаза заморгали, а нелепая самоуверенность исчезла. Наверняка заметил кого-то, кто вызывал у него ужас. Прежде чем София смогла обернуться и определить, что заставило его побелеть от страха, его речь превратилась в полубред. Она снова внимательно уставилась на него.
— Вас преследуют… Они хотят, чтобы вы знали о том… что прежде чем вы встретитесь с… — Он умолк и покачал головой. — Осторожность, гражданка, действуйте с оглядкой.
Дверь в таверну распахнулась, свежий октябрьский ветерок немного проветрил душное помещение. Шумная компания солдат начала протискиваться от двери, возле которой они оставили свои длинные острые пики. Их красные мундиры и кепи как бы раскрасили комнату ярко-красными мазками.
Бальзак воспользовался шумом и суматохой, чтобы схватить свое вознаграждение со стола и дернуть в сторону кухни.
Она не успела рвануться за ним и преградить ему путь: солдатня заполнила пространство между ней и Бальзаком.
— Прочь с моих глаз, старая карга, — нетерпеливо приказал один из бравых парней и безжалостно спихнул ее со стула на пол. Не обращая внимания на боль в плече, она поднялась с намерением тут же пуститься вслед за исчезнувшим Бальзаком. Но уголком глаза успела заметить лихорадочные движения Эммы. Та дергала себя за рукав.
София взглянула на свое рванье и вспомнила, как одета и для чего.
И о чем она только думает?
В волнении она почти забыла, что старухам негоже скакать подобно молодым газелям. Она кинула благодарный взгляд на Эмму, надеясь, что подруга поймет это и как извинение. Ей незачем было так рисковать. Оливер был уже почти что в кухне.
Если Бальзаку есть что добавить к уже сказанному, то лучше Оливера из него этого никто не вытрясет.
Медленно, как на шарнирах, она повернулась к солдату. Заныв, привычно заканючила:
— Один су для бедной старушки. Всего один су на ужин бедной нищенке. — Ее голос дрогнул и смолк, когда она полезла за своим узлом под стол.
Огромный детина в униформе ругнулся на нее:
— Прочь, я тебе сказал! Вот надоедливая ведьма! Когда я плачу кому-то деньги, то получаю что-то взамен, ясно? — Он потянулся к служанке, которая, хотя и не имела нескольких передних зубов, зато обладала двумя отличными дынями в качестве груди. Он усадил хихикающую девицу к себе на колени и бросил на Софию победоносный взгляд. — Если бы ты не была жестче старого пня, то я собственноручно посадил бы тебя на телегу и отвез на гильотину. Но о твою шею только затупишь доброе лезвие.
