— Миссис Айрес кое-что рассказала. Сочувствую. Наверное, вам пришлось тяжело.
— Страшное было время, — кивнула Каролина. — Эти его жуткие шрамы, размозженная нога… казалось, он на всю жизнь останется калекой. И самое ужасное, он не старался выздороветь. Просто сидел здесь, о чем-то думал, беспрестанно курил и, по-моему, пил. Когда они разбились, погиб штурман. Наверное, Род винил себя. Хотя в этом никто не виноват… кроме немцев, конечно… Говорят, пилоты всегда очень тяжело переживают гибель экипажа. Тот мальчик был совсем юный — всего девятнадцать, моложе Рода. Лучше бы погиб я, говорил брат, тому парню было нужнее жить. Представляете, каково нам с мамой было это слышать?
— Представляю. А позже он такое говорил?
— Мне — нет. Насколько я знаю, маме тоже. Но она боится, что он снова заболеет. Может, из-за своих страхов мы все надумываем? Не знаю… Но что-то не так. С ним что-то происходит. Его будто сглазили. Он же никуда не ходит, даже на ферму. Только сидит здесь, мол, бумаги разбирает. Вон, посмотрите!
Письменный стол и тумбочка возле кресла были скрыты ворохом писем, жировок и толстых тетрадей.
— Он же тонет во все этой писанине! А помочь не разрешает! Мол, у него своя система, мне не понять. Разве это похоже на систему? Бетти — единственная, кому он позволяет сюда входить. Она хоть подметет и вытряхнет пепельницы… Я бы так хотела, чтоб он устроил себе отпуск, съездил бы куда-нибудь. Но нет — нельзя бросить хозяйство. Как будто его присутствие что-то меняет! Имение обречено, что бы он ни делал. — Тяжело опустившись на меченую кушетку, Каролина кулаками подперла подбородок. — Иногда я думаю: бросил бы он все.
Сказано это было устало и буднично; она прикрыла глаза, и вновь я отметил странную голизну ее припухших век.
— Надеюсь, вы не всерьез, Каролина? — оторопел я. — Как вы переживете потерю Хандредс-Холла?
— К этому меня готовили с детства, — почти равнодушно ответила она. — В смысле, я его лишусь, как только Родерик женится. Новая миссис Айрес вряд ли захочет, чтобы золовка-вековуха и свекровь путались у нее под ногами. В том-то вся и глупость. Пока Родди рвет жилы, сводя концы с концами, пока он так измотан, что ему некогда искать жену, до тех пор мы с матерью останемся в доме. В то же время имение высасывает из нас все соки, так что лучше бы тут не оставаться…
Голос ее угас, я тоже молчал, и тишина в этой обособленной комнате стала тягостной. Снова взглянув на пятна, я вдруг понял, что они напоминают ожоги на руках и лице Родерика. Будто в ответ на горести и разочарования хозяина, а может, и всей семьи дом покрывался собственными рубцами несчастья. По телу поползли мурашки, и я поежился, прочувствовав слова Каролины «становится жутко».
— Ну ладно. — Каролина встала. — Зря я вам рассказала. Это наша забота.
— До некоторой степени и моя.
— Вот как?
— Да, коль скоро я почти стал врачом Родерика.
— Но не стали же, — грустно улыбнулась Каролина. — Давеча вы сами сказали: хозяин — барин. Можно подавать это как угодно, но я-то знаю, что вы оказали ему услугу. Вы невероятно любезны, только не надо вам влезать в наши беды. Помните, что я сказала на экскурсии? Дом прожорлив. Он сжирает все наши силы и время. Сожрет и ваши, если позволите.
Я помолчал. Перед моим взором возник мой собственный домишко с его опрятными, непритязательными и совершенно безжизненными комнатами. Скоро я туда вернусь и сяду за холостяцкий ужин: холодное мясо, вареный картофель и полбутылки выдохшегося пива.
— Поверьте, я рад вам помочь, Каролина, — твердо сказал я.
— Правда?
— Да. Я тоже не понимаю, что здесь происходит, но хочу помочь вам разобраться. Рискну пообщаться с прожорливым домом. За меня не волнуйтесь, я, знаете ли, несъедобный.
— Спасибо. — Прикрыв глаза, Каролина широко улыбнулась.
Опасаясь, как бы Род нас не застукал, мы тихонько вернулись в библиотеку. Каролина убрала банку с ланолином, закрыла ставень, и мы, стараясь не поддаваться тревогам, пошли чаевничать с миссис Айрес.
Все последующие дни состояние Родерика не давало мне покоя, но потом — кажется, это произошло в начале очередной недели — вся головоломка сошлась. Или развалилась, это уж как посмотреть. Около пяти вечера я возвращался в Лидкот и на Хай-стрит вдруг увидел Рода. Прежде это не показалось бы чем-то особенным, поскольку он довольно часто наезжал в поселок по хозяйственным делам. Но от Каролины я знал, что теперь он почти не покидает усадьбу, и что-то в его облике молодого помещика — пальто, твидовое кепи и кожаная сумка, переброшенная через грудь, — внушало тревогу: поднятый воротник, походка да и вся фигура, нахохлившаяся не только из-за зябкого ноябрьского ветерка. Когда я опустил стекло и через дорогу его окликнул, Родерик вздрогнул; могу поклясться, на лице его промелькнул испуг затравленного человека.
Он медленно подошел к моей машине, и я спросил, что привело его в поселок. Оказалось, он приезжал повидаться с Морисом Баббом, крупным застройщиком.
Совет графства недавно выкупил последний свободный клочок семейных угодий Айресов и намеревался возвести там жилой массив, а Бабб выступал подрядчиком. Надо было утрясти последние детали.
— Заставил явиться в его контору, как лавочника, — горько вздохнул Родерик. — Попробовал бы он так с отцом! Знает, что мне некуда деться.
Еще больше помрачнев, он запахнул отвороты пальто. Утешить его было нечем. Сказать по правде, новость о застройке меня порадовала, поскольку округа сильно нуждалась в жилье. Вспомнив о его ноге, я спросил:
— Неужто пришли пешком?
— Нет-нет, я на машине — Барретт спроворил немного бензина. — Родерик кивнул на потрепанный черно-кремовый «роллс-ройс» — отличительное авто Айресов, припаркованное чуть дальше. — Я боялся, она скапустится еще по дороге сюда. Это стало бы последней каплей. Но ничего, сдюжила.
Сейчас Родерик напоминал себя прежнего.
— Будем надеяться, она и домой вас доставит, — улыбнулся я. — Вы не торопитесь? Зайдемте ко мне, обогреетесь.
— Спасибо, нет, — тотчас ответил он.
— Что так?
Родерик отвел взгляд.
— Не хочу отрывать вас от дел.
— Пустяки! До вечернего приема еще почти час, об эту пору я всегда бью баклуши. Мы давно не виделись, идемте!
Ему явно не хотелось идти, однако я упорно, но мягко наседал, и в конце концов он согласился зайти «лишь на пять минут». Поставив машину, я встретил его у дверей своего дома. Верхние комнаты были нетоплены, и я провел гостя в смотровую, поставив для него стул возле древней чугунной печки, в которой еще теплились угольки. Я занялся растопкой, а Родерик, сняв кепи и сумку, расхаживал по комнате. На полке он увидел старинные инструменты и склянки, оставшиеся от доктора Гилла. Казалось, настроение его немного улучшилось.
— Вот та самая банка, что стала кошмаром моего детства, — усмехнулся он. — Может, никаких пиявок в ней не было?
