Я пожал плечами:
— Нынче я был весьма далек от образца для подражания.
— Это пустяки, текучка. Когда надо, вы не оплошаете. Сами же говорите, мысли заели… Может, поделитесь? Не подумайте, что я сую нос в чужие дела, просто по себе знаю: иногда полезно обмусолить с коллегой трудный случай.
Он говорил беспечно, но искренно, и моя легкая неприязнь к его обаятельным манерам, кавардаку в доме и милой семье понемногу увяла. Возможно, подействовали виски и каминное тепло. Комната составляла разительный контраст моему унылому холостяцкому жилью и Хандредс-Холлу. Я представил измочаленных тревогами Каролину и миссис Айрес, которые сейчас зябко съежились в сердце темного безрадостного дома.
— Наверное, вы догадываетесь о причинах моего беспокойства, — сказал я, гоняя виски в стакане. — По крайней мере об одной из них.
Глаз я не поднимал, но заметил, как Сили отхлебнул из стакана.
— В смысле, Каролина Айрес? — безмятежно спросил он. — Так я и думал, что дело в ней. Вы последовали моему совету на балу?
Я заерзал, но Сили не дал мне ответить:
— Знаю, знаю, я был вусмерть пьян и жутко бестактен. Однако я не шутил. Что случилось? Только не говорите, что вас отшили. Девица слишком мечтательна, что ли? Можете мне довериться, сейчас я не пьян. Кроме того…
Теперь я поднял взгляд:
— Что?
— От слухов никуда не денешься.
— О Каролине?
— Про все семейство. — Сили посерьезнел. — Мой бирмингемский приятель на полставки практикует в клинике Джона Уоррена. Он рассказал мне о жутком состоянии Родерика. Скверная история, да? Не удивлюсь, если она подкосила Каролину. Ведь там что-то еще произошло, верно?
— Да, — помолчав, сказал я. — Я не прочь рассказать, ибо все так чертовски странно, что я уже ничего не понимаю…
И я без прикрас выложил всю историю: галлюцинации Рода, пожар, каракули на стенах, звонки от невидимок, страшные приключения в детской. Сили слушал, временами покачивая головой или издавая рыкающий смешок. Однако потом смешки угасли, а по завершении моего рассказа он некоторое время молчал, стряхивая сигаретный пепел в камин.
— Бедная миссис Айрес, — наконец сказал он, откинувшись в кресле. — Весьма изощренный способ вскрыть себе вены, а?
— Значит, вы так это поняли? — удивился я.
— А как же еще, дорогуша? Ну разве что бедолага стала жертвой скверного розыгрыша. Полагаю, этот вариант можно отбросить?
— Да, конечно.
— Тогда шаги в коридоре и тяжелое дыхание в трубе дают четкую картину психоневроза. Она винит себя в потере детей — Родерика и той девчушки — и жаждет наказания. Говорите, все произошло в детской? Трудно отыскать более символичное место.
Признаюсь, я сам об этом думал, а еще вспоминал удивительный факт, что пожар разразился в кабинете — средоточии расстройств и страхов Родерика. Однако что-то меня смущало.
— Не знаю, — сказал я. — Даже если допустить, что происшествие с миссис Айрес было чистой галлюцинацией, и найти разумное объяснение всем другим инцидентам, что, полагаю, вполне возможно, все равно меня тревожит кумулятивная природа этих несчастий.
Сили отхлебнул виски:
— То есть?
— Скажем так: к вам приходит ребенок со сломанной рукой; вы накладываете гипс и отправляете его домой. Через пару недель он является с поломанными ребрами. Вы его подлатали и опять отправили домой. Еще через неделю он возвращается к вам с новым переломом… Тут уже ясно, что проблема не в сломанных костях, верно?
— У нас речь не о костях, — возразил Сили, — но об истерии, которая гораздо непонятнее переломов и, к сожалению, заразна. Одно время я работал в женской школе, так вот там целый семестр была мода на обмороки. Редкостное зрелище: девчонки скопом валились, точно кегли. А потом стали хлопаться даже учительши.
Я покачал головой:
— Тут что-то загадочнее истерии. Такое впечатление, будто нечто медленно высасывает из семьи жизненные соки.
— Это «нечто» называется лейбористским правительством! — хохотнул Сили. — Проблема Айресов в том, что они не могут или не хотят приспособиться, вам не кажется? Поймите меня правильно, я им весьма сочувствую. Как жить в нынешней Англии старому роду, у которого лишь ошметки знатности, а нервишки ни к черту?
Он говорил совсем как Питер Бейкер-Хайд, его живость показалась отвратительной. Впрочем, он же никогда не был другом этой семьи, подумал я.
— Возможно, это верно в отношении Рода. Тем, кто его хорошо знал, было ясно, что парень катится к нервному срыву. Но миссис Айрес — и самоубийство? Не верю.
— Даже на секунду не допускаю, что, разбивая окно, она хотела свести счеты с жизнью. Как всякая дамочка, которая якобы готова наложить на себя руки, она просто разыгрывала миленькую драму с собой в главной роли. Не забывайте, она привыкла к вниманию, которым в последнее время была обделена… Не исключено, что она вновь выкинет подобный фортель, когда суета вокруг нее уляжется. За ней приглядывают?
— Разумеется. Похоже, она совсем оправилась, что меня озадачивает. — Я глотнул виски. — И вообще, вся эта чертова история сбивает с толку. В доме происходят необъяснимые вещи, словно он окутан какими-то миазмами. Каролина… — я запнулся, — вбила себе в голову, что у них творится нечто сверхъестественное — будто во сне Родерик является в дом или что-то в этом духе. Начиталась всякой муры вроде Фредерика Майерса и ему подобных.
— Что ж, возможно, она что-то раскусила. — Сили загасил окурок.
— Вы серьезно? — вытаращился я.
— А что? Идеи Майерса — естественное продолжение психологии, верно?
— В моем понимании психологии — нет.
— Уверены? Но вы же подпишетесь под общим принципом: кроме личностного сознания еще есть подсознание, этакое дремлющее «я»?
— В широком смысле — да.
— Тогда можно предположить, что в определенных обстоятельствах это дремлющее «я» высвобождается, обретает самостоятельность, пересекает пространства и становится видимым. Таков тезис Майерса, верно?
— Насколько я знаю, да. Но все это хорошо для сказки у камина, ведь тут ни капли научности!
— Пока нет, — усмехнулся Сили. — И я бы не стал представлять сию теорию медицинскому комитету графства. Но возможно, лет через пятьдесят медицина сумеет откалибровать сей феномен и дать ему объяснение. Пока же все так и будут бездумно бормотать: «Чур меня от вурдалаков, упырей и прочей нечисти!»
Он прихлебнул виски и продолжил другим тоном:
— Знаете, мой отец однажды видел призрака. Ему явилась его мать, почившая десять лет назад. Она возникла в дверях его амбулатории и сказала: «Быстро домой, Джеми!» Не задумываясь, отец накинул пальто и рванул домой. Оказалось, его любимый брат Генри поранил руку, была опасность заражения крови. Отец ампутировал брату палец, чем, вероятно, спас ему жизнь. Как вы это объясните?
