Вскоре я увидел, что по заглохшему полю, заросшему душистым разнотравьем с кустиками донника и голубыми звездочками васильков, в сторону Десны отходит дорога. Чутьем поняв – то! – я на нее решительно свернул.
На лужке у берега стояла “Волга” со смоленскими номерами, рядом была разбита палатка армейского образца, рассчитанная если не на взвод, то как минимум на отделение. Тут же на солнышке в панаме и купальнике сидела дебелая матрона со складчатой структурой тела, возле которой возились визжащие дети.
Мы проехали метров двести вправо, оседлали сухую сосновую горку и сразу же сообразили, что другое место искать уже не будем.
– Ах! – сказала Капа.
Прямо под горкой блестела на солнце Десна, к воде вел не крутой, но и не слишком пологий спуск, заканчивающийся прибрежной травяной полянкой, дальше вдоль реки тянулся просторный луг, оправленный по краю иван-чаем, а от визжащих детей нас отделял лесистый овраг, так что их было не видно, а только чуть слышно – по воде звуки скачут легко, как камешки-блинчики. Кроме того, тут был сколоченный на скорую руку стол со скамьями и обложенное камнями кострище. А вот комаров совсем не было! Похоже, мы прямиком попали на насиженное место бывалых ельнинских рыбарей.
Капа, нацепив купальник, затеяла на берегу стирку, а я, поставив палатку, отправился за дровами. То есть я отправился оглядеть окрестности этого чудесного места, а уже заодно прихватить по пути валежник.
Запахи июньского разнотравья кружили голову. С одной стороны заглохшего поля, которое мы недавно переехали, я нашел на холме небольшое заброшенное кладбище, с другой – несколько яблонь и рельефный контур заросшего фундамента. Когда-то здесь была деревенька или хутор. Когда-то здесь жили оседлые люди, хрустели, облизывая с губ сок, яблоками и умирали. Теперь тут запустение и проходное место, сквозь которое несутся странники, охочие до перемены мест…
Неподалеку от фундамента цвела гуща бело-розовой таволги. В пушистых соцветиях копошились шмели и бронзовки. Я снял две золотистые и одну медную, как вдруг – и сразу радостно забилось сердце! – заметил роскошного мускусного усача. Потом еще одного, а рядом – третьего.
Все усачи были разного цвета: один – сочный, искристо поблескивающий индиго, другой – сине-зеленый металлик, третий – зелено-бронзовый с желтизной. Со своими усами они едва уместились в баночки. Когда брал их в руки, жуки цедили капельки молочного секрета, который благоухал, как пряный индийский парфюм. Черта с два я завтра отсюда уеду!
Вернувшись с валежником, сказал об этом Капе. Ей тут тоже понравилось – решили остановить картинку и развернуть становище.
6
День четвертый.
Утром подумал про Капу: что нас связывает? Только одно небо над головой, один голод в желудках и одно бесчувствие в сердце. В смысле отсутствия любви. Поскольку все наши ночные слова о ней – чистая риторика. Отсутствие любви ведь тоже может связывать. Да и вообще после сорока (речь обо мне – Капе было тридцать) противопоставлять прошлой жизни новую любовь уже трудно. Поэтому приходится тянуть воз дальше – туда, где противопоставлять одно другому еще труднее. И лишь вольные камни возвели в доблесть практику отвечать прошлой жизни жизнью новой, заведенной с нуля, с дырки… Но это для экстремалов. Для самых из них отвязных – не тех, кто, разогнав кровь экстравагантным излишеством, вновь надевает нарукавники и садится за счеты, а тех, кто, раз уйдя, больше не возвращается в расписанный календарь повседневности. То есть – не для меня. Я – нормальный.
Настолько нормальный, что даже немного свечусь.
Долго плескались в Десне – вода была чудо как хороша. Вдали виднелись две надувные рыбацкие лодки. Над рекой в ослепительной лазури по своему пернатому делу летела цапля.
После речки аппетит был зверский: Капа слопала банку шикотанской сайры и половину прихваченного в Ельне лаваша, я же ударял по огурчикампомидорчикам и густо мазал лаваш гусиным паштетом. Потом
Капа, как удав, отползла на берег переваривать сайру и нежиться на солнышке, а я отправился осматривать поставленные накануне ловушки.
В овраге попались две довольно крупные садовые жужелицы (Carabus hortensis) и улиткоед, на лугу – красноногий бегун, пара тускляков и несколько мелких птеростихов, а на горке под можжевеловым кустом я совершенно неожиданно нашел в ловушке самку дровосека-кожевника.
Свои большие крылья здесь ей, видимо, было не расправить, поэтому, пытаясь выбраться, она устало сучила по гладкой стенке ножками. Как она сюда угодила, раздолбайка?
В зарослях вчерашней таволги добыл еще одного мускусного усача.
От удовольствия в голове моей толклись обрывки нелепых мыслей:
“Взять крыжовник – в само название уже вписаны язвящие шипы… Эх, вот бы как-нибудь половить рыбу бакланом с перевязанным зобом!.. Однако если мы простоим здесь еще день-два, неплохо бы набить запас в сусеки…”
В отличие от предыдущих последнее соображение было вполне здравым.
Оставив Капу сторожить бивак, я оседлал “сузучку” и, отыскав на подробной карте Смоленской губернии какую-то бледную стежку, покатил в Десногорск.
Сначала проселок, огибая водохранилище, ужом петлял по лесу, где мне пришлось один ручей переехать вброд, а другой – по едва живому мосту из гуляющих туда-сюда бревен. Потом “сузучка” выскочила на старую бетонку с разбитыми стыками между плит. Потом, наконец, начался приличный свежий асфальт и городские предместья с ухоженными садовыми домиками.
На плотину вылетел так неожиданно, что дух захватило от сияющего простора, составленного из хрустальных кристаллов воздуха, лоснящейся равнины вод и пронизывающего пространство насквозь света.
Спасибо, Господи, что сотворил Свой мир! Спасибо за то, что создал меня таким, каким создал! Ведь красота не в мире, а в глазах того, кто смотрит.
Кроме дежурного запаса (консервы, хлеб, крупа, сигареты), купил в магазине полтора кило свиной шеи, бутылку уксуса, молотый перец, пакет чилийского красного вина, пару бутылок водки (впрок) и три лимона. В газетном киоске у выхода взял местный листок “Десна” и выведал, как проехать к рынку.
Газета понравилась. В разделе “Улыбочку!” прочитал шутку: “Россия совершила огромный скачок в сторону Запада. Запад отскочить не успел”, а в разделе “Знакомства” – такое объявление: “Мужчина, 75 лет, без проблем с ж. п., мат. об., с разумными в. п., ищет подругу дней от 40 до 50, нежную, в физической форме, с веселым нравом. Раз в неделю возможен интим”.
На рынке взял помидоры, зелень, редиску и репчатый лук. У прилавка с краснодарской черешней две тетки, на вид вполне способные составить пару мужчине 75 лет с разумными в. п., обсуждали текущие мировые дела.
– Америке-то черт ногу подставил, – говорила одна. – Того и гляди, брякнется на весь белый свет.
– Ай! – махала рукой другая. – За чужой щекой зуб не болит.
– А как брякнется, так земля вздрогнет, – возражала другая. – Если до нас гром докатится, что тогда?
