После дознания следующей тяготой были похороны, организацией которых занимались мы с Каролиной; они состоялись в следующую пятницу. Учитывая обстоятельства смерти миссис Айрес, мы решили, что все должно пройти без шума, и поначалу нас мучило только одно: как быть с Родом? Его присутствие мы полагали непременным и ломали голову над тем, как все устроить; возникал вариант сопровождающего санитара, который будет представлен другом. Оказалось, муки наши были напрасны: я съездил в клинику, чтобы известить Родерика о самоубийстве матери, и его отклик меня ужаснул. Он не осознал утраты, его впечатлил только сам факт смерти. Родерик счел его доказательством того, что мать пала жертвой дьявольской «заразы», которую изо всех сил он пытался сдержать.
— Все это время она выжидала, зрея в тишине дома. Я думал, что одолел ее, но вон что она вытворяет! — Родерик схватил меня за руку. — Теперь там никому не будет покоя. Каролина… Боже мой! Ее нельзя оставлять одну! Она в опасности! Вы должны куда-нибудь ее увезти! Прямо сейчас!
На секунду я растерялся и чуть было ему не поверил. Но затем разглядел дикий блеск его глаз и понял, что рискую последовать за ним в пучину безумия. Я заговорил спокойно и разумно, но это его лишь взбеленило. Когда я уходил, он орал и бился в руках сиделок. Каролине я сказал, что «улучшений нет», и по моему лицу она все поняла. Отказавшись от мысли хотя бы на день привезти его в Хандредс-Холл, мы с помощью Десмондов и Росситеров пустили слух, что он за границей, нездоров и приехать не сможет. Не знаю, насколько в это поверили, ибо в округе уже курсировали разговоры об истинной причине его отсутствия.
Как бы то ни было, похороны прошли без него и прошли хорошо, если такое возможно. Следом за катафалком мы с Каролиной выехали из Хандредс-Холла в машине похоронного бюро, а за нами двигалась процессия из трех-четырех автомобилей с ближайшими друзьями и родственниками, сумевшими проделать нелегкий путь из Суссекса и Кента. Погода наладилась, но снег сошел не весь, и вереница черных машин на белой дороге являла собой мрачное зрелище, которое свело на нет все наши попытки не привлекать внимания. В округе, где феодальный дух был живуч, слишком хорошо знали это семейство, и вдобавок газетные публикации на смерть миссис Айрес лишь усилили трагическую загадочность, всегда окутывавшую Хандредс-Холл. Люди выходили к воротам ферм и стояли в дверях домов, провожая катафалк взглядами, в которых светилось торжественное любопытство. В Лидкоте Хай-стрит была запружена зеваками, смолкшими с нашим приближением; мужчины снимали шляпы и кепки, некоторые женщины плакали, но все выгибали шеи, дабы ничего не пропустить. Я вспомнил день почти тридцатилетней давности и себя в новенькой школьной форме, когда вместе с родителями наблюдал за другими похоронами в семействе Айресов; тогда гроб был вдвое меньше нынешнего. От воспоминания закружилась голова, словно жизнь моя вертелась волчком, пытаясь цапнуть себя за хвост. У церкви толпа стала гуще, я почувствовал, как напряглась Каролина. Я взял ее руку в черной перчатке и тихо сказал:
— Они хотят выразить уважение, только и всего.
Каролина прикрыла рукой лицо, пытаясь избежать взглядов:
— Все на меня смотрят. Что они выглядывают?
Я сжал ее пальцы:
— Крепитесь.
— Боюсь, не смогу.
— Сможете. Посмотрите на меня. Я здесь. Я вас не покину.
— Нет, не оставляйте меня! — Взглянув на меня, она вцепилась в мою руку, словно испугавшись этой мысли.
Через двор церкви поплыл колокольный звон, в морозном безветрии казавшийся неестественно громким и скорбным. Тяжело опираясь на мою руку, Каролина смотрела в землю, но в церкви успокоилась, ибо теперь оставалось лишь пройти через панихиду, вовремя совершая ритуалы, что она успешно и делала с тем же безразличием, с каким в последние дни исполняла все другие дела и обязанности. Она даже подпела псалмам. Прежде я никогда не слышал ее пения, оказавшегося таким же мелодичным, как ее речь, — красиво очерченные губы четко произносили все слова.
После недолгой панихиды викарий мистер Спендер, долгие годы знавший миссис Айрес, произнес короткую прочувствованную речь. Говоря о покойной, он использовал выражение «старомодная леди», которое я слышал от других, и назвал ее частью «иного, более милосердного века», словно она была древней старухой, последней в своем поколении. Он помянул смерть ее дочери Сьюзен, о чем, конечно же, сказал он, помнят многие. В тот день миссис Айрес шла за гробом своего дитя, говорил мистер Спендер, и, похоже, в душе своей она совершала сей путь всю оставшуюся жизнь. Утешимся же сознанием того, что трагическая кончина завершила его воссоединением с дочерью.
Я заметил, что, слушая его речь, многие печально кивали. Ну конечно, ведь никто из них не видел миссис Айрес в ее последние дни, когда она пребывала во власти помрачения столь мощного и нелепого, что оно будто окутало злыми колдовскими чарами окружавшие ее бездушные предметы. Но в церковном дворе, стоя возле вскрытой семейной могилы, я подумал, что, наверное, Спендер прав. Нет никаких чар, никаких теней, никакой тайны. Все очень просто. Вот рядом со мной безвинная Каролина, дом — скрепленные раствором кирпичи — тоже ни в чем не виноват, а бедная миссис Айрес наконец-то воссоединится с потерянной дочкой.
Прозвучали молитвы, гроб опустили в землю; мы отошли от могилы. К Каролине потянулась вереница желающих выразить соболезнование и пожать ее руку: Джим Сили с женой, застройщик Морис Бабб, Дэвид и Анна Грэм… Я заметил, что Сили приостановился и смотрит в мою сторону. Помешкав, я к нему подошел.
— Ужасный день, — прошептал он. — Как держится Каролина?
— В общем-то, неплохо. Чуть замкнута, но и только.
Сили окинул ее взглядом:
— Еще бы. Вот сейчас-то она и начнет осознавать. Вы уж за ней присматривайте.
— Конечно.
— Я слышал разговоры. Значит, вас можно поздравить?
— Нынче не лучший день для поздравлений, но, в общем, да, — смутился я, хотя мне было приятно.
Сили похлопал меня по руке:
— Рад за вас.
— Спасибо.
— И за Каролину. Видит бог, она заслужила немного счастья. Мой вам совет: не затягивайте; как только все это закончится, увезите ее и устройте славный медовый месяц. Новая жизнь и прочее.
— Так я и хотел.
— Молодчина.
Сили позвала жена, а я вернулся к Каролине, которая уже искала меня взглядом. Она снова тяжело оперлась на мою руку, и я искренне пожалел, что нельзя просто отвезти ее домой и препроводить в постель. Но еще предстояли поминки, и началась суета из-за того, кому втиснуться в похоронное авто, а кому сесть в личные машины. Каролина занервничала; сдав ее под опеку суссекских родичей, я сбегал за своей «руби», которая могла взять трех пассажиров. Ко мне сели Десмонды и слегка похожий на Родерика приблудный юноша, оказавшийся Каролининым кузеном по отцу. Симпатичный парень, он не шибко переживал кончину миссис Айрес и всю дорогу безостановочно балаболил. В Хандредс-Холле кузен не был больше десяти лет и простодушно радовался возможности снова его повидать. Он приезжал с родителями, рассказывал парень, дом, сады и парк оставили в нем массу приятных воспоминаний… Болтун смолк лишь на тряской подъездной аллее. Миновав заросли лавра и крапивы, мы выбрались на гравийную дорожку, и парень недоверчиво вытаращился на незрячий дом.
