Он произнес это уверенным тоном, но Райли могла поклясться, что услышала нотку сомнения в его голосе.
— Появились за одну ночь, милорд? Как интересно, — сказала она, устраиваясь поудобнее на стуле. — Посвятите меня.
Мейсон поднялся и, заложив руки за спину, сделал пару шагов.
— Я собираюсь жениться.
Наступила очередь Райли изумленно поднять брови. На мгновение ей стало неприятно от мысли о женитьбе лорда Эшлина, особенно на какой-нибудь жеманной девице, но она быстро поняла, что он скорее всего блефует.
— Так быстро? — спросила она. — И кто же эта счастливая леди?
Он нахмурился.
— Я предпочел бы не называть ее имени до оглашения.
«Значит, на примете у тебя никого нет», — подумала Райли.
Лорд Эшлин повернулся и снова сделал несколько неуверенных шагов.
— Как только я женюсь, мы, я думаю, уедем в имение Эшлинов, в деревню.
«Чтобы скрыться от самых настойчивых кредиторов», — хотела добавить Райли.
— Находясь там, я сумею найти подходящих мужей для моих племянниц. Людей, которые смогут оценить их нежные натуры и скромное поведение.
При этих словах Райли прикусила язык, чтобы не спросить его, неужели он искренне верит, что старые слабоумные дураки, целую вечность не появлявшиеся в городе, живущие в окружении любимых гончих, превратятся в подходящих женихов.
Слушая самого себя, Мейсон думал: неужели кто-нибудь поверит ему? Насмешливое выражение, промелькнувшее на лице мадам Фонтейн, ясно говорило, что она считает его планы на будущее такими же забавными и неправдоподобными, как последние слухи. А всего лишь пятнадцать минут назад они звучали вполне убедительно.
Впрочем, кого он обманывал — ему нужны деньги, а не жена. А его племянницы… ему даже думать не хотелось, сколько потребуется денег, чтобы заставить хоть кого-нибудь жениться на одной из них, да и то после того, как эта женщина сумеет придать им необходимый лоск.
Будь все проклято, но ему нужны она и ее театр. Если то, что он услышал вчера в клубе, было правдой и на ее пьесы билеты раскупались вплоть до стоячих мест, деньги, вложенные Фредериком, принесут прибыль, которой с избытком хватит на уплату самых крупных долгов.
Мейсон не мог не видеть иронии в создавшейся ситуации. Фредди и два его предшественника растратили фамильное состояние на актрис и им подобных, а теперь может статься, что путь, приведший Эшлинов к разорению, обернется их спасением. Но встать на этот путь — все равно что лечь в постель с врагом.
А ему меньше всего надо было думать о том, как он лежит рядом с мадам Фонтейн — красные бархатные апартаменты все еще не покидали его воображения.
— Милорд, ваши планы звучат так обнадеживающе, — начала она, вставая, — что мне даже не хочется делать вам встречное предложение, которое мои партнеры поручили мне передать вам от их имени.
— Новое предложение? — невольно вырвалось у него.
— Ну да, — ответила она с надеждой в голосе. — Мои партнеры уполномочили меня сделать его, если ваши намерения изменятся. Но вы говорите так уверенно, что сможете преодолеть свои затруднения, поэтому я не хочу отнимать у вас время.
Она нежно вздохнула и улыбнулась ему. Такой улыбкой, которая заставила бы любого мужчину забыть все свои клятвы. Забыть свою гордость, забыть все добрые намерения. Забыть, что он — Эшлин нового типа. Но не забыть, что он должен каждому кредитору в Лондоне.
Кивком Мейсон попросил ее продолжать.
— Как известно, вам полагаются проценты от нашей выручки. Мы с партнерами готовы удвоить эти проценты, что позволит вам выплатить свой долг вдвое быстрее. И к концу театрального сезона вы более чем утроите сумму, вложенную вашим братом.
Мейсон ответил не сразу. И как оказалось, его удивление и замешательство сыграли в его пользу. Райли снова заговорила, торопливо перечисляя дополнительные преимущества своего и без того уже невероятного предложения.
— Я знаю, вы сомневаетесь в моих качествах, но я обещаю вам, что буду обучать ваших племянниц исключительно благородным манерам и изяществу, — захлебываясь говорила она. — Я охотно поспорю, что ваши племянницы будут помолвлены в течение первой же недели сезона. Если этого не произойдет, я отдам мои пять процентов из трехнедельной выручки. — И мадам Фонтейн протянула ему руку: — Итак, милорд, наше соглашение остается в силе?
Мейсон не успел заключить эту, по его мнению, сделку с дьяволом, как в кабинет ворвалась его старшая племянница, Беатрис. И как вкопанная остановилась на середине комнаты. Оглянувшись через плечо в сторону еще не закрывшейся двери, она крикнула младшей сестре:
— Господи, Луиза, это правда. Зря ты обозвала кузину Фелисити выжившей из ума каргой.
Мейсон взглянул на свою старшую племянницу и увидел то, что увидела и мадам Фонтейн, — по-жеребячьи игривую белокурую девицу двадцати с лишним лет. За ней, к его ужасу, в комнату, словно разогнавшаяся свора гончих, влетела его средняя племянница, Маргарет.
Не заметив застывшую посередине комнаты сестру, девятнадцатилетняя Мэгги врезалась в Беа, и та отлетела к дивану. Результатом столкновения оказался большой кусок материи, вырванный из весьма поношенной юбки Беа.
— Дьявол тебя побери, — выругалась Беа с непосредственностью обитателя портовых притонов, указывая сестре на порванное платье. — Ты хоть раз можешь войти в комнату, не изображая пьяного солдата?
Мэгги моментально разразилась громким плачем, ее и без того красное лицо покрылось пятнами.
— Я не видела тебя, Беа, — рыдала она, — прости меня.
— Ну, ты не только глупа, но еще и слепа, — ответила сестра, прибавив букет ругательств, способных заставить покраснеть даже бывалого моряка.
— Гм, гм, — прокашлялся еще кто-то.
Мейсон поднял глаза и увидел в дверях Луизу, свою младшую племянницу: она раздраженно постукивала носком туфли по полу, потому что никто не обращал на нее внимания.
Луиза, ей было семнадцать, стояла в позе, напоминавшей позу ее матери, когда та из каждого своего появления устраивала театральное представление. Но если Каро была жизнерадостной и остроумной, то лицо Луизы выражало высокомерное презрение. Она не унаследовала элегантной грациозности своей матери. По-солдатски печатая шаг, держась как можно дальше от мадам Фонтейн, Луиза обошла ее, как будто от их гостьи можно было заразиться чумой.
Девица надменно уставилась на Мейсона.
— Бог мой, дядя. Что делает эта шлюха в нашем доме? — спросила она, указывая на мадам Фонтейн.
Он всего лишь секунду смотрел на своих племянниц и увидел свое будущее, в котором это невоспитанное, нахальное трио останется в его доме до конца жизни.
«Я люблю своих племянниц, я люблю своих племянниц…» — словно молитву повторял он, убеждая себя. Но правду не скроешь: других таких отвратительных гарпий на свете не существовало. В эту страшную минуту его блуждающий взгляд упал на мадам Фонтейн — контраст был более чем очевиден. Никогда еще дьявол так не походил на ангела. Прежде чем Райли успела убрать свою руку, он ухватился за нее как за спасательный круг и закрепил их сделку горячим рукопожатием.
