Ильмо мимолетно пожалел, что отказался принять от Ахти полосатую шерстяную рубаху и крашеный плащ — выглядел бы как настоящий варг. Вот так и надо возвращаться в родные края — не тайком, а открыто и смело, как подобает победителю. Свидетельство победы — похъёльское колдовское кантеле в виде мертвой руки — висело у него за спиной, выставленное на всеобщее обозрение. Голова туна у седла смотрелась бы еще лучше, но Ильмо внутренне уже согласился с запретом Вяйнемейнена. Антеро и старейшин хватил бы удар, если бы он притащил на землю рода этакую пакость.
Ильмо проехал вдоль главной улицы, свернул на высокий берег, где стояли черные дома райденов, и только тогда из-за заборов, из-за приоткрытых дверей начали показываться родичи. Не приближаясь к Ильмо, они разглядывали его, перешептываясь между собой и показывая пальцами на кантеле. Ильмо, сохраняя приличествующее воину достоинство, остановил лося и спешился перед калиткой Антеро. В отличие от прочих, она была распахнута настежь. Сам хозяин, скрестив на груди руки, загораживал вход. Вид у него был не особенно гостеприимный.
На душе у Ильмо заскребли кошки, однако он смело взглянул в лицо будущего тестя.
— Приветствую тебя, Антеро, — громко произнес он. — Я принес радостные вести! Проклятие снято, твоя дочь отомщена — больше хийси не потревожат род Калева!
— Может, теперь и не потревожат, — глядя исподлобья на охотника, сказал Антеро неожиданно скрипучим голосом. — Ну, коли пришел, так милости просим ко мне на двор. Нечего нам на улице попусту болтать.
Ильмо обрадовался — все-таки он слегка опасался, что Антеро его прогонит, несмотря на все подвиги, — но не показал виду и шагнул в калитку вслед за хозяином. В тот же миг на макушку ему обрушилась тяжеленная дубина. Не успев даже моргнуть, Ильмо рухнул на землю.
— Бейте его, ребята! Не жалейте проклятого оборотня! — как будто издалека, донесся до него крик Антеро.
Ильмо попытался подняться и потянулся к ножнам, но ему не позволили сделать ни того, ни другого. Народу за калиткой притаилось немало — к поимке оборотня родичи отнеслись со всей добросовестностью. Некоторое время Ильмо ожесточенно пинали ногами, пока он не утратил полностью волю к сопротивлению. Потом, отняв нож и содрав с него зачем-то рубашку, Ильмо поволокли на задний двор и швырнули в ледник — глубокий холодный погреб для хранения свежей рыбы. Ильмо упал прямо в нарубленный прошлогодный лед. Крышка захлопнулась над его головой, и он оказался в кромешной тьме, жестоко избитый и ошеломленный подобной встречей.
Первым его чувством была глубокая обида. На Антеро, который подло заманил его в ловушку, на родичей, проявивших такую черную неблагодарность, и вообще на несправедливость мира. Ильмо ощупал лицо — губы распухли, глаз заплыл, во рту было солоно от крови. «Но за что? — все никак не мог понять он. — Неужели только из-за лживых предсказаний проклятой Локки? Я избавил род от огромной опасности, а они бросили меня в эту ледяную яму!»
Ильмо кое-как поднялся на ноги. Все его тело отозвалось резкой болью. Он ощупью нашел лесенку наверх и попытался приподнять крышку ледника, но ее, вероятно, чем-то приперли сверху. Тогда он спустился вниз, сел на нижнюю ступеньку и принялся ждать. Вряд ли, подумал он, Антеро захочет похоронить меня тут заживо безо всяких объяснений. К тому же ему был обещан не лед, а костер.
Вскоре Ильмо понял, что в леднике не просто холодно. Из темноты на него накатывали волны мороза, до боли жаля голое тело. «Великий герой, убийца туна, замерзает в яме с мороженой рыбой», — с горькой насмешкой подумал он. Он обхватил себя руками и съежился, пытаясь сохранить последние остатки тепла. Снаружи глухо доносились возбужденные голоса.
Наконец наверху раздался шум приближающихся шагов, и крышка распахнулась. Сначала Илмо увидел факел, потом — знакомое старушечье лицо, костлявое и скуластое. Узкие глаза бабки, спрятавшиеся в морщинах, блестели торжеством. У висков покачивались оловянные лягушачьи лапки.
— Попался! — прошипела Локка. — Хвала предку, удалось тебя сюда загнать, похъёльский выродок!
— Это кто тут выродок! — Ильмо вскочил на ноги. — Ты за словами-то следи, бабка…
Локка отшатнулась, выставляя вперед факел.
— Не подходи, на мне охранные чары! Я тебе не девка, меня зачаровать не выйдет!
— Пусть тебя леший чарует, старая коряга, — сплюнул Ильмо. — Что вы на меня набросились? Или не видели, что я привез?
— А как же! По костяному кантеле тебя, упыря, и опознали. Ты куда девок дел? Утопил али сожрал? Даже невесты своей не пожалел, вражье семя!
— Каких еще девок? — изумился Ильмо. А потом догадался.
— Это был не я! — закричал он так, что Локка снова шарахнулась наружу. — Девушек погубил Рауни, Похъёлец, а я его убил! И кантеле забрал в доказательство, чтобы вам показать…
Локка издевательски засмеялась. Она держала факел перед собой, и ее лицо стало совсем неразличимым в его пламени.
— Ври дальше. Айникки сама на тебя показала.
— Как?!
— В бреду только тебя, душегуба, и поминала. «Пусть Ильмо и меня заберет к себе под воду, в царство Велламо!»
— Она решила, что меня тоже убили, — пробормотал Ильмо. — Боги, во что я ее втравил! Кто со мной ни свяжется, на всех падают беды…
— Вот-вот, — поддакнула Локка и крикнула куда-то за спину: — Он во всем признался!
— Эй, погоди, я ни в чем не признавался! Вы что там затеяли?!
— А сожжем тебя, голубчика, во славу богов, перед светлым ликом предка. Девки уже плетут тебе соломенную рубашку, чтобы душе твоей легче было с телом расставаться…
— Позови Антеро! Где старейшины? Хотя бы выслушайте меня!
— Выкручиваешься? — Локка снова засмеялась. — Нет уж, не надейся. Больше никаких мороков. Наденем тебе на голову мешок, окурим можжевельником и ничего ты родичам не сделаешь. Зло надо вырывать с корнем, выжигать, как сорную траву. И впредь так будем поступать со всеми, кто волей или неволей попадет под власть Похъёлы! Человек погибает, а род остается!
Свет факела потускнел, лицо Локки пропало в темноте.
— Ровно в полночь, во славу Укко и матери Ильматар, отправим тебя прямо к Мане, — донеслось снаружи, и крышка ледника с грохотом закрылась.
Ильмо остался в темноте, скрипя зубами от ярости. Но теперь он был зол главным образом на самого себя. «Дурак, дурак! — бормотал он. — Почестей, благодарности захотел! Так будут тебе и почести, и слава, и жаркий костер в твою честь, и веселая тризна! И девки на твоих проводах споют и спляшут! Ах, бедная Айникки! Она ведь знает, что это был не я! Но разве Антеро ее послушает? Я ему давно был как заноза в пятке, вот он от меня и избавился. Зачем же я поехал сюда один? Почему не дождался Вяйно?»
Ильмо обреченно уселся на нижнюю ступеньку. Когда же он, утомившись бесплодной злостью, успокоился, то его посетила простая, как грабли, мысль — до полуночи он тут не досидит, потому что замерзнет насмерть.
