Как только вазичу оказались у реки — слишком глубокой, чтобы перебраться вброд, и слишком быстрой, чтобы переплыть без труда, — Отрезавший Много Носов и его воины принялись стрелять по ним из винтовок, пистолетов и луков. В бою пали еще два бруле — Одна Сторона, получивший пулю в глаз и умерший на месте, и Храброе Сердце, раненный в живот и скончавшийся в муках через два дня, — но все до единого солдаты-вазичу погибли в перестрелке.
Как я сказал, самого сражения Хока Уште не видел, но когда стрельба прекратилась, он спустился к реке и впервые в жизни увидел пожирателей лучших кусков. К тому времени почти все они уже были раздеты, но несколько все еще оставались в своих синих рубахах и штанах. Первым вазикуном, попавшимся Хромому Барсуку на пути, оказался мальчишка не старше Нескольких Хвостов. Стрелы вонзились подростку в бедро и живот, но смертельным стало пулевое ранение в грудь. Хока Уште опустился на колени, с удивлением рассматривая вазикуна: волосы ярко-рыжие, кожа бледная, точно белое лягушачье брюшко, а широко раскрытые мертвые глаза — голубые-преголубые. Он глазел бы на такое диво и дольше, но тут подошел бруле по имени Пинающий Медведь и сказал: «Его скальп — мой. Этого вазичу убил я». Это был вызов, но Хока Уште молча отступил, предоставляя воину забрать трофей.
Вокруг двух трупов безостановочно кружила желтая собака.
— Это собака вазичу, — крикнул Пинающий Медведь, срезая скальп с рыжеволосого мальчика. — Но мы не стали ее убивать, она славная. Мы возьмем ее с собой и научим служить настоящим людям.
Около воза лежали голые мертвые вазичу с нелепо вывернутыми конечностями. Воины Отрезавшего Много Носов, бросившиеся ловить лошадей, с трупами ничего особенного не сотворили, только повыдергивали из них стрелы да сняли скальпы. Хромому Барсуку пожиратели лучших кусков — с волосатыми лицами, волосатыми телами и кожей цвета рыбьего брюха — показались уродливыми, но это были просто мужчины — с животами, задницами и детородцами, как у любых человеческих существ.
По-настоящему его заинтересовала телега. Он слышал о повозках с колесами, но никогда еще таких не видел. Эта была покрыта сзади белым брезентом, и когда Хока Уште наклонился, чтобы заглянуть в нее, навстречу ему внезапно рванулось оскаленное лицо умирающего солдата вазичу — как если бы пожиратель лучших кусков хотел его укусить. Хока Уште вскрикнул от неожиданности и отпрянул, а вазикун замахнулся на него каким-то металлическим предметом, но в следующий миг выронил его из руки, испустив дух. Хока Уште машинально подхватил предмет — увесистый, тяжелее ножа, но совершеннее бесполезный в качестве оружия: с двумя тонкими металлическими ручками вместо одного черенка и без какой-либо режущей или бьющей поверхности. Хромой Барсук обнаружил, что, если дергать ручки туда-сюда, маленькие железные челюсти на другом конце раскрываются и закрываются. Очевидно, вазичу пользовались таким приспособлением для хватания и вытаскивания разных предметов.
«Получишь подарок от пожирателя лучших кусков, чья душа отлетела». Слова из видения. Хока Уште спрятал диковинный инструмент под набедренную повязку и залез на коня, взятого во временное пользование у Отрезавшего Много Носов.
— Мы возвращаемся, — сказал военный вождь бруле. — Мы добыли лошадей и совершили месть. Вазикуны обвинят во всем сусунов и отомстят вместо нас.
Хока Уште кивнул и сказал:
— Я рад, что Поворачивающий Орел и его друзья отомщены. Теперь пойду своим путем.
Отрезавший Много Носов нахмурился:
— Хромой Барсук, мои жены и я надеялись, что ты останешься жить с нами и женишься на Видящей Белую Корову.
Хока Уште моргнул. Он видел девушку лишь мельком, когда призрак исполнял серенаду. Почему все пытаются женить его?
— Я бы с радостью, — сказал он, — но видение моей ханблецеи требует, чтобы я продолжал странствие. — Он соскользнул с позаимствованного белого скакуна.
— Возьми коня в подарок, — великодушно промолвил Отрезавший Много Носов. — Его зовут Кан Ханпи — белый сок древесины, который вазичу называют сахаром, — и его украл сам Поворачивающий Орел.
— Пиламайе, ате. — Хока Уште поклонился в знак благодарности.
Отрезавший Много Носов подал знак, и воин Расправляющий Крылья Орел выступил вперед с ножом, луком, стрелами и одеялом для Хромого Барсука. Вождь Заряжающий Левой Рукой протянул мальчику странный предмет: сосуд с плещущейся в нем жидкостью, размером поболе горлянки, запечатанный и очень гладкий на ощупь. То была вещь вазичу.
— Это кувшин со священной водой, — пояснил Отрезавший Много Носов, употребив слова «мни вакен», которыми лакота обозначали виски.
Хока Уште боязливо взял сосуд, зная заключенную в нем силу и опасность.
Заряжающий Левой Рукой оскалился:
— В повозке вазичу еще дюжина таких кувшинов. Пей осторожно. Со священной водой в человека входят духи без всякого приглашения.
Хока Уште снова поклонился в знак благодарности, воины выкрикнули «хока хей!» и пустились галопом обратно на северо-восток, а Хока Уште развернул коня на юго-запад и поехал прочь от этого места смерти.
В горах Биг-Хорн охотились горные кроу, шошоны, северные шайенны, северные арапахо и даже роды оглала-сиу из народа икче вичаза, но ни одно из племен не владело этими сумрачными холмами, и немногие храбрецы отваживались соваться туда в одиночку. Хромой Барсук отважился, но старался держаться подальше от рек, вдоль которых во множестве стояли форты вазичу — точно бусины, нанизанные на бизонью жилу. Кан Ханпи без труда переплыл Паудер-ривер, несмотря на ледяную воду, и неуклонно поднимался в горы, минуя реки Оттер-Крик, Форест-Крик и Уиллоу-Крик, пока не достиг местности, где не было никаких рек и лежали остатки зимнего снега. На высоте по ночам примораживало, и Хока Уште плотно кутался в единственное одеяло, подаренное воинами бруле. Звезды в кристально ясном небе светили ровно, не мерцая. Вокруг не было ни души.
В последующие три дня Хока Уште не охотился и ничего не ел, лишь изредка пил из ручейков, вытекавших из-подо льда. Он словно голодал и очищался перед парильным обрядом или ритуалом ювипи, хотя на самом деле у него и в мыслях такого не было. Он просто не хотел есть.
На четвертый день юноша увидел типи, стоящий на длинном скальном выступе, откуда весь снег сметало ветром, почти никогда не стихавшим на этой высоте. Внизу простирались горы, рассеченные долинами, далеко на востоке темнели плоские равнины. До сих пор конь Хромого Барсука ни разу не заартачился, даже когда всадник направлял его в ледяную реку или заставлял пробираться через глубокие сугробы, но теперь Кан Ханпи отказался подходить к типи ближе чем на сто шагов.
Хока Уште спешился и, взяв с собой лук и пучок стрел, направился к жилищу. Три женщины смотрели на него, пока он приближался.
Две из них, выглядывавшие из-за полога потрепанной палатки, были молодые красавицы из его видения — возможно, двойняшки и точно сестры. В платьях из белой оленьей кожи, с блестящими черными волосами, с лицами безмятежными и гладкими, как гладь сна. Третья — видимо, мать, — казалась сущим порождением кошмара.
