– Значит, возьмем того, кто откликнется первым.
Отделавшись от младшего брата и решив несколько мелких вопросов по устройству сцены, Сахемоти наконец ушел с террасы и подозвал к себе Цукиеми, которая терпеливо дожидалась, пока он обратит на нее внимание. На девице была вышитая рубаха до колен и штаны на завязках – наряд местной рыбачки (его принес из деревни староста плотников по просьбе Сахемоти). Расчесанные соломенные волосы легким облаком спадали до пояса. Губы и щеки Цукиеми подкрасила чем-то розовым, и для двухдневного трупа, одержимого демоном, выглядела более чем прилично.
– Что случилось? – тихо спросил Сахемоти.
– Мне надо с тобой поговорить, царь-дракон, – прошептала она, опустив глаза. – Наедине. Подальше от мужичья.
– Есть новости?
– Да.
Сахемоти обнял ее за плечи и повел к берегу. Поднимаясь на дюну, он оглянулся – плотники занимались своими делами, некоторые проводили их взглядом, обмениваясь понимающими завистливыми ухмылками.
– Сюда, – Сахемоти выбрал самую высокую дюну, с которой хорошо просматривались берег и нижняя терраса, опустился на теплый песок и сделал знак девице устроиться рядом. – Выкладывай.
– Я всё утро болтала с твоими работниками. Ну, знаешь, эти байки о демонах и духах, сплетни, слухи о чудесах, не происходило ли на побережье чего-нибудь необычного – всё, как ты велел…
– И?
Цукиеми потупилась с таким видом, что будь на ее месте живая девица – точно бы покраснела.
– В общем, есть в артели один парень. Зовут его Везунчик.
– Везунчик? Не припоминаю.
– Ничего удивительного. Он абсолютно невзрачный с виду, маленький, рыжий, в веснушках. Тем не менее, – Цукиеми улыбнулась, – тут его любят. Плотники считают, что он приносит им удачу. Он веселый и приветливый, знает множество смешных историй. Он охотнее других болтал со мной. Когда я отходила, провожал меня взглядом, все время косился в мою сторону…Вот я и подумала – если я ему так нравлюсь, то почему бы не…
– Решила его соблазнить? – хмыкнул Сахемоти.
– «Соблазнить», – Цукиеми сморщила нос. – Тут полторы дюжины мужиков, и все на меня таращатся, роняя слюну. Только подмигни – и они уже побежали…
– Неужели Везунчик не прибежал?
– Нет, – печально сказала Цукиеми.
Бывший бог рассмеялся.
– И вправду, загадка.
– Он, похоже, догадался, кто я такая.
Сахемоти сразу перестал смеяться. Он внимательно оглядел демоницу.
– Исключено. Еще денек это тело послужит, к тому же утром я подстраховал его иллюзией. Потом тебе надо уходить отсюда и что-то придумывать. Но пока ты выглядишь прекрасно, никто не придерется…
– А Везунчик догадался, – упрямо повторила Цукиеми. – Пока мы смеялись и шутили, все шло хорошо, но прикасаться ко мне он не захотел.
– Он испугался? Разболтал остальным?
– Да ничего подобного! Он ведет себя как обычно. Просто когда я захотела его обнять, он шарахнулся в сторону, и лицо у него стало такое же, как у тебя… той ночью.
Сахемоти, опустив голову, рассеянно разглаживал ладонью песок.
– Говоришь, этот Везунчик знает, кто ты, и при этом не испугался, и никому ничего не сказал…Не думаю, что он знает. Скорее, всего, ему что-то смутно померещилось, и теперь он сомневается. Присматривается к тебе, прикидывает – а может ли такое быть? Это трупные пятна или тень от ресниц? Потому он и молчит – боится, что его поднимут на смех. Да, в конце концов, ему могло просто не понравится, как от тебя пахнет…
Цукиеми сверкнула глазами.
– Издеваешься?
– Как можно, – Сахемоти приподнялся, собираясь встать. – Ты очень наблюдательна, морская дева. К сожалению, среди людей тоже попадаются остроглазые…
Цукиеми задержала его.
– Ты ничего не понял, царь-дракон! Неужели я стала бы беспокоить тебя из-за какого-то глазастого подмастерья? Мне кажется, Везунчик – не человек.
Сахемоти опустился обратно на песок.
– Поясни-ка.
– Ну… я не уверена.. Парнишка кажется простым и незамысловатым, как пустая ракушка, но…понимаешь, мне это знакомо. Я не хвастаю, но мало кто в море сравнится со мной в искусстве превращения. Когда я принимаю облик мурены, я становлюсь муреной, и ни один колдун меня не распознает. В этом и есть сила – раствориться в среде, стать неотличимой от настоящей. И время от времени, но не часто, менять обличье. Чем точнее подобие, тем больше шансов выжить. Если бы существовал такой безымянный, который полностью уподобится человеку – даже в незримом мире, чтобы его не могли обнаружить имперские боги, – он стал бы… неуязвимым.
– Не суди по себе, Цукиеми, – покачал головой Сахемоти. – Мировой океан сродни Камак Нара, надзвездной тьме, из которой вышли все боги Кирима, а потому морские божества долговечнее и сильнее, чем боги Земной заводи. Мы не так зависим от жертвоприношений и человеческой памяти. Но как бы выжил забытый бог в мире людей? В чем источник его силы? Человеческое тело, даже живое – ненадежное и кратковременное вместилище… впрочем, тебе не надо это объяснять. Везунчик – безымянный бог? Это просто смешно.
Сахемоти не стал договаривать, но ему пришел на ум еще один вариант, правдоподобный и крайне неприятный. Если Цукиеми все же не ошиблась насчет нечеловеческой природы Везунчика, то этот слишком наблюдательный парнишка вполне может оказаться шпионом имперских богов Небесной Иерархии.
Цукиеми, кашлянув, прервала его раздумья.
– Царь-дракон… Если я тебе больше не нужна, можно я уйду обратно в море? Пожалуйста… Мне плохо тут на берегу…
– Ты мне еще пригодишься. Впрочем, ладно. Сейчас можешь уйти.
Сахемоти поцеловал ее в лоб, отпуская.
– Пусть море тебя очистит, если сможет, Цукиеми. Придешь, когда я тебя позову. Или приходи без зова, если случится что-то срочное.
– Я вернусь, как только подвернется подходящее тело…
Цукиеми низко поклонилась и побежала к морю. Она вошла в волны, скинула рубашку, рыбкой нырнула – и больше над водой не показывалась.
Сахемоти вернулся обратно к подножию холма, улегся на своем любимом месте в корнях кряжистой сосны и довольно долго праздно там валялся, провожая взглядом облака. Потом подозвал Анука и что-то ему зашептал. Подросток выслушал с озадаченным видом, почесал в затылке, неуверенно кивнул. Сахемоти хлопнул его по плечу, поднялся со своего колючего ложа, и, не обращая внимания на удивление и смешки плотников, братья принялись за работу.
К закату сцена и площадка перед ней преобразились. Анук приволок с морского берега целый мешок ракушек, гальки, крабьих панцирей и прочей шелухи, и разложил весь это хлам на сцене и на камнях святилища в загадочном порядке, указанном ему Сахемоти. От края каменной террасы Анук прокопал две неглубокие канавки до ближайшей одинокой сосны. Затем он состругал с дерева большой кусок коры и огородил сосну хлипкой изгородью из прутьев и веревок. В довершение всего по краю сцены и вдоль канавки Анук расставил несколько десятков крошечных свечек.
