Трое юных воинов лакота лежали на расстоянии вытянутой руки друг от друга.
У самого младшего, которого Поворачивающий Орел представил по имени Пытавшийся Украсть Коней, в шее осталась торчать стрела шошонов. На груди и животе темнели раны от дюжины других стрел. Руки широко раскинуты, словно от удивления. Лунный свет отражался в открытых глазах, блестел на белой кости оскальпированного черепа. Мальчик по имени Несколько Хвостов выглядел так, будто его с головой окунули в красный ягодный сок. Шошоны не только сняли с него скальп, но также отрубили пальцы, вырезали язык и сердце.
Поворачивающий Орел лежал поодаль от товарищей, в распластанной позе, заставлявшей предположить, что он сражался с убийцами. Горло у него было перерезано от уха до уха, и зияющая рваная рана словно улыбалась Хоке Уште. Шошоны содрали с него скальп и вырезали язык, а еще отрезали уши, кисти, детородный член и яички. Один глаз Поворачивающего Орла теперь смотрел с расстояния пары шагов, насаженный на острый лист юкки.
Хромой Барсук отвернулся, судорожно хватая ртом воздух. Восстановив дыхание, он снова взглянул на убитых. Он хотел бы спеть для них песню смерти, хотел бы облегчить им путь на юг, но не знал ритуала.
«Когда я стану вичаза ваканом, — пообещал он себе, — я научусь всему этому».
Он повернулся прочь и зашагал на восток по залитой лунным светом равнине.
Они нашли его спустя день, ночь и еще день. Все это время Хока Уште не спал и не ел. Он не смастерил себе никакого оружия, не попытался прикрыть чем-нибудь наготу. Его раны гноились, кожа горела от солнечных ожогов и лихорадочного жара, и он напряженно прислушивался к шепчущим голосам в мозгу. Хока Уште шел, пока хватало сил идти, потом стоял на одном месте, пока ноги держали. Он не сознавал, что упал, и у него было туманное ощущение, будто он пытается ползти по крутому склону самой земли. Когда подъехали всадники, мальчик смутно осознал, что какие-то огромные существа заслонили солнце. Он был уверен, что это духи, явившиеся за ним, чтоб унести на юг, и очень удивился, услышав лакотскую речь с акцентом бруле.
Когда Хока Уште очнулся спустя какое-то время, он лежал между мягкими одеялами. Сквозь откинутый кожаный полог типи лился свет вечернего солнца, густой медово-желтый свет, на какой он любил смотреть в детстве, лежа в уютной безопасности дедушкиного и бабушкиного жилища. В первый момент он решил, что ему все привиделось в лихорадочном бреду — он обливался холодным потом, как бывает после сильного жара, — но потом над ним склонилась безносая старуха, сказала что-то на отрывистом наречии бруле другой безносой старухе, и Хока Уште понял, что все происходило не во сне, а наяву.
Кроме них, в палатке находилась еще одна — помоложе, с неповрежденным лицом, хранившим суровое выражение. Она наклонилась над Хромым Барсуком и сказала:
— Значит… ты живой.
Юноша не знал, как на это ответить.
Все три женщины покинули палатку, и Хока Уште опять стал засыпать, но тут в типи вошел здоровенный мужчина со свирепой физиономией.
— Это сусуны раздели тебя догола, отняли оружие, украли твою лошадь и оставили тебя там истекать кровью? — резко спросил он.
Хока Уште непонимающе уставился на него.
— Нет, это гроза. Сусуны меня не видели. — Он немного помолчал. — Ты — Отрезавший Много Носов.
Мужчина грозно нахмурился и дотронулся до своего ножа:
— Откуда ты знаешь?
— Я видел твоего сына, Поворачивающего Орла.
Отрезавший Много Носов шумно выдохнул:
— Он жив?
— Нет.
Великан покачнулся, словно от сильного удара:
— Сусуны?
— Да.
— Другие двое… Несколько Хвостов и Пытавшийся Украсть Коней…
— Мертвы.
Отрезавший Много Носов медленно кивнул.
— Тогда понятно, почему свистел призрак… — Он осекся. — Назови свое имя и племя и объясни, как ты оказался там один, голый и весь в крови.
Хока Уште представился и пояснил, что отправился в странствие после того, как получил видение. Мужчина не стал расспрашивать про видение.
— Ты сможешь отвести нас к телу моего сына? — спросил он.
— Думаю — да.
— Утром? На рассвете?
Хромой Барсук чувствовал страшную слабость после всех испытаний и лихорадки, но вспомнил изуродованное тело Поворачивающего Орла, не обряженное и не погребенное с должными почестями — лежащее в прерии, где оно могло стать кормом для животных, ведать не ведающих, кто такой Поворачивающий Орел.
— Сегодня, — сказал Хока Уште. — Я отведу вас туда до восхода ночного солнца.
— Нет, — после минутного раздумья произнес Отрезавший Много Носов. — Нельзя оставлять женщин одних, когда ванаги бродит в ночи. Отведешь нас к телу Поворачивающего Орла, когда призрак уйдет. — И он удалился прочь, оставив юношу спать.
Позже, когда стало смеркаться, суровая женщина принесла ему миску супа. Она коротко представилась: Красный Хвост. Прихлебывая густой бульон, Хока Уште попытался завязать разговор:
— А две другие женщины… с отрезанными носами… они твои сестры?
— Нет, — ответила Красный Хвост. — Это другие жены Отрезавшего Много Носов.
Хока Уште на секунду задумался.
— Они что… это… того… — У лакота издавна повелось в наказание за неверность рассекать женам ноздри или отрезать нос. Но Хромой Барсук не знал, как выразиться потактичнее. — Это потому, что они… — Он неловко умолк.
— Да, — сказала Красный Хвост. — У Отрезавшего Много Носов было пять жен, и только одна из них — я — сохранила нос в целости. Остальные заявляли о своей невиновности, но он очень ревнив.
Хока Уште проглотил кусок мяса, плававший в бульоне.
— Наелся? — спросила Красный Хвост и, не дожидаясь ответа, забрала у него миску. — Я должна идти. Уже темнеет. Мне нельзя находиться в типи наедине с тобой.
И суроволицая женщина быстро удалилась, Хока Уште не успел даже сказать «пиламайе».
Хромой Барсук проснулся в темноте от свиста и собачьего лая. Он сразу понял: там, в ночи, — призрак, упомянутый Отрезавшим Много Носов.
Свист был мелодичный, завораживающий, сладостный для слуха. Хока Уште сел на постели с бешено стучащим сердцем, испытывая острое искушение пойти на свист, пускай и предназначенный не для него. Собаки заходились лаем. Он пошарил вокруг в поисках своего ножа, тотчас вспомнил, что потерял его, мгновением позже осознал, что кто-то надел на него новую набедренную повязку, а потом встал и тихонько выскользнул за полог типи, решив найти источник чудесных звуков.
Костры в селении бруле не горели. Тридцать-сорок типи сияли молочной белизной в свете ночного солнца. Собаки перестали лаять, но рычали и скалились. Казалось, свист доносился с окраины стоянки, откуда-то неподалеку от типи Отрезавшего Много Носов. Хока Уште двинулся на звук, но в следующий миг его вдруг схватили чьи-то сильные руки и потянули вниз.
