Лик тоже очень умный. Но он взрослый. И знает много-много! А еще ему злые морозовцы отрезали пальцы на руке… Зато на другой их – целых шесть!
Ой, вот он, Лик, как раз смотрит строго-строго!..
– О чем задумался, детинушка? Я понимаю, что в космос ты никогда не полетишь, но знать, где ты живешь, все-таки нужно.
– Я знаю… – говорит маленький Глеб.
– И где же?
– В Устюге. В Великом Устюге! Это город на реке Сухона, в Вологодской области.
– А Вологодская область где?
– В этой… В России… Да?
– Ну, а Россия где?
– Нигде… Ну, то есть, она везде.
– Эх ты, глобалист-недоучка! А что я тебе только что рассказывал?
Глеб понуро опускает мохнатую головенку.
– Ладно, повторю. Только слушай внимательно. Мы живем на Земле. Земля – это планета, то есть такой огромный шар, который летит в космосе, где совсем нет воздуха, вокруг Солнца, а вместе с ним – вокруг центра нашей Галактики, где много-много звезд – таких же, как наше Солнце, а еще бывают поменьше и во много раз больше. У нашего Солнца, кроме Земли, еще семь планет, но на них никто не живет. А вот на планетах, что вращаются вокруг других звезд, может быть, кто-то и живет. Даже наверняка живет, ведь звезд в нашей Галактике превеликое множество, да и галактик во Вселенной огромное количество.
– А кто там живет? – вспыхивают глазенки у Глеба. – Храмовники? Или морозовцы? Или эти… «дикие»?…
– Я очень надеюсь, что там все по-другому. Что где-то есть такие места, где живут просто счастливые люди, которые не дошли до того, чтобы сделать из своей планеты помойку, убить ее своими же руками.
– А мы убили?
– Мы убили, – вздыхает Лик. – И что с того, что планет много? Земля-то для нас все равно единственная. Ее реки, моря, леса, горы – все это неповторимо! И почти все безвозвратно потеряно… Если где-то и есть во Вселенной что-то подобное, то все равно в чем-то другое. И нам туда никогда не добраться.
– А люди ведь тоже как эти… как планеты, – нахмурив бровки, говорит после долгого раздумья Глеб. – Они тоже разные. Их ведь тоже нельзя убивать, хоть их и много. Если кого-то убить – точно такого все равно больше не будет.
– Надо же, – с удивлением смотрит на Глеба Лик. – А ты молодец… Жаль только, что многие думают совсем по-другому и продолжают убивать.
– Может, они не знают? Может, им надо сказать?
– Все они знают, – жестко говорит Лик. – Ты вот тоже знаешь, а все варно убил! Не так равзе?
Глеб в ужасе смотрит на Лика… Да нет, какой еще Лик? Почему Лик? Это же Пистолетец! Косноязыкий притвора… Да и сам Глеб вовсе не маленький мальчик, а здоровенный и жуткий мутант.
– Я убил, да, – цедит он сквозь зубы. – Но я убил, защищаясь. И я убил не людей – падаль. А ты сделал еще хуже. Ты не убил, ты предал!
– Я никого не предавал. И уж тебя я не предавал точно. Я могу умереть за тебя, если нужно.
– Не нужно. Мне ничего больше не нужно! Я сам хочу умереть.
* * *
Глеб распахнул глаза и снова зажмурился. Он вспомнил! Он что-то определенно вспомнил! Этот сон… Это была не просто игра больного воображения. Комната с кирпичными стенами, стеллажи с книгами, лампочка в жестяном абажуре – все это было на самом деле! И урок такой тоже был. Правда, закончился он по-другому, не так, как во сне.
И учитель по имени Лик… Да, теперь он его тоже вспомнил. Мама звала Пистолетца по имени – Толик. Но Глеб, когда был совсем крохой, полностью это выговорить не мог, у него получалось: «Лик». Так и стал его звать, даже когда стал постарше.
Лик и тогда был его другом. И второй раз, уже в образе косноязыкого Пистолетца, тоже стал им. А потом оказался предателем… Но это опять говорят чувства, горькая обида внутри самого Глеба. А если включить только разум, отбросив чувства? Ведь Дед Мороз прав: Пистолетец, изначально будучи его агентом, остался верен ему. Ну, а самого Глеба разве он предал? Он был с ним с начала и до конца. Да, он его обманул, прикинувшись не тем, кем являлся на самом деле. Но это обман, а не предательство. Да и обман вынужденный. Так кто же для него Лик-Пистолетец – друг, враг, обманщик, предатель?… Нет ответа. Чувства не могут примириться с рассудком.
А что насчет самого Глеба? Он убил уже трех человек. Ведь тогда, в детстве, он искренне считал, что убивать нельзя. Каждый человек – уникален, каждый – это не планета даже, а целая Вселенная! Но какая Вселенная может скрываться в бандитах?! Какая – в хладнокровном убийце ребенка? Вселенная злобы, жестокости, жадности, похоти, лжи? Нужна ли такая «уникальность» кому-то? Вот уж чего-чего, а подобной мерзости в этом мире хватает, он переполнен ею, словно мерзкий гнойник – вот-вот лопнет! Да и лопнул уже, только стал нарывать снова. Врачи вскрывают нарывы скальпелем, Глеб вскрыл ножом. Разве он поступил плохо? Нет, он не готов повесить на себя ярлык «убийца»! Он если и не врач, то санитар – вымел из этого мира немного дерьма, сделал чуть более чистым воздух.
Хорошо, пусть… А как насчет самоубийства? Как быть с этой Вселенной? Он хочет уничтожить ее, несмотря на уникальность, потому что считает ее своей. Только своей и ничьей больше. Но так ли это на самом деле? А его мать? Что, если она его на самом деле любит? Что, если его Вселенная и ее тоже? Имеет ли он право ее у нее отобрать? Не спрашивая, по своему только хотению. Потому что устал, потому что не видит смысла в ее дальнейшем существовании… Но то, что не видит он, еще не говорит о том, что этого смысла нет. Возможно, всего лишь только ее существование – это уже смысл для других. Для матери, для отца, для Сашка, для… Пистолетца… А вот он и смысл! Отец. Где он, что с ним?… Ведь он, Глеб, решил, что не нужен матери, что он ей только помеха. Возможно, это лишь его жестокая, эгоистичная ошибка, но вполне может оказаться и правдой. Предположим, что это правда. И то, что Сашку ничем не помочь… Наверное, это лишь малодушная отговорка, чтобы даже не пытаться что-то сделать. Пусть! Предположим, что правда и это. И что Пистолетец не заслуживает ничего, кроме презрения, а потому на его видение каких-либо смыслов можно закрыть глаза. Предположим и это, чего уж! А вот отец? Тут-то что можно предположить, не зная совсем ничего? А если попытаться узнать? Что, не хочется? Лень?… Слишком сложно бедняжечке напрягаться, пупок развяжется?… Давай лучше повесимся, в реку кинемся, вены перережем! Это же проще. Никакого напряга, никаких сложностей. Глазки закрывай – баю-бай!.. И идите вы все лесом. Мамы, папы, Сашки и Пистолетцы. Можете и Щупа с Ликом с собой прихватить, до кучи. Малыш устал. Малыш хочет баиньки. На веки вечные.
Ух, как разозлился мутант! Разозлился так, что явственно потянуло гарью, только гореть было нечему. Разве только самому вспыхнуть, но его способность на себя почему-то не распространялась. Наверное, тоже берегла его уникальную внутреннюю Вселенную.
А еще он окончательно запутался. Во всех и во всем, а в себе в первую очередь. Чей он или ничей? Жить ему или не жить? Если жить, то ради чего и кого? И если жить, то как теперь это сделать физически – так сказать, на практике? Завал не разрыть. Еды и воды не найти.
