— Небесные украшения.
— И ты прав, — сказал Артем. — Ты обещал этому монаху быструю и легкую смерть? Можешь выполнить обещание, Такамори. Прямо сейчас…
Глава восьмая
ПТЕНЦЫ ЯМОМОТО
Так уж удачно получилось, что второй день пребывания Хидейоши и Ацухимэ в замке у Артема совпал с шестым днем недели. А каждый шестой день недели, который Артем про себя привычно именовал субботой, в Ицудо проходила ярмарка. Теперь уже можно было смело говорить — знаменитая ярмарка в Ицудо.
Местные жители окрестили этот день Торикихидзе. Слово происходило от названия какой-то сделки, Артем чересчур глубоко в происхождение не вникал, тем более что слово «Торикихидзе» ему крайне не нравилось — громоздкое и неудобопроизносимое. Он пытался привить легкое и простое — Ицудо-ити, то есть ярмарка в Ицудо, но как-то не прижилось. Народ почему-то остановил свой выбор на Торикихидзе. А против народного волеизъявления Артем, как и надлежит мудрому руководителю, без нужды не шел.
[29]
Вообще-то, ежели по уму, Артему следовало каждый раз, выбираясь за крепостные стены, обряжаться в полный боевой о-ёрой, не пренебрегая ничем, даже шлемом с защитными боковыми пластинами — раз уж пошли такие серьезные игры. Однако в жаркую августовскую погоду как-то совершенно не хотелось заживо вариться под металлическими пластинами. Впрочем, главная причина была все же в том, что в глазах самураев и простолюдинов очень не хотелось выглядеть форменным идиотом, расхаживая в боевом доспехе посреди веселой толпы, одетой в повседневную одежду. Да и репутации подобное пойдет явно не на пользу — это что ж за такой оберегаемый небесами Белый Дракон, который без доспеха боится на людях показаться.
Правда, совсем уж незащищенным Артема разгуливать как-то не прельщало, и, покидая замок, он поддевал под куртку-косодэ (из дорогой шелковой ткани с модным в текущую эпоху узором из хризантем, символизирующих верность Хризантемному трону, и стрекоз, символизирующих, как ни странно, мужество и бесстрашие) металлическую кирасу…
Процессия покинула замок в час Змеи. Первыми ехали двое верховых самураев — один из свиты Кумазава, в черно-желтой накидке-хаори, и другой — из Артемовских, в темно-серой хаори с белым квадратом на черном фоне. За ними следовали Артем и Хидейоши в окружении шестерки верховых. Дюжина пеших самураев сопровождала женские носилки. Артем так и не сумел отговорить Ацухимэ отказаться от поездки в город. Поди отговори Ацухимэ от чего-нибудь, коль уж ей втемяшится. Даже родному брату такое не под силу, что уж говорить об Артеме, человеке, формально подходя, чужом…
Артем и Хидейоши ехали рядом.
— Я хочу, чтобы ты подумал вот над чем, — повернулся к своему спутнику Артем. — Даже если ты сомневаешься в моей невиновности, предположи на время, что я не убивал Такаши, сделай над собой могучее усилие. А тогда что получается? Получается, что кто-то пытается выставить меня убийцей. Вот кто это может быть, по-твоему? Кому это может быть выгодно? В своих рассуждениях не забудь учесть, что этот неизвестный «кто-то» пошел на убийство известного всей Японии военачальника Такаши. Пошел только ради того, чтобы связать мое имя с гнусным преступлением. Нанял для этого искусных убийц, чьи услуги, думаю, недешево стоят. Значит, человек этот скорее всего влиятелен, знатен и богат. А кроме того он расчетлив и готов пожертвовать чем угодно и кем угодно ради достижения цели. Ты же знаешь многих и в Хэйан, и в Камакура. Кто это может быть, по-твоему?
Артем не стал сообщать Хидейоши о пленнике, сообщнике убитого убийцы. Ничего бы это знание ему не дало, а так пришлось бы отвечать на разные вопросы. В том числе на неприятные. А зачем?
Хидейоши довольно долго молчал, обдумывая услышанное. Наконец сказал, покачав головой:
— Я не знаю никого, кто пошел бы на столь гнусное преступление.
Ну что ж, примерно этого Артем и ожидал. Тлела слабенькая надежда услышать от Хидейоши нечто дельное, аналитически дедуктивное, но, увы, она погасла, не разгоревшись. М-да, хоть самурай Кумазава и проживает в столице, хоть и служит формально второму, а по сути первому лицу государства японского, однако его неискушенности в тайных интригах мог бы позавидовать и младенец. Собственно, за это его и держит подле себя сиккэн Ходзё Ясутоки.
«В общем, нечего его больше и расспрашивать», — решил Артем. Тем более что вдали уже показалось здание школы, первая, так сказать, достопримечательность, с которой он хотел ознакомить столичного гостя.
Школа была расположена за пределами города Ицудо, где-то на полпути между городом и замком. Артем распорядился начать ее строительство через две недели после своего вселения в замок. Японские дома возводились из дерева, в конструктивном смысле были чрезвычайно просты — так что ничего удивительного в том, что через неделю уже были построены два здания: собственно школа и жилой дом. Удивительного останется еще меньше, если сказать, что для строительства Артем нанял людей много больше обычного и платил им не скупясь. «А чего тянуть вола за вымя?» — так думал тогда Артем. Хотелось как можно быстрее дать старт, выражаясь языком другой эпохи, своему проекту… Да, тогда, в первые дни своего феодального правления, он еще кипел-бурлил энтузиазмом реформатора-подвижника.
Ну а еще через неделю в школе появились первые ученики…
— Раз ты так хорошо осведомлен о наших делах, то о Ямомото-рю, разумеется, слышал? — спросил Артем своего спутника, поворачивая лошадь на дорогу, ведущую к школе.
— Слышал, — не стал отпираться Хидейоши. — Разное слышал. Одни говорят, что ты обучаешь людей колдовству. Другие — что намерен покровительствовать искусствам по примеру богатого рода Сацума.
— Все проще, Хидейоши, — усмехнулся Артем. — В стране Ямато неизвестно многое из того, что известно на моей родине. Я решил, пусть знания моей родины обогатят страну Ямато. Это сделает ее сильнее и богаче. Разве я неправильно решил?
— Я нахожу твои слова правильными, но… — Хидейоши с сомнением покачал головой. — Но не выйдет ли из этого вреда?
— Какого еще вреда! Ничего, кроме пользы, из этого выйти не может. Впрочем, ты сам сможешь во всем убедиться.
— Говорят, ты принимаешь в ученики не только самураев?
— Это так. Правда, самураи и простолюдины живут отдельно, но учатся всему вместе. Я так распорядился. Ну да, до сих пор случаются конфликты и недоразумения. Но мы с этим справляемся, друг мой Хидейоши. И справимся.
— Все это очень необычно.
— Не то слово! — хмыкнул Артем. — Кстати, я еще и женскую школу собираюсь открывать.
— Учить женщин?! Ну ты скажешь!
Хидейоши захохотал. От хохота он нагибался в седле и утирал слезы. Артем впервые видел, чтобы этот самурай так веселился. Хидейоши не мог успокоиться до самой школы…
Артем не собирался рассказывать самураю Кумазава, каким путем он пришел к мысли создать Ямомото-рю. Потому что побудительный мотив был до жути приземленным, банальным и где-то даже малосимпатичным. А именно — зубная боль. Как-то разболелся у господина даймё зуб. Боль удалось унять полосканиями на травах, собранных и заваренных Омицу, но Артем понимал, что рано или поздно все вернется. Не через месяц, так через год, не через год, так через несколько лет. И мысль об этом расстраивала до чрезвычайности. А тут еще Артем поинтересовался у местных жителей, как у них лечат зубы, и описанные методы привели его в дичайший ужас. Надо сказать, что воздушный гимнаст, ежедневно рисковавший под куполом цирка, всегда боялся зубных кабинетов. Хорошо оборудованных зубных кабинетов, обученных в мединститутах зубных техников — и боялся. Что уж говорить про железные щипцы местных зубных умельцев.
