— Жаль, что мы никогда больше не встретимся, — сказал я. — Мне хотелось бы иметь такого друга, как вы.
— Я даже не поинтересовался, кем вы работаете, — спохватился он.
— Да ни к чему это. Путешественник, — мгновение подумав, проговорил я. — Да так и есть, я одинокий путешественник.
Он усмехнулся, скривив рот, посмотрел на меня и почесал щеку.
— Совпало. Я тоже путешествую в одиночку. А у таких бродяг не должно быть друзей. В любом случае, если к сорока не обзавелся ими, значит, не нужно и начинать. А зовут вас как?
Настала моя очередь веселиться.
— А вот это точно лишнее! Если имя не понадобилось в начале разговора, то не нужно выяснять его в конце.
Он ткнул в меня пальцем:
— Вы бесконечно правы. Счастливого пути!
Из кафе мы вышли вместе, подарили друг другу улыбки признательности и разошлись в разные стороны. Он направился к своему джипу, а я — в сторону вокзала.
Невероятно. Немыслимо!.. Этот человек и в третий раз оказался прав. Неподалеку, где-то совсем рядом, гораздо ближе, чем тебе кажется, так же не торопясь, но, в отличие от тебя, осмысленно, прогуливается нечто. Твоя задача не встретиться с ним. В мои годы становишься сентиментален и утрачиваешь бдительность. Нет, это немыслимо. Сколько на Земле людей? Около пяти миллиардов. А в России? Сто сорок миллионов. Невероятно!
Мне повезло только потому, что рядом со мной оно оказалось, когда не осознавало себя.
Приход таких людей в твою жизнь — всегда знаковое явление. Чем быстрее ты увеличиваешь расстояние до них, тем солнечней и теплее становятся твои последующие дни.
Можно было сесть в такси, благо скучающие водители машин с шашечками смотрели на прохожих с каждой остановки. Но мне захотелось проветрить голову.
У вагона проводница убедилась, что билет у меня есть, в нем все правильно, и тут же потеряла ко мне интерес. А я закурил свою последнюю перед поездкой сигарету. Я всегда так делаю. Есть привычки, познакомившись с которыми по собственной воле, теряешь шанс на расставание с ними. Курил я долго и с наслаждением, потом поднялся в вагон, ощутил привычный запах узкого коридора и только теперь успокоился. Судьба так или иначе сводит с нами счеты. Всегда приходится быть готовым к тому, что она проявит свой норов в самый неподходящий момент. Для этого не нужно многого. Просто следует быть чуть внимательнее людей, окружающих тебя.
Дверь в купе была закрыта. Если там не переодеваются какие-то пассажиры, есть шанс, что всю дорогу я проведу в одиночестве. И слава богу. После таких встреч возникает необходимость побыть в тишине, отдохнуть от людского говора.
Я откинул дверь и остановился на пороге.
Артур сидел на нижней полке у окна. Он положил локти на столик и равнодушно разглядывал перрон. Мое появление ничего не изменило.
Перешагнув далеко за середину жизни, нелепо дурака валять. Поэтому я просто забросил сумку на верхнюю полку, расстегнул плащ и сел напротив. Непонятно только, зачем все это учинил. Ведь Артур тоже не молод.
— Решили оттянуть встречу с отцом? — поинтересовался я, распутывая галстук. — Вас не мучает чувство вины, привитое с детства?
Он оторвал взгляд от перрона и всмотрелся в меня так, словно видел впервые.
— Я задам тот же вопрос. Зачем?
Поймет ли?
— Видите ли, мой мальчик… — Я все-таки решил рискнуть. — В нашем мире, чуть тронутом бескорыстием и благородством, ежедневно совершается одна тысяча четыреста двадцать четыре убийства. Я думаю, этими цифрами нас хотят не запугать, а успокоить. Одно убийство в минуту на ста сорока девяти миллионах квадратных километрах суши — это не так уж много. Мне кажется, это примерные цифры — я об убийствах.
К почти полутора тысячам покойников следует добавить и казненных, а также тех, кто отдал богу душу в больницах. Во многих странах, тронутых бескорыстием и благородством, принудительная смерть не считается убийством, если жертва скончалась в руках врачей.
Но многократно умножить количество официально убиенных позволило бы разрешение причислить к миру теней пропавших без вести. Мир, тронутый бескорыстием и благородством, почему-то стесняется признавать очевидные факты. Мне кажется, что если из миллиона таких вот пропавших найдется потом хотя бы тысяча, то куда разумнее было бы считать всех прочих убитыми, нежели из благородства подозревать, что они живы.
Понятие «пропавший без вести» мне вообще кажется лишенным смысла. Потому что я точно знаю — если человек не вернулся на своих ногах домой к тому моменту, когда знающие его люди уже спятили от горя, значит, он убит. Если тело его не обнаружилось в первые семь дней поисков, значит, оно надежно спрятано. Вы понимаете, о чем я говорю? Спрятано. Это значит, что к процессу его исчезновения без вести причастен человеческий мозг. Ну и руки, разумеется.
— Вы издеваетесь надо мной? — не повышая голоса, спросил он.
— Нисколько. — Я развязал галстук, бросил его на полку и тоже положил локти на столик. — Пропавшего без вести, хорошо спрятанного человека ищут по известному сценарию. Мне же всегда хотелось посмотреть, как это будет происходить рядом с трупами, развешанными на березах.
Я занимаюсь этим всю жизнь. Моя профессия — выслушивать последние слова тех, кто выбран мной для эксперимента. Людям, ищущим убийцу, нужна самая пригодная версия. Так меньше правды, но и хлопот тоже. Я даю им ее. Версию, не имеющую ничего общего с правдой. Не припомню случая, чтобы это не сработало.
Я странствую по свету, ищу справедливость в зрелом возрасте с тем же усердием, с каким вы искали ее в детстве. Я остановлюсь, когда пойму, что людям нужно не раскрытие убийства, а правда о нем. Но мне кажется, что конца моему эксперименту не будет.
— Ну зачем вы так мрачно?! — Артур вразнобой моргнул. — С удовольствием сообщаю вам радостную новость: ваш эксперимент закончен.
— Это вряд ли, — позволил я себе усомниться, поскольку у меня имелись к тому все основания.
Поезд загремел сцепкой, и нас качнуло.
— Что ж, до ближайшей станции пять часов, Артур. Мы снова стали собеседниками. Кстати, почему вас не выгоняют?
— Я заплатил проводнице в оба конца, — объяснил он. — Да и вагон практически пуст, как она сказала. В общем, не знаю, что именно решило вопрос.
— Вот мерзавцы, — огорчился я. — А мне — билет у туалета при пустом вагоне. Однако позвольте мне отложить суть главной темы на потом и спросить, где я ошибся?
— На деде Пеше.
— Не понял.
— Я не говорил вам, что тракторист отдал сапоги слепому старику. Для меня это новость. — Артур выложил на столик сигареты и зажигалку. — Значит, это сделал кто-то другой. Убийца, стало быть, не тракторист. Выходит, что это вы.
Годы. От их груза никуда не денешься. Коньяк тут ни при чем. Это годы.
