— Да. Это мой долг. Моя страна в состоянии войны.
Он сел напротив отца, подался к нему через стол.
— Отец, ты помнишь, когда мне было лет пять, ты в первый раз взял меня на Медвежью горку?
Паха Сапа мог только смотреть на сына полным страдания взглядом.
— Ты помнишь, я тогда исчез на несколько часов, а потом, когда вернулся на нашу стоянку, сказал тебе только, что был с одним хорошим человеком, который носит такое же, как у меня, имя? Роберт Сладкое Лекарство — ты с ним тоже встречался. Я знаю.
Паха Сапа не мог ни кивнуть, ни отрицательно покачать головой. Он смотрел на сына так, будто тот уже лежал в могиле.
— Так вот, я обещал мистеру Сладкое Лекарство, что никому не скажу того, что услышал от него, но я нарушаю это обещание и говорю это тебе… Он сказал, что мне не суждено умереть смертью воина. Что я никогда не умру на поле боя или от руки другого воина. Это успокоит тебя, отец?
Паха Сапа с такой силой схватил запястье сына, что у того хрустнули кости.
— Ради чего, Роберт? Дартмут? Твоя настоящая жизнь впереди. Ради чего… это?
Роберт несколько секунд не поднимал глаз, потом посмотрел на отца.
— Месяца два назад, когда мы с тобой чинили «харлей», ты спросил, что я хочу делать… со своей жизнью. Я тебе не ответил. Я много лет боялся сказать тебе правду. Но я много лет знал, что я хочу делать, что должен делать… я хочу стать писателем.
Эти слова не имели смысла для Паха Сапы. Он видел только военную шляпу, лежащую теперь на столе, пуговицы на мундире с распростершим крылья черным орлом, бронзовые диски на высоком, камуфляжного цвета воротнике — на левом диске тиснение в виде букв U. S., на правом — скрещенные винтовки, знак различия пехоты.
— Писателем? Ты имеешь в виду, вроде как журналистом? Работать в газете?
— Нет, отец. Романистом. Ты любишь читать. Ты все время читаешь романы. О моих любимых писателях — Сервантесе, Диккенсе, Марке Твене — я узнал от тебя, отец. Ты это знаешь. Я уверен, что и мама точно так же приучала бы меня к книгам. Я знаю, она была учительницей, но ее со мной не было, а ты был. Я хочу стать писателем… романистом… но я хочу писать о том, что мне пришлось пережить самому. Эта война, эта так называемая «война, которая покончит со всеми войнами», какой бы подлой она ни была… а я, как и ты, отец, знаю, что она подлая, я знаю, что в ней не больше славы, чем в крушении поезда со множеством жертв или в автомобильной катастрофе… но она будет величайшим событием этого века, отец. Понимаешь? Как я смогу узнать, кто я, или из чего я сделан, или как я себя буду вести под огнем — может, я трус, я пока не имею об этом ни малейшего представления, — но как я узнаю обо всем этом, как смогу понять себя, если не пойду на войну? Я должен это сделать. Я люблю тебя, отец… люблю так, что не смогу выразить словами на любом из языков, которые знаю или когда-либо смогу выучить. Но я должен это сделать. И клянусь тебе всем, что свято для нас обоих: могилой матери, памятью о ее любви к нам обоим, — я не буду убит в бою.
И он не был убит в бою. Он сдержал свое слово… или слово Роберта Сладкое Лекарство.
После десяти месяцев подготовки 91-я дивизия была переправлена сначала в Англию, а потом, в конце лета 1918 года, во Францию. Маленькие синие конвертики армейской почты с исписанными мелким почерком листиками приходили от Роберта каждую неделю, без перерыва, как и во все годы его учебы в школе.
Август 1918 года они провели в учебном лагере у Монтиньи-ле-Руа.
Паха Сапа купил большую карту и прикрепил ее к стене на кухне.
В сентябре дивизия Роберта была отправлена на фронт, и в письмах стали появляться такие названия, как Вуа, Паньи-сюр-Мез, Сорси-сюр-Мез, Сорси.
Паха Сапа купил коробочку с детскими мелками и стал рисовать красные и белые кружочки на карте.
В сентябре и октябре дивизия Роберта участвовала в ликвидации Сен-Миельского выступа,
[123]
потом были жестокие наступательные бои Мез-Аргонской операции,
[124]
потом перегруппировка сил в местах с такими страшно знакомыми названиями, как Ипр и Фландрия. Роберт писал о забавных маленьких приключениях в траншеях, о чувстве юмора ребят с Запада, с которыми он проводил время, о привычках и манерах французов и бельгийцев: 26 октября, когда они стояли в местечке, называемом Шато-Рюнбек, в штаб дивизии позвонил бельгийский король Альберт с приветствиями американцам на бельгийской земле. Роберт писал, что, хотя ночь была дождливая, жаркая, потная, хотя их в траншеях союзных армий донимали вши и крысы, ребята из 91-й просто обалдели, узнав об этом звонке.
Позднее Паха Сапа узнал, какими жестокими на самом деле были бои так называемой Ипр-Лисской наступательной операции с 30 октября по 11 ноября 1918 года.
[125]
Роберт был в самой гуще сражения. Его командир написал благодарственное письмо, приложив к нему три медали, которыми был награжден Роберт, получивший к этому времени звание сержанта. Его не тронули ни снаряд, ни колючая проволока, ни пуля, ни газ, ни штык.
В одиннадцать утра одиннадцатого ноября 1918 года в Компьене в железнодорожном вагоне было подписано перемирие и вступило в силу прекращение огня. Противостоящие армии начали отходить от передовой. Последний погибший на Восточном фронте солдат, как сообщалось, был канадец по имени Джордж Лоуренс Прайс, убитый немецким снайпером в 10.58 утра того дня.
Девяносто первая дивизия была отведена в Бельгию, где ждала демобилизации и отправки домой. Роберт писал, как там красиво в начале зимы, несмотря на разорение после четырех лет войны, писал, что в свободное время познакомился с одной деревенской девушкой, разговаривал с ней, ее родителями и сестрами — пригодился французский, который он изучал в школе.
То, что позднее назвали испанкой, началось в Форт-Райли, штат Канзас (любимая прогулочная площадка генерала Кастера и Либби), а вскоре распространилось по всему миру. Необычная мутация известного вируса гриппа оказалась наиболее убийственной для молодых и физически сильных людей. Точное число погибших от этого вируса никогда не будет установлено, но, по оценкам, составляет около ста миллионов — треть населения Европы, в два раза больше числа погибших в Великой войне.
Роберт умер от воспаления легких — самая распространенная причина смерти среди молодых, пораженных вирусом, — в армейском госпитале неподалеку от места расквартирования его дивизии к югу от Дюнкерка и вместе с трехсот шестьюдесятью семью своими товарищами был похоронен на Фландрском военном кладбище неподалеку от деревни Варегем в Бельгии.
