— А вот и не позволим, — меланхолично возразил крепкий тип в пиджаке и нажал на дверь.
— Это почему же не позволите? Я, между прочим, тут живу! — уперлась Ольга Пална.
В этот момент Люсинда должна была сказать: «Между прочим, в пентхаусе!» — и тогда, возможно, приземленный тип отступил бы перед небожительницами.
Но Люсинда почему-то промолчала, и тип сказал:
— Бассейн закрыт, приходите завтра.
Одновременно он, даже не оборачиваясь, отвел назад крепкий локоть, и закрывающаяся дверь начала выдавливать Ольгу Палну в холл.
— Мне… Не надо… Завтра… Мне… Надо… Сейчас… Срочно! — запыхтела она, упираясь. — Мне отсюда звонили!
Дверь перестала давить, пиджак повернулся к бассейну шлицей, к Оле пуговицами.
— Вам звонили из бассейна?
— Фух, я знаю, это звучит идиотски…
Оля тщетно попыталась сдуть со взмокшего лба прилипший локон.
— Но минут пятнадцать назад мне действительно звонили с телефона, который установлен в бассейне! Во всяком случае, так сказала девушка с рецепции.
— Вань! Никак, у нас тут еще одна жертва! — крикнул тип в пиджаке в глубь бассейна.
— Два, два, два! — подхватило эхо.
— Кто? Где?
К первому типу в пиджаке подошел второй такой же.
— Вы, что ли, жертва?
— Типун вам на язык! — возмутилась Ольга Пална и быстренько поплевала через левое плечо. — Какая я жертва? Я жива и здорова.
— И это замечательно, — безразлично согласился пиджак, именуемый Ваней. — Но вам звонили из бассейна и — что? Назначили встречу? Кто, ваш знакомый?
— Э-э-э… Вообще-то, нет, никто мне ничего не назначал, — заюлила Ольга Пална, не желая втягивать в какие-то разборки Димку.
«А жаль, хороший доктор назначил бы тебе лечение», — отчетливо произнес ее внутренний голос.
Оля мотнула головой, выбрасывая эту неприятную мысль из головы вон.
— То есть, вы стали жертвой телефонного хулиганства, — подытожил невозмутимый Ваня. — Считайте, повезло! На другую неосторожную девушку реально напали.
— Кто?
Ваня пожал плечами:
— Хулиганы! Вскрыли дверь, проникли в помещение и давай тут пакостить. Вы, девушка, будете писать заявление?
— Ние, ние, ние! — подсказало Оле мудрое эхо.
— Не, не! — повторила она, отступая. — Никаких заявлений, никаких претензий, мы уже уходим.
Дверь закрылась.
— Говорю, уходим мы! — громко повторила Оля специально для Люсинды, которая застыла у стены бронзовой фигурой «Шагом марш, равнение направо».
Такая динамичная скульптура была бы уместна на парковой аллее, в одном ряду с «Юным барабанщиком» и «Горнистом». Пламенную Люсинду как будто приморозило на полном ходу в светлое будущее.
Ольга Пална проследила за застывшим взглядом подружки и тоже остановилась.
«Сочи встречает Международный форум «Мир и спорт» под председательством принца Монако Альбера Второго!» — радостно информировал плакат на стене.
— Принц Монако, — прошептала Люсинда, неотрывно глядя на портрет бравого мужчины в мундире с ватной грудью и множеством сверкающих орденов.
— О нет, — беспомощно сказала Ольга Пална, ощущая, как электризуется атмосфера.
В голосе Люсинды отчетливо звучали отдаленные еще громовые раскаты:
— Альбер-р-р Втор-р-рой!
— Это не тот принц! Он женат! — напомнила Оля, уже понимая, что все бесполезно.
— Подумаешь! — Люсинда наконец отмерла и махнула рукой. — Генрих Восьмой женился шесть раз, а Альбер мой чем хуже?
Она послала принцу на плакате сочный воздушный поцелуй и мечтательно сказала:
— Люсинда, принцесса Монако! Звучит, а? Все, Романчикова, шагом марш, вперед, труба зовет, военная кампания проясняется!
В лифте по пути на свои небеса Ольга Пална размышляла, как бы уговорить Люсинду отложить составление стратегических и тактических планов кампании по завоеванию принца хотя бы до завтра, если уж не до следующей жизни.
Внутренний голос подсказывал ей, что единственный действенный способ заключается в том, чтобы привести главного стратега и тактика в бессознательное состояние и продержать в таковом всю ночь до самого утра.
Оля всерьез прикидывала, как это сделать.
Внутренний голос настойчиво рекомендовал снотворное в спиртовом растворе.
Снотворное у Оли было, но моральные принципы тоже имелись. Она колебалась.
Гудение лифта и болтовня Люсинды размышлениям робкой злоумышленницы не мешали, а вот трели телефона в номере заставили ее напрячься.
— А ну, перестань трястись! — прикрикнула на подружку Люсинда, заметив, что у той задрожали руки. — Пусти, я сама открою.
Трубку тоже сняла Люсинда.
Оля выжидательно уставилась на нее большими глазами.
— Не Димка! — немного послушав, громким шепотом сообщила ей подружка и закивала, соглашаясь с кем-то в трубке. — Да, хорошо, проводите ее, мы ждем.
— Кого это мы ждем? — еще не успокоившись, сварливо спросила Оля.
Единственным, кого очень ждала она сама, в настоящее время был бог сновидений Морфей. Ольга Пална надеялась, что после качественного ночного отдыха она проснется в добром душевном здравии.
— Родственница Клары Абрамовны! — Люсинда прошла в гостиную и открыла минибар. — Сообразим-ка мы на троих…
«А вот и спиртовый раствор для снотворного!» — встрепенулся внутренний голос коварной злоумышленницы.
— На троих у меня снотворного не хватит, — буркнула она.
Жутковатая Клара Абрамовна Ольге Палне откровенно не понравилась, и знакомиться с какой-то родней очень странной старухи ей ничуть не хотелось.
— Ну, «Мохито» я, конечно, не состряпаю, но могу соорудить нам любимый коктейль Джеймса Бонда! — оживленно покричала из гостиной Люсинда. — Как думаешь, она будет…
— Не будет, — после секундной паузы уверенно ответила Оля, обернувшись на звук подъехавшего лифта.
Родственница Клары Абрамовны вовсе не походила на человека, который разделяет вкусы Джеймса Бонда.
Бонд нипочем не напялил бы на себя байковый халат в жутких розочках и махровые гольфы, элегантно подвернутые на щиколотках аккуратными бубликами!
Но родственница Клары Абрамовны не походила также на саму Клару Абрамовну, и как раз это можно было поставить ей в большой плюс. Зрячих глаз у родственницы было два, горбов и бородавок — ноль, и передвигалась она на своих двоих, обутых в прелестные резиновые шлепанцы с пластмассовыми ромашками.
— И снова здравствуйте! — без особой душевности сказала родственница, выступая из лифта в холл, с великолепием которого она решительно не гармонировала. — Как себя чувствуете?
