Книга Черные Холмы, страница 134. Автор книги Дэн Симмонс

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Черные Холмы»

Cтраница 134

Но почему, спрашивает Паха Сапа, слыша, как гроза обрушивается на его брезентовое укрытие, он проявлял такое упорство, пытаясь прочесть этот конкретный роман, когда другие давались ему с такой легкостью? Да бросил бы его давно — и все дела.

Но Роберт восхищался Генри Джеймсом и любил эту книгу, а потому Паха Сапа продолжал брать ее в большой библиотеке Рэпид-Сити и возвращал, не осилив и десятка страниц. Потраченные им усилия напоминают Паха Сапе о том, что он слышал о сражениях Великой войны, по крайней мере до того, как американцы (включая и его сына) под самый конец вступили в нее: такое количество жизненной энергии, столько артиллерийских снарядов израсходовано ради завоевания таких ничтожных, унылых клочков земли.

Но настоящая проблема, думает он, выключая фонарик (хотя мог бы, если бы захотел, продолжить чтение в свете постоянно сверкающих молний), заключается в том, что ему надо вернуть книгу в библиотеку. Поэтому он и положил ее в саквояж. Он не вор.

Где-то между этим местом и полем боя Кастера он должен найти почтовое отделение. Логика подсказывает ему, что в лавке мистера Странная Сова должны предоставляться такие услуги — ведь вокруг нее на много миль нет ни одного городка, но ничего подобного в лавке нет. Когда Паха Сапа сказал, что хочет купить большой конверт и марку, мистер Странная Сова смотрит на него — опять, — будто у этого сиу не хватает шариков.

Молнии сверкают, грохочет гром, вода в ручейке поднимается, но Паха Сапа спит в сухости и без сновидений в своей хорошо обустроенной импровизированной палатке, и сон его тревожит только хныканье замученных джеймсовских предложений.


В пятницу утром гроза прекращается, небо снова чистое, хотя воздух для начала сентября холодноват. Паха Сапа сворачивает свою стоянку, вывешивает брезент на просушку и идет прогуляться на север вдоль петляющего ручейка.

Его поражает, что, по мере его, Паха Сапы, старения, мир становится меньше. Когда он был мальчиком, до Сочной Травы, до того как в его жизни начались трудные времена, тийоспайе Сердитого Барсука перемещалась от реки Миссури на востоке в страну Бабушки на севере, до Тетонских гор и на запад, потом на юг по реке Плат до Скалистых гор, на юг почти до самого испанского городка Таос, а потом длинной петлей назад на восток через Канзас и Небраску, назад в самое сердце мира около Черных холмов.

Паха Сапа помнит, как выглядела тийоспайе в походе: обычно в целях безопасности их сопровождали еще несколько родов, воины отправлялись на своих пони вперед на разведку, старики и женщины шли пешком, дети помладше играли и убегали далеко в обе стороны от двигающейся деревни, повозки тащили старые клячи и собаки. Нередко они оказывались на вершине поросшего травой холма и видели тысячи бизонов на много миль вокруг. Или же пересекали возвышенность, с которой им открывались горные хребты в туманном далеке, и они знали, что уже скоро, летом, эти белые пики станут их пунктом назначения. Границ в те времена для мира икче вичаза не существовало…

«Потому что твои кровожадные сиу убили или выгнали все другие племена».

Паха Сапа в удивлении останавливается. Голос в его голове звучит громче обычного.

— Я думал, ты ушел.

«А куда мне идти? Да и зачем? А ты зачем идешь туда, куда идешь? Не ради меня, надеюсь. Мне все равно, где ты покончишь со всем этим».

— Я ничего не делаю ради тебя, Длинный Волос.

Раздражающий голос Кастера эхом отдается в черепе Паха Сапы. Он бросает взгляд через плечо, чтобы убедиться, что ни один из местных северных шайенна не слышит, как он разговаривает сам с собой. Но видит только корову на ближайшем холме, она наблюдает за ним с тем спокойным, глупым, доверчивым выражением, которое свойственно жвачным.

«Ну так мы с тобой говорили о том, что вы, сиу, миролюбивые сиу, которые, как наверняка скоро будут утверждать историки, если уже не утверждают, сражались только для того, чтобы защитить свои земли и семьи… мы говорили о том, что вы, сиу, воевали против всего, что передвигается на двух ногах. А к тому же убивали и всех, у кого по четыре ноги. Ваша война была столь же неразборчива, как и ваша старая манера загнать несколько сотен бизонов на скалу, чтобы они свалились вниз, а вы могли насладиться вкусом двух-трех печенок».

Так оно и есть, думает Паха Сапа. Он вынужден улыбнуться. Враг индейцев, этот враг, знает их — знал их — лучше, чем так называемые интеллектуальные друзья-вазичу. Каждую весну, лето и осень воины из тийоспайе Сердитого Барсука наносили на себя боевую раскраску и отправлялись воевать, не имея для этого никаких других оснований, кроме одного: время пришло. Мужчины вольных людей природы, если им не с кем было воевать, просто переставали быть вольными людьми природы. Война против других племен и против чужаков казалась иногда необходимой, но если она не была необходимой (а так оно по большей части и было), то воины все равно искали врага. Война была необходима ради самой себя. Воюя, можно было отвлечься от женщин, от их болтовни, от запахов, звуков и скуки деревенской жизни, и почти все мужчины стремились к войне. Война была незаменимым испытанием мужества и силы. А самое главное, она была развлечением.

Но, даже молча признавая все это, Паха Сапа понимает, что Кастер не закончил свой бубнеж.

«Когда армия призвала ваших вождей на те первые мирные переговоры в Форт-Ларами в восемьсот пятьдесят первом, [132] вы, сиу, всё говорили о территории, которая принадлежала вам вечно, но на самом деле вы отобрали ее у арикара, хидаста и майданов, когда возвращались из Канады и Миннесоты. Вы хвастливо говорили о территориях, которые вечно принадлежали вам, но на самом деле всего несколькими годами ранее были собственностью кроу и пауни. Вы, сиу, были жестокой, безжалостной захватнической машиной».

— У шайенна мы забрали не всю землю.

«Просто вам не позволили этого сделать, мой краснокожий друг. И потом вы были не прочь объединиться с шайенна и арапахо, чтобы расправиться с пауни, понка, ото, Миссури — всеми более слабыми племенами».

— Они были слабы и не заслуживали ничего иного — только умереть или потерять свои земли. Так в те времена считалось.

«И до сих пор считается, Паха Сапа. По крайней мере, среди нас, бледнолицых. Ты посмотри на этого Гитлера — ты читал о нем, когда мы ездили в Нью-Йорк три года назад. Он знает цену слабости — своей и своих врагов. Но твои так называемые вольные люди природы утратили отвагу и больше уже не могут жить и умирать, как прежде, — жить собственной храбростью, забирая то, что вам нравится, у более слабых, которые не в силах себя защитить. Теперь вы все стали жирными, неповоротливыми индейцами из резерваций, вы носите ковбойские шляпы, работаете на вазичу и ждете подачек».

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация