Примерно то же самое происходило и в Царстве Польском, только там революционный террор был окрашен в националистические цвета еще больше, чем на Кавказе. Лишь в 1905–1906 годах жертвами экстремистов в Польше стали 1656 военных, жандармских и полицейских офицеров. Но интересы революционеров этим не ограничивались — их действия включали в себя покушения на жизнь и имущество капиталистов и богатых землевладельцев, а также акты экспроприации банков, магазинов, почтовых контор и поездов. Самой крупной и наиболее активной террористической организацией здесь была Польская социалистическая партия, чей радикально-националистический боевой отдел «Боювка» (Bojowka) возглавлял Юзеф Пилсудский — будущий глава независимого Польского государства. «Боювка» пропагандировала широкий террор и экспроприацию как средство дезорганизации и ослабления русских властей в Польше. Так что вакханалия убийств и революционных грабежей, если рассматривать ее как сумму частных случаев, свирепствовала тут под непосредственным руководством Пилсудского. Впрочем, часто боевики действовали независимо от партийного руководства, и сами решали, кто является их врагом. В этих случаях экстремистами двигала личная ненависть и жажда мести по отношению к подозреваемым в сотрудничестве с полицией, городовым, казакам, мелким гражданским чиновникам, охранникам, тюремным надзирателям и солдатам. Однако наиболее крупные акты, включая чисто символические (взрывы бомб в православных церквях и под памятниками русским солдатам, погибшим во время польского восстания в 1863 году), вполне соответствовали общей политике Польской социалистической партии. Это относится и к печально известной "кровавой среде" 2 (15) августа 1906 года, когда террористы «Боювки» атаковали полицейские и военные патрули одновременно в разных частях Варшавы, убив 50 солдат и полицейских и ранив вдвое больше.
По Прибалтийским губерниям тоже прокатилась волна террора, хотя, в отличие от Польши и Кавказа, ранее здесь не происходило открытых выступлений против имперских властей. Только в одной Риге за 1905–1906 годы от нападения экстремистов полиция потеряла 110 человек — больше четверти своего состава, а в Рижском уезде за зиму 1906–1907 годов из 130 поместий местной знати, в основном остзейских баронов, было разграблено и сожжено 69. Владельцев, если они не могли дать должного отпора, убивали. Некоторые районы Лифляндской и Курляндской губерний почти полностью контролировались экстремистами. Члены различных радикальных организаций, объединившихся в латвийской столице в Федеративный рижский комитет, не только руководили забастовками, но и брали на себя функции городской администрации, которая практически прекратила свою деятельность в условиях революционного хаоса. Комитет произвольно назначал свои собственные налоги, проводил судебные процессы, выносил смертные приговоры и немедленно приводил их в исполнение, порой даже еще до решения революционного трибунала. Любопытно, что Комитет организовал не только собственную полицию для патрулирования улиц, но и собственную тайную полицию, чьи агенты должны были выявлять случаи нелояльности по отношению к новой власти. Виновных арестовывали и нередко казнили по обвинениям вроде "оскорбление революционного строя". Разумеется, в ответ на спровоцированное насилие власти вынуждены были применить жесткие репрессии с привлечением военных, однако отчаянные попытки остановить анархию далеко не сразу привели к желаемым результатам. Тяжесть этого кризиса отразило анекдотическое объявление в газете: "В скором времени открывается выставка революционного движения в Прибалтийских губерниях. В числе экспонатов будут, между прочим, находиться: настоящий живой латыш, неразрушенный немецкий замок и неподстреленный городовой".
Беспрецедентное кровопролитие происходило и в районах еврейской черты оседлости, где жертвами революционеров стали представители местной администрации, полицейские, казаки, солдаты и частные лица монархических или просто проправительственных взглядов. Но что говорить об этом, если известно, что по переписи 1903 года из 136-миллионного населения России только 7 миллионов были евреи, тогда как среди членов революционных партий они составляли почти 50 %. Многие радикальные лидеры предпочитали не использовать евреев в качестве непосредственных исполнителей терактов из опасения вызвать антисемитские настроения, но при этом многие максималистские и анархистские группы просто не могли предложить иной вариант, поскольку по своему составу были полностью или почти полностью еврейскими. Этот факт не ускользнул от внимания не только антисемитов-консерваторов, но и от либеральных сатириков, в шутку сообщавших: "Расстреляно в крепости одиннадцать анархистов; из них пятнадцать евреев". Надо сказать, что подобное сообщение не слишком отличалось от официальных — так, к примеру, из 11 анархистов-коммунистов, казненных в Варшаве в январе 1906 года, 10 были евреями и только один поляком. В районах черты оседлости, больше нежели в других областях империи, радикалы выбирали своими жертвами частных лиц правых убеждений и других консервативных противников революции. Часто имели место случаи, когда экстремисты бросали бомбы или стреляли в участников патриотических или религиозных собраний и демонстраций, а также в отдельных христиан, при этом иногда их жертвами становились простые прохожие, включая детей и стариков, что безусловно провоцировало антисемитские настроения и попытки возмездия. Неудивительно, что многие евреи, особенно старики, были очень недовольны молодыми еврейскими экстремистами, чья террористическая деятельность приводила к погромам: "Они стреляли, а нас бьют…"
Революционная бойня достигла своей цели уже в 1905 году: власти были растеряны и измучены, все силы и средства борьбы полностью парализованы. Правительственные должностные лица испытывали чувство беспомощности, граничащее с отчаянием. В письме один столичный чиновник сообщал своему знакомому: "Каждый Божий день — по нескольку убийств, то бомбой, то из револьвера, то ножом и всякими орудиями; бьют и бьют чем попало и кого попало… Надо удивляться, как еще не всех перестреляли нас…"
После 1905 года, среди хаоса насилия и кровопролития, человеческая жизнь катастрофически упала в цене. Что касается правительственных служащих, то здесь террор вообще проводился безо всякого разбора — его жертвами становились полицейские и армейские офицеры, государственные чиновники всех уровней, городовые, солдаты, надзиратели, охранники и вообще все, кто подпадал под весьма широкое определение "сторожевых псов самодержавия", включая кучеров и дворников. Особенно распространилось среди террористов обыкновение стрелять или бросать бомбы без всякой провокации в проходящие военные или казачьи части или в окна их казарм. В общем, ношение любой формы могло явиться достаточным основанием для того, чтобы стать кандидатом на получение анархистской пули. Выходившие вечером погулять боевики запросто могли плеснуть серную кислоту в лицо первому попавшемуся на пути городовому. Однако и простые граждане Российской Империи оказались захваченными "революционным смерчем", став жертвами того, что понятие частной собственности для нового типа русского террориста потеряло всякое значение. Также жертвами революционеров становились судьи, судебные следователи, свидетели обвинения против революционеров… Страх начинал править действиями людей.
Чтобы остановить этот беспредел правительству пришлось напрячь все силы и держать их в напряжении несколько лет. И еще неизвестно, удалось бы государству обуздать кровавую вакханалию революции, если бы коренным образом не изменилось общественное мнение. Даже либеральные круги устали, наконец, от хаоса, в который погрузилась Россия. В глазах многих свидетелей беспорядочного насилия и грабежей революция потеряла свою привлекательность, покрылась "слоем грязи и мерзости" — граждане, ранее симпатизировавшие радикалам, едва ли не в массовом порядке стали сотрудничать с властями, выдавая экстремистов или помогая полиции арестовывать их на месте преступления.
