Сама не зная зачем, Нелли подлетела к окну. Стремительно, Нифонт отпрянул в сторону, как от огня, Нелли просунулась в оконницу. Тело тартарина валялось на дворе, раскинувшись бессмысленною куклой.
— Глядеть надо! Еще б чуток, и не ровен час до меня дотронуться, — Нифонт казался сердит, впрочем, сердитость и без того была его свойством.
— Ну и что с того?
— Из каких же ты краев, когда не ведаешь того, что малый ребенок знает? — Нифонт поднял золотое украшенье, повертел, чтобы игра света отчетливей выявила рисунок.
— Да хоть бы из алеутских, — возмутилась Нелли. — Но в моих краях принято объяснять чужеземцу обычаи.
— Твоя правда, отрок, — Нифонт поднял глаза от украшения на Нелли. Глаза его были холодного цвету, похожего на легкий пепел, и черные зрачки головешками выглядывали из этого пепла. — Чего тебе растолковать, спрашивай.
Отрок?! Вот так кунштюк! Да вить вся Крепость знает, кто такова Нелли Сабурова! Сколько раз догадывались те, кто еще не был с нею знаком! Если он не знает, что Нелли Сабурова гостит в Крепости, отчего ж не поинтересуется, откуда взялся чужой отрок? Здесь вить нету чужих! Ну, не хочешь знать, так и не надобно.
— Его пришлось выкинуть в окно из-за того, что он через окно сюда пролез? — спросила она для начала.
— Глупости мелешь. Коли враг убит в доме, запрет есть выносить его через дверь.
— Почему? — не в шутку заинтересовалась Нелли.
— Мне неведомо, да и до меня уж давно никто того не знал. Старый то обычай, боле тысячи лет ему. Но оттого ль в России его забыли, что давно не убивали врагов? — Нифонт неожиданно усмехнулся, и словно бы крошечная искра вспыхнула на мгновение в головешках его зрачков.
— Боюсь, не от этого, — Нелли посерьезнела. — Там много чего забыто теперь такого, что к телу и душе, к соединяющей их нити касается. А откуда ты понял, что я из России?
— Догадался. На здешних не походишь.
— А отчего не спросишь, чего я здесь делаю?
— Без дела здесь российские не бывают. — Нелли не оставляло ощущение, что Нифонту трудно говорить.
— Тебе никто не рассказал, кто я?
— Со мною пустых разговоров не ведут.
Нелли хотела было спросить, почему до Нифонта нельзя дотрагиваться, но не решилась.
— А кого поранил ордынец? — поинтересовалась она вместо того.
— Меня, — послышалось из растворенной двери. В горницу легкою походкою вошел Никита Сирин.
Дорожный его сюртук, без того драный, был теперь рассечен на правом боку. Взрезанные края потемнели. Впрочем, глядел он молодцом, похоже, задело неглубоко.
— Задело неглубоко, — сказал Сирин. — Трое их свалилось на меня, окаянцев, немудрено, что один таки рубанул да убежал. Ну силен по крышам скакать, что твоя обезьяна.
— А как же ты выбрался, Никита? — Нелли рада была старому знакомцу, тем паче разбавившему своим появлением компанию Нифонта, каковая пусть и не была неприятна, однако ж настораживала.
— Так они же и выпустили, — засмеялся Сирин. — Чаяли поди, спасибо скажу.
Нелли засмеялась тоже, однако ж Нифонт глянул на Сирина исподлобья — не весьма приветливо.
— Ну бой вокруг кипит, — Сирин покачал головою. — Покуда сидел взаперти, думал, скончанье дней наступило.
— А другие двое — в Крепости? — обеспокоилась Нелли.
— Куда ж им деваться. Да не тревожься зря, милое дитя, они уж ни на кого не набросятся. Там и валяются, возле темницы.
— Так ты их поубивал?!
— Вестимо. Не так уж и плохо для мирного москвитянина. Саблю выхватил у ближнего, бедняга от неожиданности опешил. Вот собственною саблей и прикончил, а затем второго.
В Сирине проистекла явственная перемена: убитый отчаяньем в предыдущую встречу, он теперь вновь походил на прежнего весельчака-студиозуса.
— Не думай, надежды не питаю, что меня теперь сии недоверчивые горцы отпустят с миром, — усмехнулся Сирин, верно уловил мысль Нелли в ее лице. — Но все веселей, что не столь глупо сгинул.
— Так тебя и должен я был к монгольцам везти? — хмуро спросил Нифонт. — Я вить ради того и в Крепость пришел — весточку мне примчали.
— Доподлинно не отвечу, но едва ли кого-то еще, — Сирин изящно поклонился.
— А орда-то сама пожаловала, — Нифонт, казалось, размышлял. — Верно, иначе с тобой решат теперь. Обратно в поруб можешь не ворочаться, но и не дури под переполох. Бежать-то отсюда все одно некуда, сгинешь в пути. А верней, опять догонят.
Еще одна странность, отметила Нелли. Что делать с Сириным, решали все взрослые мужчины наверное, а еще некоторые из женщин. Нифонт же говорил так, словно его решенье судьбы Сирина никак не касалось. Быть может, потому, что он был не в Крепости тогда? Но вить знали же, где искать, раз прислали вестового.
— А ты не в Крепости живешь? — спросила она.
— Нет.
— Мудреная штука, — Сирин присел на корточки и поднял золотую пластинку. — Рисунок сюжетной. Мне читывать доводилось, тамошние обитатели все больше узоры пишут.
— Ладно, недосуг мне теперь, — Нифонт скрылся в дверях. Похоже, сию фразу следовало принять за прощание.
— Пожалуй, и я тож поспешу, — Сирин поднялся с украшением в руках. — Небось и руки негодяя соглядатая в сей час не лишни. А ты меж тем погляди, милое дитя, картинка любопытная. Каналией буду, ежели из здешней жизни.
Принявши украшение, Нелли не стала, само собой, удерживать Сирина. Пускай сражается. Поймут, может, тогда, что никакой он не убивец и соглядатай. А вот ей и вправду только и остается, что картинки разглядывать.
Тончайшей работы рисунок на пластине настолько изобиловал деталями, что основной сюжет выглядывался не враз — тонул в переплетениях деревьев с цветами, насекомых размером с людей, а сами люди были друг с дружкою словно лилипуты с Гулливерами. Гулливеры при том глядели горделиво, лилипуты же кланялись, ежели вообще не валялись на земле. И те и другие были занятные — одетые, словно древние египтяне, но при том несомненной принадлежности к черной расе. Губы у них были широки, а волосы курчавы. Надо ж уместить столько всего на штуковине величиною в ладонь! Не сразу и разглядишь, что устремлены все изображенные к молодой женщине, скорей даже девице — должно быть, царице или богине. Да, девица, и немногим старше Нелли. Сидит себе на чем-то наподобие легкого трона, удерживая в обеих руках змею-кобру. И хоть бы что ей! А на кудрях высоко поднятой головы еще две змеи, нет, скорей корона в виде змей, сжимающих что-то ртами. Что сжимают, непонятно, на пластинке щербинка. Должно быть, от вправленного некогда камешка.
Черного камешка!
Нелли аж застонала, прислонившись к косяку: вот дура-то набитая! С чего ей помстилось, будто оришалковое украшение было колье?! Это ж надобно умудриться — носить корону на шее!
