Die StraßefreiDen braunen Bataillonen,
Die StraßefreiDem Sturmabteilungsmann!
Esschau’naufs Hakenkreuz
Voll Hoffnungschon Millionen
Der Tag fur Freiheit und fur Brotbricht an.
[1]
«Ничего себе», – пронеслось в голове, «Вася» сидел с прежней непробиваемой рожей, и было непонятно, слышит он песню или нет. Но та заглохла после второго куплета, в эфире образовалась кратковременная тишина, прерванная на этот раз чем-то классическим, в исполнении солидного оперного баса.
На шум в коридоре «Вася» не отреагировал, так и сидел, не сводя со Стаса глаз, но поднялся сразу, как только Катерина оказалась в комнате. Второй, таксообразный, остался в коридоре и одевался на ходу, торопливо застегивал пуговицы великоватого для него темного пальто, одновременно поглядывая на «гостя» с некоторым удивлением и даже любопытством. Интересно, как она ему все преподнесла? Про ядерное оружие рассказала или мобильник предъявила? Но видно, что убедила, больно уж рожа у «товарища» воодушевленная.
– Мы уходим. – «Вася» кивнул едва заметно, Катерина глянула на Стаса и отвела взгляд, продолжая распоряжаться:
– Останешься здесь. Повторяю – с ним ничего не должно случиться, он важен для нас… – она осеклась и вышла из комнаты, Стас услышал, как хлопнула входная дверь, негромко лязгнул замок. «Вася» выглянул из коридора и тут же пропал, прикрыл за собой дверь, но можно не сомневаться, что если не в коридоре сидит, то в комнате напротив обосновался, держа всю квартиру под контролем. Хотя отсюда и бежать-то некуда, если только спрыгнуть с шестого этажа.
Стас подошел к окну, отодвинул край тяжелого пыльного одеяла, посмотрел вниз и по сторонам. Вид открылся на загляденье – на площадь, расчерченную квадратами, с высоты напоминавшими дома, на сами здания, на кусочек пруда, покрытого тонким льдом, на усыпанные желтыми листьями дорожки бульвара, на зенитку за деревьями, на крыши зданий. Дальше вроде Лубянка, еще без громады Детского мира, крыша Большого театра и рядом с ним череда высоких старых зданий. Отсюда даже кремлевские башни видны, правда, нечетко, точно в дымке или в тумане, и звезды куда-то подевались. Может, сняли их, как кресты на куполах, или закрыли чем, чтобы не светились те в темноте, не приманивали немцев, как давеча командир на мосту выразился, костеря своих бойцов по матери…
Стас задернул одеяло, прошелся по комнате, у двери остановился, прислушался. Черт его знает, вроде тихо. Вася, если и там, то сидит тише мыши и тоже ждет, что дальше последует, а разделяет их тонкая створка, и прострелить ее – плевое дело. А если…
Он грохнул по двери кулаком, распахнул ее – и Вася вырос в конце предбанника, как лист перед травой, смотрел вопросительно и вместе с тем спокойно, видя, что «объект» порог переступать не торопится и вообще к активным действиям не расположен.
– Мне в сортир, – сказал Стас, – дверь открой.
Безмолвный Вася просьбу выполнил, в общем коридоре оказался первым и отошел вбок, пропуская Стаса. Тот сделал шаг, другой, обернулся – Вася шел следом, держался немного позади и делал вид, что просто погулять вышел. Ухватил за локоть пробегавшую мимо пухлую дамочку, шепнул ей что-то, та фыркнула, вырвалась и засеменила дальше, а кавалер смотрел не ей вслед, а на ценный экземпляр, ждущий своей очереди в торце коридора у одной из белых дверей.
На выходе ждало то же самое – Вася подпирал стенку и держал перед собой газету. Увидел Стаса, газету аккуратно сложил, «гостя» встретил, проводил и дверку за дорогим гостем закрыл, не забыв несколько раз провернуть ключ в замке.
Стас вернулся на диван, посмотрел в потолок и зевнул уже натурально – спать хотелось до чертиков, что и понятно, ночью-то он не сны глядел. За стеной было тихо, Вася тоже признаков жизни не подавал, только с улицы неслись звонки трамваев, гудки машин и крики. Стас лег на диван, вытянулся, закинул руки за голову. Вспомнилось, как шатался тут денно и нощно, как сидел в круглосуточной кафешке у метро, на небоскреб «ГрандОйловский» и нефтяную вышку у его главного входа глядя, и прикидывал, как бы попасть внутрь, как до Юдина добраться. И так прикидывал, и этак, да только знал заранее, что выше первого уровня ему не пройти, охрана мигом скрутит, и слушать не станет. А дальше уж вовсе грустные мысли пошли, о том, как глупо и нескладно все получилось, не зря Ковригин ржал, что твой конь…
С мыслями этими Стас и заснул, нимало за свою жизнь и ближайшее будущее не беспокоясь. А чего волноваться – нужен он им, это и кошке ясно, а пока Юдина будут искать, неделю провозятся, не меньше, даже с их возможностями. Так что пули в голову или ножа под ребро можно не опасаться…
Опасаться надо было другого, он понял это, когда дом тряхнуло, а стены качнулись, как от близкого взрыва. Звякнули стекла, с потолка некрупными хлопьями посыпалась побелка, Стас вскочил, закрутил головой впотьмах, не понимая спросонья, что происходит. Версия была одна – снова начался налет, и снаряд упал где-то недалеко, странно только, что звука разрыва он не слышал, и проснулся от качки. И воя сирен не слыхать, и самолетов – все не так, как прошлой ночью, кажется, что просто землю тряхнуло.
Он оказался у окна, приоткрыл «занавеску» – нет, все спокойно, никто не бежит, не торопится в укрытие к ближайшей станции метро, напротив, все стоят, как вкопанные, озираются по сторонам, кто-то задрал голову к небу, но там ничего, кроме серебристой туши аэростата заграждения. И тут краем глаза Стас заметил, как справа к небу тянутся густые черно-серые столбы дыма и пыли, столбов этих несколько и поднимаются они из одной точки, и застилают собой островерхие кремлевские
башни. «Что за черт?» Стас прижался щекой к стеклу, чтобы получше рассмотреть, что там делается, но видел только, что дым идет со стороны Охотного ряда, что пелена густеет на глазах, а в череде домов за Большим театром образовался провал. Похоже, что исчезло одно-единственное здание, фасадом выходившее на Тверскую, ныне Горького, здание, что через полсотни лет обзовут Государственной Думой, и перед входом туда день и ночь будет не протолкнуться от народных избранников и их автомобилей, ценой с небольшой космический корабль.
И судя по всему, его взорвали, причем только что или пару минут назад, когда он спал, упущенное за прошлую ночь наверстывая. Но кто, как? Это ж не халупу деревенскую снести – домина в десять этажей, и построена не таджиками, а русскими мужиками, из камня и мрамора на совесть и на века. Там взрывчатки нужно вагон, если не больше…
– Есть, – раздалось за спиной, – сработало. Я думал – брехня, а они правы оказались.
Это радовался у дверей Вася, даже в полумраке Стас видел довольную ухмылку на его лице. Глянул еще раз в окно, проследил за метнувшимися в сторону дыма и поднимавшихся теперь следом языков огня «эмками», за пожарными машинами, обернулся.
