— И он не…
— Разумеется, он ничем вас не выдаст, ваша светлость, Он без ливреи и в наемной повозке. Как вы и требовали.
— Отлично! — Оторвавшись от списка, Джеймс взглянул на мужчину, спускавшегося с лестницы. — А вот и вы, Уинстон. Моя записка доставлена леди Стэндон?
Судя по виду, Уинстон был готов броситься в Темзу.
Выбитый из колеи бедняга-секретарь был оскорблен до глубины души.
Все слуги нервничали, непривычные к тому, чтобы его светлость заглядывал к ним через плечо. И никто из них не мог, как Арабелла, запереться в своей комнате и отказаться участвовать в этой глупости.
Кантли строго посмотрел на секретаря, и этого было достаточно, чтобы тот ответил:
— Да, ваша светлость.
— Прекрасно, значит, она будет готова и все будет в образцовом порядке. — Герцог в очередной раз вернулся к списку. — А корзина? Как я просил?
Обиженно фыркнув, миссис Окстон жестом велела выйти вперед парню, прислуживавшему на кухне. Бедняга нерешительно попятился, когда Джеймс забрал у него корзинку, избавив от груза.
На миг у всех перехватило дыхание. Что это герцог делает? Помогает кухонному мальчишке?
Дело гораздо хуже, чем они могли предположить. Но герцог погряз еще глубже. Он открыл шедевр миссис Окстон и начал проверять, будто эта почтенная дама не могла собрать корзину по его вкусу.
Одна из служанок отвернулась, опасаясь, что экономка залепит герцогу затрещину за подобную дерзость.
— Да, похоже, все в порядке, — рассеянно произнес он. — Ветчина, пирог, сыр, яблочные пирожные. — Он поднял взгляд. — Сыр французский?
— Как вы велели, ваша светлость, — сквозь зубы процедила экономка.
— Ничего слишком шикарного и дорогого? — спросил Джеймс. — Нельзя, чтобы по виду было понятно, что это с нашей кухни.
— Все точно так, как вы распорядились, — сказала миссис Окстон, — вплоть до солонок.
Он снова осмотрел содержимое корзинки и закрыл крышку.
— Замечательно. Я знал, что вы все справитесь с трудной задачей. — Герцог повернулся и, прежде чем лакей успел распахнуть перед ним дверь, сам открыл ее и побежал по лестнице, как школьник.
— Ваша светлость! Ваша светлость! — поспешил за ним Ричардс. — Вы ничего не забыли?
Герцог, укладывавший корзинку в экипаж Джека, обернулся:
— Что?
Ричардс указал на его руку:
— Печатка, ваша светлость.
Джеймс вздрогнул:
— Боже милостивый! Как я мог забыть? Она наверняка узнала бы, кто я, если бы я забыл его снять. — Сдернув перчатку, он снял затейливый перстень и вручил камердинеру — Спрячьте его, Ричардс.
— Конечно, ваша светлость, — поклонился камердинер.
Джеймс взобрался на сиденье и тронул поводья.
В это время Джек вихрем мчался вниз по лестнице.
— Черт побери! Это моя карета? Мой сумасшедший братец опять ее взял? И снова без разрешения! — Но Джек опоздал, поскольку герцог уехал. — Я не посмотрю, что он Паркертон. Я его вызову за такие проделки! — бушевал Джек.
Тем временем миссис Окстон повернулась к Кантли и разразилась рыданиями. Обычно неколебимый дворецкий, обняв, похлопывал ее по спине:
— Ну-ну, Агата. Мы с этим справимся.
— Я бы не был так уверен, Кантли, — вставил Джек. — Паркертон решительно настроен на замечательный пикник.
— Посмотрим, насколько замечательным он окажется, лорд Джон, — ответил дворецкий. — Посмотрим.
Джек собрался уйти, но оглянулся на дворецкого:
— Кантли, какую проказу вы устроили?
— Проказу, лорд Джон? — царственным тоном спросил Кантли. — Понятия не имею, о чем вы говорите. — Помолчав, он с легкой улыбкой добавил: Но позвольте заранее принести вам искренние извинения за утрату кареты.
Элинор не получила никаких известий от мистера Сент-Мора. Ни отчета об Эйвенбери, ни слова о пикнике. Не то чтобы она много об этом думала.
Ну, не слишком много.
Прекрасно! Она не сводит глаз с двери, как влюбленная школьница. И хотя ее сестрица уверена, что вторник будет чудесным и солнечным, а мистер Сент-Мор явится с полной корзинкой вкусностей и пикник пройдет замечательно, у Элинор была масса сомнений.
Поэтому, когда звякнул дверной колокольчик, испуганный взгляд Элинор метнулся от письменного стола к дивану, на котором, закутавшись в покрывало, сидела Тия.
Это мог быть Сент-Мор, но с таким же успехом это мог быть и лорд Льюис, который однажды пришел заявить о своих правах опекуна и грозил привлечь сыщиков с Боу-стрит. Пока вид Томаса Уильяма не заставил его ретироваться на улицу.
Снова звякнул колокольчик. На этот раз Тия выпрямилась, она выглядела гораздо лучше. Она проснулась с мигренью и жаловалась на боль в желудке, но поднялась, предпочитая составить компанию Элинор и Минерве в гостиной.
— Это мистер Сент-Мор! Он повезет нас на пикник! — воскликнула девочка. Потом, вспомнив о своем недомогании, опустилась на диван. — Какая жалость, что я не могу поехать. — Тия театрально прижала руку ко лбу.
— Сомневаюсь, что это мистер Сент-Мор, — сказала Элинор, когда колокольчик звякнул в третий раз.
Где миссис Хатчинсон? Или Томас Уильям? Или их так называемый дворецкий мистер Маджетт, которого никогда нельзя найти? Никто из слуг в этом доме не знает, как открыть дверь?
Явно нет, поскольку колокольчик зазвонил снова.
— Он волнуется, — заметила Тия.
— Почему ты так уверена, что это Сент-Мор? — Элинор решила сама открыть дверь и на ходу поправляла юбку. — Не было ни записки, ни приглашения, ничего, кроме твоего шантажа.
— Ты ждала его не меньше меня, — со всей откровенностью объявила Тия.
— Нет, — солгала Элинор.
Сестра рассмеялась:
— Тогда зачем ты надела шерстяное платье и теплые нижние юбки? Ты бы их не надела, если бы не ждала, что он повезет тебя за город.
— Я его не ждала, — сказала Элинор, хотя предательский румянец говорил об обратном.
— Ты так же уверена, что это Сент-Мор, как и я, — сложив руки на груди, не унималась Тия. — К тому же он не нарушит данное мне обещание.
— Придется нарушить, поскольку ты не слишком хорошо себя чувствуешь для прогулки по холоду.
Элинор пошла к двери и обнаружила, что миссис Хатчинсон ухитрилась оказаться там раньше ее и впустила Сент-Мора.
Он заполнил холл своим присутствием, одетый для поездки, в высокой касторовой шляпе, в простом, отнюдь не щегольском пальто с пелериной, темных бриджах и начищенных сапогах.
У него была прекрасная фигура. Но именно лицо привлекло ее внимание, озорной блеск синих глаз, изгиб твердых губ, от которого кровь быстрее побежала у нее в жилах.
