– А какие у нас ценности? – Со сна я соображал довольно туго. Или это уже навсегда?
– Все те же – вечные ценности русского мира. Мы будем смотреть на белый свет молодыми глазами и в сердце своем восклицать: “Акулина! друг мой, Акулина!”, и это лишь поможет нам построить мощную державу, великую континентальную империю…
– Я знаю – Рим в снегу.
– Ну да, со столицей в Петербурге. Или возведем себе новую столицу – на таких топях, на которых может устоять только мечта. Ведь не один ты, но и я тоже потчевал бедой Америку и ремонтировал Россию. Кто, по-твоему, возродил и сделал актуальным понятие “внутренний враг”?
– Кто?
– Я. Как же еще назвать людей, ненавидящих в России все и даже само ее имя, но прикрывающихся оговоркой, что ненавидят они лишь ту
Россию, какая есть сейчас?
– Сявки драные.
– То-то и оно. А ведь такой была не только наша левая фронда, но и большинство наших записных либералов, кадровых демократов и прочих общечеловеков. Представь только, что грек, давший клятву верности своему полису, скажем, Афинам или Спарте, живет там за счет персидских налогоплательщиков и открыто действует в интересах враждебной Персии. Долго бы такой загребыш протянул? А наши грантососы годами вываливали на нас помои, глушили идеями зловредными и чуждыми стране, а во времена войны или осады вели дискуссии о том, что, может быть, разумнее, законнее, демократичнее и справедливее не трепыхаться, а, вскинув лапки, сдаться на милость немилосердного врага. – Капитан удовлетворенно улыбнулся. – Теперь их нет уже. – Хрюкнув в усы, он вернулся к делу: – Как ты понимаешь, речь не о единомыслии. Споры между поборниками великой России нередко полезны и продуктивны для страны, но те, кто хочет опрокинуть базовые ценности…
Набравшись сил, я перебил Капитана:
– Я понял о врагах. Рассказывай о ценностях.
– Как угодно, но без врагов нам нельзя – мы же империя. – Капитан обреченно развел в стороны руки. – И потом – эти линии переплетены.
Базовые ценности каждого общества, в нашем случае – русского мира, – это его существо, самость, вне которых оно уже будет совсем другим обществом, пусть и расположенным в пределах той же географии. С этой крыши и взгляд на врага – тот, кто ненавидит ценности русского мира, по сути, ненавидит сам этот мир, даже если утверждает обратное.
Набор базовых ценностей общества – это и есть его национальная идея.
Без нее, как ни вертись, нельзя распознать внутреннего врага. То есть по чутью можно, но по логике…
– Ты ее тоже возродил и сделал актуальной?
– Логику?
– Нет, национальную идею.
– Ну да. – Капитан не заметил моей неуместной иронии. – Только – не возродил, а отразил, выразил. Национальную идею нельзя спустить сверху и нельзя привить снизу – она должна существовать и практически всегда уже существует в обществе в виде интуитивных предпочтений и неосознанных чаяний. В виде тех мыслей, которые приходят нам в голову, когда мы треплем за ухо любимую борзую.
Проблема лишь в том, чтобы четко эти мысли сформулировать. Заметь – великим политиком, истинным вождем становится не тот, кто навязывает подданным свою идеологию, а тот, кто безупречно улавливает и внятно выражает тот дух, который уже посетил державу и одухотворил ее народ и который в силу этого устойчивее, неодолимее и эротичнее всего бренного и наносного.
– Эротичнее?
– Ну да – в смысле обаяния предъявленного соблазна. Так что мудрить здесь нечего – говорить следует не о том, что должно быть нашей национальной идеей, а лишь о том, что ею и без того является. Ну а с этим, в общем, все ясно.
– И что дальше, по пунктам? – Внезапно меня стала раздражать впившаяся в вену игла капельницы, поэтому я, набравшись духу, выдернул ее торчащими из гипса пальцами левой руки.
Капитан следил за моими действиями с интересом и одобрением.
– Можно и по пунктам, – согласился он.
Первый пункт был такой: Россия – империя, и она не может быть ничем иным, кроме империи. То есть Россия – такое государство, которое, помимо поддержания собственной жизнедеятельности, имеет еще и добавочный смысл существования. Без этого добавочного смысла России нет и быть не может, поскольку иначе она превращается в обычное служебное государство, идея которого уже исчерпала себя, а его реальные воплощения – стоит взглянуть на Европу – вырождаются, рассыпаясь и обнажая гниль, на наших глазах. Этот добавочный смысл может состоять в стремлении к имперской экспансии, к собиранию земли, в символическом, но достижимом плане обозначенном как исторически и конфессионально неизбежный захват Царьграда и Босфора с Дарданеллами, либо в стремлении построить общественную жизнь на
Христовых заповедях – не суть важно. Важно, чтобы этот добавочный смысл был.
– Это раз. – Капитан загнул на раскрытой руке мизинец.
– Неплохо. – Империя всегда была для меня эстетическим идеалом.
Далее Капитан изложил следующий пункт: Россия – великое государство, и она не может быть ничем другим, кроме великого государства. Что это значит? Это значит, что быть гражданами России, а не гражданами иной страны, пусть даже сытыми и свободными на все четыре стороны, есть для нас высшая ценность, и непреложной истиной при этом является Россия великая и могучая, а не убогая и жалкая. Причем величие ее видится нам не только в силе, перед которой трепещет весь мир, но и в самой передовой науке, самом совершенном образовании, самом блистательном и чумовом искусстве, поскольку великая Россия – это не только мышцы, но центр цивилизации, источник вдохновения и воплощенная любовь Богородицы. Что из этого следует? Что каждый из нас сделал свой выбор и предпочтет жить пусть лично в чем-то хуже, но именно в такой России, чем лично в чем-то лучше, но в России униженной и жалкой, а тем более – не в России. И никто из нас никогда не вскинет лапки перед врагом России, какие бы блага тот ни сулил.
– Это два. – Капитан загнул безымянный палец.
– Масик, я хочу эту плазменную панель! – Мне даже незачем было к себе прислушиваться – и так было ясно, что слова Капитана действуют лучше всех Олесиных пилюль. Я уже готов был выскочить из гипса.
Тем временем Капитан лечил меня дальше:
– Несмотря на то что в империи звание гражданина империи стоит выше национальности и вероисповедания, Россия – русское православное государство, и она не может быть ничем иным, кроме русского православного государства. Что это значит?
Я не знал, как ответить, поскольку все еще был крепко нездоров.
Тогда Капитан объяснил. Он сказал, что образцы для подражания, как и вообще вся система наших ценностей, укоренены в истории и культуре русской нации и в православной вере, а стало быть, и положение их в
России особое, как и положение русского языка, на котором мы умеем делать все, включая чудеса, как Орфей на своей глотке. Таким образом, следование интересам русских и укрепление православной веры – а это суть одно – есть отдельная забота России, более важная по сравнению с соблюдением интересов других российских народов и религий, хотя, разумеется, для империи важны и они. Что касается не российских, иноверческих и инославных наций, то они не могут претендовать на наше исключительное внимание – интересы их должны учитываться лишь в ситуации конкретного международного торга. Это не означает дискриминацию инородцев и иноверцев – Лефорт, Трезини и
