Глава 1
Я забрел в кафе и прошел в дальний угол. Сел за столик и осмотрелся. Первым на глаза попался бармен. Меня он тоже изучал внимательно, хотя и делал вид, что это нечаянно. Вторым оказался мужчина за соседним столиком. Увидев меня, он тут же отвернулся и уставился в окно безразличным взглядом. Так смотрят на чужие похороны или на воду в отсутствие клева.
За столиком у окна сидели еще двое мужчин. Они изредка притрагивались губами к чашкам с кофе и, казалось, находились здесь лишь по той причине, что были напрочь лишены фантазии. Я переглянулся с ними пару раз и более их не замечал.
Ничего необычного в моей внешности бармен не нашел. Лицо мужчины, которому слегка за пятьдесят, ничем не примечательное, слепленное Господом без всякого настроения. Я легко теряюсь в толпе. Женщины в моем присутствии не занимают выигрышных поз и не вытирают второпях пальцами уголки губ от помады. На вечеринку со мной они идут, когда все аристократы, значащиеся в их записных книжках, сослались на уважительные причины. Мне нравится производить первое впечатление, меня забавляет равнодушный взгляд, обращенный в мою сторону.
Пока я грел теплом рук коньяк, принесенный в пузатом тонкостенном бокале — напитки здесь подавать, к счастью, умели, — бармен, необоснованно затосковавший по стабильному доходу, снова принялся скрипеть полотенцем в стаканах. Здесь знают, что коньяк в рюмке такая же пошлость, как и водка в чайной чашке. Хотя, чего греха таить, если мне наливают в чашку, я пью, не протестуя. Но бармен хорош. Принес бокал и теперь спокойно протирает стаканы. Мы с ним чем-то похожи. Большую часть жизни в гремящем тоской одиночестве мы оба с ним что-то протираем. Он — стаканы, я — мысли.
Мужчина встал из-за столика и направился ко мне. Мне не оставалось ничего другого, кроме как поднять взгляд и согласно кивнуть в ответ на просьбу сесть напротив.
— Скорее всего, вы здесь проездом, — предположил мужчина и, начав беседу таким образом, предоставил мне право как следует себя рассмотреть.
Я разглядел его, пока он усаживался, и кивнул.
— Я тоже, — признался он и вдруг спросил: — Когда вы уезжаете?
— Мой поезд отходит в шесть утра. — Я глотнул коньяк и стал ждать, что будет дальше.
— Стало быть, почти семь часов. — Он потер подбородок.
Я не услышал скрипа щетины, так раздражающего меня. В одиннадцатом часу вечера мужчина выбрит, на нем надет хороший костюм. Все это располагало к знакомству.
— Если не секрет, куда едете?
Я назвал город.
Он удивился так, словно я сообщил ему о возвращении Одиссея в Трою.
— Невероятно… — пробормотал он. — Это же город, где я родился. — Мужчина попросил бармена приготовить кофе, а потом деловито поинтересовался у меня: — Скажите, как вы намерены распорядиться этими своими семью часами?
— Думаю выпить коньяку и отправиться на вокзал. — Я усмехнулся. — Этот город похож на кладбище.
— Я оплачу весь коньяк, что вы здесь закажете, если согласитесь выслушать меня.
— А сами не пьете?
— Мне запретил врач.
Выслушивать — моя профессия. Но никогда еще мне не приходилось это делать при таких обстоятельствах.
— Почему вы решили, что я тот, кто вам нужен? — спросил я на всякий случай.
— Кроме вас, здесь никого нет. Вы не знаете, как убить время. Лучшую кандидатуру трудно подыскать. Но надо же, какое совпадение!.. — снова поразился он тому, что Земля круглая. — Вы живете там, где когда-то и я…
— Я там не живу, но часто бываю, — уклончиво ответил я. — У меня квартира в этом городе.
— Я тоже там больше не живу. Вы бываете в парке у Дома культуры?
— Коньяк здесь дорог, — предупредил я.
— Пустое. — Он повернул голову и попросил бармена принести бутылку.
— Вы умеете заставлять слушать, — сказал я с горькой усмешкой, но ответа не последовало.
Этого человека рядом уже не было. Он находился в сотне лет от меня. Было видно, что ему трудно начать. Но мужчина, вероятно, вспомнил, что путь длиною в тысячу миль начинается с первого шага, поблуждал взглядом по серому пейзажу вокруг и заговорил.
Глава 2
«Город сошел с ума», — часто повторял отец в тот год.
Я не понимал, почему он так говорит. Как город может сойти с ума? Эти выкрошенные тротуары, похожие на надкусанные плитки черного шоколада, деревья, повисшие мускулистыми ветвями над ними, дома, посеревшие от старости и раздоров внутри себя. Как это все может сойти с ума?
В моем представлении на это способен только человек. Я был уверен в том, что даже животное, собака к примеру, сойти с ума не может. Потому что все собаки в городе и без того ведут себя как безумные. Они подбирают еду с дороги, ищут ее на свалках, спят в пыли и бросаются на машины. Я не встречал еще ни одной, которая вела бы себя прилично. Разве разумное существо будет поджимать хвост, рычать и оголять зубы при моем приближении?
— Город сошел с ума, — сказал отец, придя из школы. — Снова пропал ребенок, на сей раз у Демидовых.
— У Демидовых? — Мама ахнула и заплакала.
Наверное, ей было нестерпимо жаль Демидовых. Так беззащитно мама плакала всегда, когда испытывала это вот чувство.
В городе стали пропадать дети. Сын Демидовых, Аркашка, был уже третьим, кто за последние два месяца вышел из дома и не вернулся. Детей искали все, кто только мог этим заниматься. Обвинять в беспомощности милицию никто не смел. Всем было хорошо известно, что сотрудники районного отдела ходят домой только для того, чтобы переодеться или пару часов поспать. Остальное же время они искали детей. Таких, как я. Только пропавших.
После исчезновения первого ребенка к сыщикам присоединились жители города, даже дети. Всякий раз, сбиваясь в группы, они с фонарями в руках обыскивали окрестности и находили то, что искали. Видимо, убийца не хотел устраивать головоломки.
Присоединиться к поискам, казавшимся мне увлекательными и опасными, порывался и я, но всякий раз мама осаживала меня, грозя ремнем. Она никогда не ударила бы меня. Я это знал и никогда не доводил ситуацию до той последней черты, за которой насилие было бы обоснованно и неизбежно. В этом, наряду с многими другими обстоятельствами, заключался особый смысл нашего мирного сосуществования. Обе стороны хорошо знали, где находится эта черта, и никогда ее не пересекали.
Все началось с цыганского табора, забредшего на окраину нашего города. Они приехали на своих кибитках по асфальтовой дороге, ведущей из областного центра, и остались рядом с ней, лишь скатившись с обочины. Разбив лагерь и породив кучу слухов, неделю цыгане жили, утверждая мнение о себе как о народе мирном, недобрые слухи о котором ходят совершенно зря. Женщины в цветастых юбках и платках гурьбой бродили по магазинам, выпрашивали у прохожих или во дворах деньги, еду и вещи.
