Я никак не могу к этому привыкнуть. Двадцать лет занимаюсь этим, а не выходит. Не укладывается в голове. Когда суровая реальность впихивает в мою голову правила жизни таких вот людей, этому все время мешают какие-то выступы. Наверное, больше меня ничто так не будоражит. Уже не удивляет, а выворачивает.
— Да ты уже почти взрослая! — то ли восхитился, то ли огорчился хозяин. — А где Танечка живет?
Я стоял в метре от него. Нас разделяли тонкая светонепроницаемая пленка и пятнадцать лет поисков.
Я слышал каждый звук, доносившийся через шторку, и шевелил пальцами ног. Вода хлюпала в туфлях, но мне не было до этого дела. Я промок насквозь от макушки до самых носков, так стоило ли нервничать из-за воды в обуви?
— В другом городе.
— В другом городе? — Я услышал смех. — Ой, как далеко. Танечка, раздевайся. Вот сюда можешь платьице сложить, носочки. А потом мы пойдем мыться.
— Я не хочу мыться.
«Может, мне помыться? — подумал я. — Шампунь — вот он. Чего зря обливаться-то?»
— Нет, Танечка пойдет мыться. Вместе с дядей, да?
— Нет, я не пойду.
— Пойдешь, маленькая сучка. Я за тебя три штуки евро заплатил. Сперва мы помоемся, а потом поиграем в больного и врача. У меня вот тут болит…
Я откинул шторку и шагнул из ванны на пол.
— Где у тебя болит?
Девочка не удивилась. Это было бы странно. Ведь в этой квартире все и без меня непонятно. Удивился хозяин, когда из его ванны, как Черномор из моря-океана, вышел мужик в плаще.
Снизу, без размаха, но очень сильно и резко я ударил хозяина ладонью в горло. Огромный, килограммов в сто двадцать весом убийца схватился за горло и попятился назад.
— Здесь больно? — не повышая голоса, вежливо спросил я. — Сейчас дядя тебя вылечит. Танечка, выйди, пожалуйста, за дверь.
Хозяин поднимался, остервенело хрипя. Я качал головой и стоял перед ним, уперев кулаки в бока.
— Как долго я тебя искал. Однако с кем промашки не бывает, верно? — Я резко ударил громилу ногой в грудь.
Тот снова рухнул, и от его падения качнулось мое изображение в зеркале.
— Долбаный педофил. Вспомни семьдесят девятый год. Цыгане, мальчики — не забыл?
Я врезал ему ногой по лицу. Вместе с брызгами воды белоснежный кафель покрылся кровавым крапом.
— Но я знаю, ты и не забывал. Ведь это было только начало. Ты лишь входил во вкус.
Он вскочил, ринулся вперед как медведь и ударил меня головой в грудь. Несмотря на готовность к чему угодно, я потерял равновесие и полетел спиной, прямо как манекен из витрины, в которую врубилась машина. Я наклонил голову, чтобы не удариться затылком, ушел в сторону и встретил хозяина правой. Удар получился не сильным, но я на это и не рассчитывал. Кулак въехал в нос хозяина квартиры, вмял его и свернул в сторону. Прыгая как на ринге, я выбрался из угла и занял центр ванной комнаты.
Из сломанного носа убийцы ручьем лилась кровь. В этом теле ее было много. Теперь она вся торопилась наружу, смешивалась с водой, брызжущей из душа, и собиралась в узкий ручеек, чтобы сбежать от хозяина в сливное отверстие на полу.
— Убью, шакал!.. — фыркая красными пузырями, прорычал он и выдернул рукой ящик из стойки под раковиной.
Я увидел два десятка медицинских инструментов, от скальпеля невероятных размеров до пилы и клещей, и понял, что пора заканчивать.
— Сколько девочек ты здесь порезал, плохой мальчик? — процедил я, глядя исподлобья и опуская руку в карман плаща.
— Сейчас встретишься и посчитаешь…
— Слышал, ты перешел на девочек недавно. А до этого тебя интересовали исключительно мальчики.
Я не видел, что именно зажато в кулаке моего клиента. Не зрение, а внутреннее чутье давало мне представление о предмете, который как зеркало отражал свет лампочек, горящих под потолком. Представить, какой он формы, было невозможно. Фантазии людей, имеющих обыкновение резать детей как кроликов в собственной ванной, были куда шире моих способностей их искать. Мало ли чем можно кромсать детское тело.
Кровь все лилась из ноздрей хозяина, но он этого не замечал. Боксер на ринге, избитый до полусмерти противником, мечтает дожить до середины двенадцатого раунда и вложить все силы в один-единственный удар. Больше ему рассчитывать не на что. В том же состоянии сейчас находился и мой клиент. Ему нужно было нанести всего один удар.
Он выбрал время для этого, ринулся вперед и резко затормозил на мокром полу, рассчитывая, что я отшатнусь или брошусь навстречу. Тут, воспользовавшись инерцией движения моего тела, можно будет меня и прикончить. Здоровяк дотянулся ножом, рассек рубашку на моей груди.
Но вместо того чтобы испугаться, я выбросил руку вперед и только потом отступил к стене.
Убийца засмеялся.
— Больно? — горя глазами и отрывисто дыша, выдохнул он. — То ли еще будет.
Глядя исподлобья и улыбаясь уголками губ, я пошел вдоль стены и тихо проговорил:
— Боль — очень странное чувство. Ты не воспринимаешь ее сразу. Адреналин пожирает сигналы, посылаемые мозгу, словно боль и разум стоят в одной пищевой цепочке. Боль приходит потом, когда отваливает первая волна, сверкает как молния, ослепляет.
Он поворачивался вслед за мной, беспрестанно сплевывал кровь, сочащуюся из носа, и внимательно смотрел в лоб незнакомца, явившегося без приглашения, огромными, красными от возбуждения глазами.
— Боль наносит первый удар, когда ты этого не ждешь, — заколдовывая его, бормотал я, низко наклонив голову и зная, что из-за бровей ему почти не видно моих глаз. — Когда кажется, что лучше не бывает, а хуже не будет никогда. Тут-то она и рушит все надежды. Сейчас ты узнаешь это…
Я взмахнул рукой и отступил.
Его тряхнуло, и он тоже сделал шаг назад. Глаза громилы полезли из орбит, когда он сошелся взглядом с тем местом, которое послало ему сигнал о смертельной опасности. Его запястье было вспорото до самых сухожилий. Оттуда уже давно, окрашивая мокрый пол ванной в багряные тона, била в две струи кровь.
— Когда?! — захрипел он. — Сволочь! Откуда ты здесь взялся?!
Одной ладонью он зажимал рану, а во второй удерживал скальпель размером с тесак. Здоровяк боялся остаться безоружным. Ударить меня он уже не мог, но и не отпускал скальпель, потому что это гарантировало бы его смерть. Чем сильнее этот тип сжимал рукоять, тем быстрее, гонимая напряжением, уходила из него кровь.
— Я заплачу, сколько ты скажешь! — роняя нож и отступая, прокричал хозяин квартиры. — Ты никогда не видел столько денег!.. — Он упал на одно колено и протянул ко мне пропитанные кровью, блестящие рукава халата. — Помоги остановить ее! Помоги!..
Я опустил нож, приблизился к нему и спросил:
— Тебе страшно?
