Хорошо. И что же теперь делать? Куда идти? Может, никуда? Вернуться к ручью, сунуть голову, вдохнуть водицы… Нет, не сможет, инстинкт самосохранения не даст голове удержаться под водой достаточно долго, мелок ручеек. Тогда уж надо к Сухоне идти. Выплыть на самый стрежень, на самую глубину, нырнуть до дна или докуда сможет, а там уже вдохнуть как следует…
Вот как. Ничей. Теперь уже точно ничей. Прав, как же прав оказался Прокопий! Все про него точно увидел. Про них про всех! И что Пистолетец не храмовник, и что они с Сашком не морозовцы…
Сашок!.. Глеб вздрогнул. Как он мог забыть о Сашке?! Но… А как теперь быть с пареньком? Чем он теперь может ему помочь? Идти все же на поклон к матери – так она, лишившись тут же власти, все равно Сашку не поможет. Возвращаться с раскаяньем к Деду Морозу – так он и до этого не стал бы помогать никакому Сашку… Пойти самому, напролом? На авось, на удачу, вдруг отобьет?… Так не отобьет же. И куда идти, понятия не имеет.
Что же делать?!.. Пожалуй, выход и впрямь лишь один – головой в Сухону.
На душе у мутанта стало так мрачно, как не было еще никогда в жизни. Во всяком случае, в этом ее отрезке, который он помнил. Да и в том, прошлом, скорее всего, не было тоже. Тогда он жил, пусть и под землей, не видя солнечного света (или иногда его все же втайне «выгуливали»?), но на всем готовеньком, не ведая забот и печалей. У него были книги, хорошие учителя (Пистолетец еще и сволочь хорошая!), заботливая и может даже любящая мамочка… Вряд ли тогда его душу мог заполнять такой беспросветный мрак, как сейчас. Жизнь на самом деле, совершенно буквально потеряла смысл. В ней не было для него, Глеба, неприкаянного, никому не нужного уродливого мутанта, абсолютно никакого будущего. Он был не просто ничей, он был лишний. Даже не пустое место, а помеха. Так что о чем тут еще думать? В реку – и точка.
А может, повеситься здесь, на березке? Ремень есть, березок – хоть… попой кушай!.. Но почему-то вешаться казалось недостойно, противно. Где-то он даже читал (теперь уже не вспомнить, где и когда), что во время повешения опустошается мочевой пузырь, а иногда и кишечник. Представил, как будет висеть с мокрыми, вонючими штанами – и стало тошно. А еще если Нюра с Олей наткнутся!.. Нет-нет! Только в реку! Там в любом случае будешь сырой, и принюхиваться некому – рыбы любого сожрут. Эх, и зачем он, дурак, «птичку» убил? Та бы им хоть деток накормила – все бы польза была для кого-то!..
Решение идти к реке оформилось, вызрело и стало теперь единственной целью Глеба. Но ломиться к ней напролом все же не следовало. Попасться сейчас в руки что храмовников, что морозовцев значило бы испортить все, не только продолжить свои мучения, но еще и навредить матери. И неважно, что он не испытывает к ней никаких чувств; мать есть мать, зачем брать лишний грех на душу?
Мутант вспомнил, что сказали девочки: краешек Устюга начинается за ельником. Поэтому туда он не пойдет. Но для начала не мешает определиться, где именно расположен этот краешек, чтобы ненароком не забрести именно туда.
Глеб огляделся. Вон еще одна березовая рощица, вон заросли кустарника, а вон, рядом с кустами, и ельник. Наверное, он и есть, других елок вокруг что-то не видно.
Мутант не стал сразу выходить на открытое место, пошел по краешку рощи. Потом пересек неширокий участок поля до кустарника. В сами кусты не полез, те росли слишком густо, – тоже пошел по краю. Добравшись до ельника, он вдохнул полной грудью. Хвойный, смолистый запах бодрил, даже стало подниматься настроение. Но тут же вспомнилась поговорка: «Перед смертью не надышишься», и на душе опять стало черно. Глеб пересек ельник и осторожно высунулся за крайние елочки.
Вниз шел некрутой уклон. Метрах в пятидесяти впереди виднелась дорога. Слева вдоль нее стояли домики – одноэтажные, бревенчатые, самые обычные деревенские избы. Но Глеб уже знал, что мутанты Устюга в основном в таких домах и живут, так что наверняка это и был тот самый «краешек» города, о котором говорили девочки. Дальше обзор закрывали деревья, так что развалин Устюга он не увидел, но, судя по всему, он сориентировался правильно, других вариантов вроде не просматривалось. Тем более – и это было сейчас для Глеба самым важным – далеко впереди, в разрывах между многочисленными группами деревьев и кустов, он увидел блеск воды. Наверняка это и была Сухона, его цель. Теперь следовало двигаться очень осторожно, перебежками между этими островками растительности. И желательно сначала уйти вправо, подальше от домов.
На то, чтобы добраться до реки, у него ушло очень много времени. Он ни с кем не столкнулся, но зато проголодался так, что кроме еды больше ни о чем не мог думать. Пробовал даже жевать траву, но тут же выплюнул, есть это было невозможно. Конечно, Глеб знал, что существуют и в этих краях съедобные травы – вон, нашел же тогда Пистолетец вполне даже вкусные пýчки, – но как они выглядят, где их искать оставалось для него загадкой.
Мутант начал думать, где бы ему раздобыть хоть какой-нибудь пищи, но быстро вспомнил, что он сейчас собирался делать. «Ты все-таки самый большой идиот из всех, кого я знаю, – мысленно сказал он себе. – Собрался топиться, а думаешь, чего бы поесть! Может, логичней все-таки поменять приоритеты? Сначала подохни, а там, глядишь, и другая проблема снимется».
Глеб подошел к воде. Сначала подумал, что в этом месте слишком пологое дно – долго придется брести до стремнины. Потом рыкнул на себя: «Не ищи отмазку! Решился – значит, все. Долго ему брести! Ничего, прогуляешься напоследок». Но тут сознание, которому уходить навечно в небытие, видимо, очень уж не хотелось, решило еще потянуть время и задало новый вопрос: раздеваться или тонуть как есть, в одежде? Впрочем, вопрос этот мутант сразу же посчитал глупым. Во-первых, в одежде легче и быстрей утонуть – мокрая, она сама потянет на дно, а когда вода наберется в сапоги, потянет довольно быстро. Во-вторых, если его тело когда-нибудь найдут, то пусть уж оно будет одетым. Ему-то уже все равно, но если представить… Неприятно, в общем.
– Ладно, хорош тянуть, – сказал он вслух. – Пошел-пошел!
Глубоко вдохнув, словно тотчас же собрался нырять, Глеб занес над водой ногу. И услышал сзади:
– Купаться собрался? Водица холодная.
Мутант обернулся. На берегу стояло пятеро мужчин. Все одеты в тряпье и обноски, у всех обезображенные мутацией лица. К тому же грязные до невозможности и вонючие – за десять шагов в нос шибает! Не храмовники, точно. Но и на морозовцев слабо похожи – те все-таки поопрятней, не такие голодранцы. Может, добравшиеся до города «дикие», но не имея регистрации, скитающиеся по его окраинам? Бродяги, одним словом.
Вперед вышли двое. Один вынул из-под лохмотьев нож.
– Чё в одежке-то полез? Сымай да полезай опосля куды хошь.
– А что это вы так обо мне заботитесь? – прищурился Глеб.
– Мы не о тебе, – ухмыльнулся второй бродяга. – Мы об одежке твоей. Сапоги, вон, баские. Штаны тож ниче. А рубашку-то пошто так изорвал?
– Да таких вот, как вы, встретил. Пока уму-разуму учил, она и порвалась. Может, зашьете?
