— Не совсем.
— Локка, — вполголоса сказал староста, — хочет твоей смерти и подбивает старейшин. А я против всех не пойду. Слушай, Ильмо, — ни жены, ни детей, ни отца с матерью у тебя нет, ничто тебя здесь не держит. Может, уйдешь потихоньку обратно к себе на гору?
— Как это «уйдешь»? — опешил Ильмо. — А дальше что?
— Да что угодно: охоться, колдуй, купцом становись, к варгам в дружину нанимайся. Мир велик.
Ильмо ничего не ответил, его словно к скамье приморозило. Как это можно — уйти? Все равно что вырвать дерево с корнем и выбросить в реку — плыви, дескать, куда хочешь! Не то чтобы он не смог прожить один — он ведь и жил один уже годы, — но порвать с родом навсегда… стать чужим…
И главное — Айникки!..
— Если же ты надумаешь остаться, — добавил Антеро, видя колебания юноши, — я тебя от стариков защищать не стану. Так что не обессудь, если к вечеру получишь рябиновый гвоздь в макушку, соломенную рубашку и жаркий костер. Но думается, можно без этого обойтись… Да и дочку мне жалко.
— Ладно, — сдавленным голосом ответил Ильмо. — Я подумаю.
— Вот и думай побыстрее, — Антеро поднялся с лавки, показывая, что разговор окончен. — И лучше — подальше отсюда. Что надулся? Ты мне потом еще спасибо скажешь…
Ильмо, не прощаясь, вышел во двор. У ворот стояла Локка, опирась на палку. Охотник прошел мимо нее, стараясь не глядеть, чтобы с языка не сорвалось чего лишнего. Локка молча пропустила его мимо себя, не попыталась задержать и ничего ему не сказала. Ильмо подумал, что они с Антеро договорились, и, скорее всего, никто не стал бы сжигать его в соломе. А вот его уход устраивал всех.
— Вот вы как со мной! — прошипел он. — Родичи… Он обещал уйти, и уйдет. Но кто сказал, что он уйдет один?
Впереди уже виднелась изба Куйво. Ильмо обошел ее кругом и берегом реки вернулся к подворью Антеро с другой стороны, где частокол подпирал развесистую черемуху. Дерево наполовину засохло, навалилось на тын, колья разошлись в разные стороны. Антеро не осмелился срубить священное дерево, но заградил прореху иначе. Когда Ильмо взобрался по серому корявому стволу и спрыгнул вниз, из конуры у амбара сразу высунулась огромная песья голова. На незваного гостя двумя льдинками уставились тусклые глаза. Пес поднял морду, принюхиваясь.
— Эй, мохнатый, это ж я! — негромко окликнул его Ильмо. — Не узнаешь меня, волчья погибель?
Косматый пес зевнул во всю пасть и развернулся к Ильмо спиной. Ильмо прокрался дальше, к задней стенке дома. Где-то наверху скрипнула ставня.
— Ильмо! — раздался громкий шепот. — Никто не смотрит, залезай скорее!
Девичья горенка была разделена на две части пологом с красной и черной вышивкой. В одной жила Айникки, в другой, под слуховым окном, куда влез Ильмо, находился домашний алтарь, посвященный богам Небесных Полей. Он напоминал кукольный домик на тонких ножках, уставленный расписными глиняными фигурками. В воздухе сладко пахло дымом и цветочным воском.
Айникки еще не оделась — на ней не было ничего, кроме вышитой рубашки до пола, на груди лежала недоплетенная светло-рыжая коса. Щеки ее горели румянцем, на носу рассыпались веснушки, ясные серые глаза радостно глядели на Ильмо. Девушка схватила охотника за локти и зашептала, косясь на лестницу:
— Фу, насилу вырвалась! Батюшка, как тебя выпроводил, снова затеял разговор о том, какого завидного жениха он мне присмотрел в Заельниках. Что же ты им с Локкой так глупо попался?
— Локка сказала, что ей подал знак предок…
— Ой, не верь! Она тебя уже который день с утра до вечера у ворот подкарауливает. Могу поклясться, что и про погибель рода сама всё выдумала. И как у нее язык повернулся?
— Да ну их всех, — пробормотал Ильмо, отпихнул ногой плошку с огарками свечей, прижал к себе девушку и принялся ее целовать.
— Пусти, дай вздохнуть! — Айникки уперлась ему руками в грудь. — Дай хоть взгляну на тебя, ведь с середины лета не виделись! Что у тебя с рукой?
— Ерунда, сжег пару хийси небесным огнем.
— Ой, Ильмо, может, и прав батюшка? Брось ты ее, эту охоту…
Ильмо отпустил девушку, скрипнул зубами.
— Твой отец… ладно, промолчу. Ты ведь всё слышала, что он мне наговорил?
Айникки кивнула.
— Я давно уже знала, что они хотят тебя изгнать, но не думала, что так скоро. Что будем делать, Ильмо? Батюшка пообещал, что сватов и на порог не пустит. Я-то думала, уговорю его понемногу, заставлю смягчиться…
— Да ведь и я надеялся, — со вздохом признался Ильмо. — Богатый выкуп собирал… Что ж, пришло время тебе решать. Уйдешь со мной?
— А жить где будем — в лесу?
Ильмо снова потянулся обнять девушку.
— Да хоть бы и в лесу! Там хорошо…
— Нет, погоди! Это сейчас хорошо, а что будет зимой? Или к материнской родне податься… Но они далеко, и не знаю я их совсем — примут ли?
— Милая, я все уже решил, — сказал Ильмо. — Я отвезу тебя на Лосиный остров, к матери моего друга Ахти. Они нас примут с радостью. Ахти богат и гостеприимен, можно там хоть бы и совсем поселиться. Перезимуем у них, а там, глядишь, и отец твой смирится — особенно если у него появится внучок…
Айникки сморщила нос в лукавой улыбке.
— Тот самый Ахти, красавец-воин? Не побоишься везти меня к нему в усадьбу? Когда он тут весной гостил, по нему все мои подружки сохли!
Ильмо беспечно махнул рукой.
— Ахти по полгода болтается незнамо где, в чужих землях, всё на месте ему не сидится, словно варгу. А если он решит дома зимовать, так уж мать за ним проследит. Говорят, она поклялась, что, пока жива, ее сын не женится. Кого он только ни привозил, мать всех отправляла восвояси…
— Говорят, она ведьма?
— Про меня тоже всякое говорят….
Внизу послышались голоса и глухой стук шагов. Ильмо и Айникки замерли.
— Так ты согласна бежать? — быстрым шепотом спросил Ильмо.
— Да, да! У меня уж давно на всякий случай короб собран. Встретимся сегодня в полночь на реке, у перевоза.
— А если отец узнает?
— Сегодня же Рябиновая ночь! Я уже договорилась с подружками, что пойдем на реку гадать, и матушке сказала. Только бы короб вынести незаметно…
Айникки на миг приникла к Ильмо, потом подтолкнула его к оконцу:
— А теперь ступай, милый… До завтра…
Ильмо позволил вытолкать себя из горницы, спрыгнул на траву, прокрался через двор, ухватился за ветку, подтянулся и исчез за частоколом.
Глава 6 ЧУДИЩЕ С СЕВЕРА
На вечерней заре, в холодных сумерках уходящего саамского лета, с бурых холмов в стойбище Железного Ворона пришел путник. Его заметили оленьи пастухи и сначала подумали, что к ним приближается демон-утчи, — хотя гость издали выглядел мирно, собаки, поджав хвосты, с визгом кинулись от него прочь, как от волка. Тогда и пастухи перепугались и, не дожидаясь приближения незнакомца, побежали в стойбище.
