— …Хозяйке Похъёлы было предсказано, что сампо отберет у тунов человек из рода Калева. Есть все основания предполагать, что речь идет о тебе, Ильмо.
— Повезло же! — не удержался Ахти.
— Повезло так повезло, — саркастически пробормотал Ильмо. — Как покойнику.
А сам вспомнил — и верно, похъёльская чернявая колдунья, сестрица убитого Рауни, несколько раз называла его «героем» и допытывалась, что в нем особенного. Можно подумать, будь он героем, он бы ей сказал. Но почему же не спросил, растяпа: а чем вас, похъёльцев, так тревожит рождение «героя», что вы послали царевича его убить?
— Ясно одно, — закончил Вяйно. — Сампо ни в коем случае не должно оставаться в руках тунов. Каждый лишний день прибавляет могущества Калме и приближает войну богов, которая может разрушить этот мир. А ты, Ильмо, единственный, у кого есть шанс ее предотвратить.
— Чепуха! — убежденно сказал Ильмо. — Даже слушать не хочу. Если это такое важное дело, пусть боги сами его и решают.
— Воля богов, — тихо сказал Йокахайнен, — не обсуждается.
— И воля предка! — добавил Ахти. — Если бы прародитель моего рода вынырнул из Кемми и послал меня хоть в Маналу, я бы пошел не раздумывая. Кстати, возьмешь меня с собой в Похъёлу?
— Да что вы как сговорились? Какой еще предок? Не знаю, что там за разноцветная лягуха выныривала из реки, но Калева — вот он, сидит рядом с нами!
— Не кощунствуй! — строго сказал Вяйно. — «Лягуха» — это водяница Велламо, моя первая жена и праматерь твоего рода. Люди рода Калева в родстве с лягушачьим племенем. Ты это и сам не хуже меня знаешь. Детство я провел на дне морском и, прежде чем переродился в человека, был таким же, как она. Поэтому обитатели вод благоволят моим потомкам. А если тебе нужно слово праотца, изволь: я полностью согласен с Велламо.
— Но кто я такой? Я же ничего не смогу!
— У богов есть мнение, что сможешь. В любом случае, — закончил Вяйно, — лучшего выхода я не вижу.
— А вы с богами посоветуйтесь и поищите другие варианты, — дерзко посоветовал Ильмо и вышел из избы, хлопнув дверью.
Толпа расступается перед Ильмо, звуки отдаляются, огни гаснут. Теперь уже родичи кажутся ему темными призраками, отделенными от него невидимой стеной. На дворе теплая ночь начала осени, почему же Ильмо кажется, что из леса и с реки, из-за круга костров, подбирается мороз? Вот навстречу вереницей бегут женщины и подростки с охапками еловых лап в руках — порадовать предков трескучим костром, что разведут перед камнем, как только на небе покажется Мировая Ось. И предки придут на праздник — в этот день Калма отпустит их из мрачного царства до самого рассвета. Со всех сторон суета, мельтешение, пляска огней. А за околицей на многие дни пути — ледяное спокойствие леса, еще более враждебного и чуждого, чем обычно.
«С ума они посходили, что ли? — отстраненно думает Ильмо. — К чему эти еловые лапы? Сейчас же не Йоулу!»
Йоулу — праздник середины зимы. Единственный день в году, когда карьяла чествуют Калму, надеясь откупиться от ее гнева и голода, чтобы род дожил до весны без потерь. Весной и летом молятся богам Голубых полей и их неисчислимым младшим сородичам, невидимо населяющим земли карьяла. Но в самые холодные и темные дни зимы люди вспоминают о владыках Маналы, которые властны над жизнью не тем, что дают ее, а тем, что забирают. Родичи поют, пляшут вокруг костра, жертвуют пиво и овес, славя Калму. Пусть тень, что опускается на земли карьяла холодной зимой, укроет людей от взгляда смерти…
Ильмо остановился и крепко зажмурился, растирая озябшие руки. «Да что же это со мной? При чем тут Йоулу?! До зимы еще дожить надо. Я, может, и не увижу этой зимы — если мне предстоит идти в Похъёлу…»
В колючем воздухе разносился смех и болтовня детей, которым давно пора было спать. Где-то девушки нестройным хором, сбиваясь на хихиканье, запевали праздничные песни. Но стоило затихнуть пению, как молчание леса заполоняло пространство, выпивая силы. Холод преследовал Ильмо по пятам. Он не выдержал — и шагнул к ближайшей избе. Дверь была приоткрыта, изнутри пробивался яркий свет, доносились веселые голоса. Ильмо даже не разобрал, чей это дом. Ему просто хотелось укрыться от призрачного холода — поближе к огню и людям.
Он откинул шкуру и проскользнул внутрь в облаке холодного пара, словно в самом деле вошел с мороза. В избе было жарко — как раз прогорели дрова в очаге, и раскаленные головни полыхали радужной синевой. У печи прямо на полу расселась кучка детишек, завороженно слушая старика-сказителя. Торжественный старческий голос размеренно, как заклинание, выпевал слова руны о Калева, легендарном герое — победителе Похъёлы. Ильмо ее узнал — это была та самая руна о Трех Хийси, что пел на ярмарке саами. А старик, что пел ее, был Вяйнемейнен.
«Точно, сплю, — подумал Ильмо с облегчением. — Вяйно и прочие сейчас у Куйво, я же только что от него ушел».
Он встал за спинами детей, протягивая руки к огню. Пение шло своим чередом. Вскоре старец закончил и умолк, дети зашумели.
— Что же это — получается, Калева убили? — возмущенно воскликнула маленькая девочка.
— Да никто его не убивал, — возразила другая. — Он же сын богов, а значит — непобедим.
— А у меня тоже медные волосы! — с гордостью и страхом заявил маленький мальчик, встряхивая темно-рыжими вихрами. — Значит, и я непобедим?
— Потомков Калева много, — сказал Вяйнемейнен. — К примеру — Ильмаринен, что прячется у вас за спинами. Никто не знает, кто носит в себе росток вечной юности, и в ком он возродится и для чего…
— Может, хватит? — мрачно спросил Ильмо.
— Если же род Калева измельчал и уже не способен порождать героев, готовых достойно принять свое предназначение, — спокойно продолжал Вяйно, — то горе ему! Ведь мощь Похъёлы растет с каждым днем, и нет больше никого, кто готов бросить ей вызов…
— Когда я вырасту, я пойду воевать с Похъёлой! — крикнул медноволосый мальчик.
— И я, и я! — наперебой закричали другие.
— А я не пойду! — рявкнул Ильмо, развернулся и выскочил за дверь.
Конечно, в детстве он кричал то же самое, что и детишки. Теперь-то он прекрасно понимал, что ни с какой Похъёлой воевать не пойдет. Какая война, о чем они? После Калева никто из карьяла туда не ходил, а если кто и ходил, то назад не возвращался. Не воином ему суждено стать, а жертвой за Рауни. Надо было сразу поступить так, как советовал благоразумный Антеро: уйти из Калева и поселиться в лесу. В Тапиоле он всегда был желанным гостем…
Сзади его кто-то похлопал по плечу. Ильмо обернулся как ужаленный и снова увидел Вяйно.
— О чем задумался, охотник?
«Ну что же он от меня никак не отвяжется!» — с тоской подумал Ильмо.
— Ты прослушал руну? Понял, о чем она?
— Понял, понял. Как раз думал о том, что если бы Трем Хийси пришла такая блажь, то еще до утра на месте Калева осталась бы только куча холодных бревен, засыпанных снегом. Если в этой руне правды хоть на четверть, все мы, даже вместе с Калева — то есть с тобой — ничего не смогли бы сделать с Тремя Хийси. Не говоря уж о самой Похъёле.
