Сейчас Артему предстояло разобраться в запутанном дельце. Конечно, он не считал себя царем Соломоном, но у него был свой метод, уже не раз им опробованный и который лично его, как даймё и сюго, вполне устраивал.
Сначала он собирался выслушать стороны, а потом объявить решение, которое уже заранее принял. Он объявит, что выкупает землю сам. Для себя. Причем выкупает у обоих самураев, давая каждому тройную цену. Если кто-то из самураев вздумает бухтеть, мол, несправедливо, нечестно, буду правду искать в самой столице и так далее, Артем мягко так намекнет ему, что в этом случае готов решить вопрос не в его пользу. А потом еще мягче вставит что-нибудь насчет гнева Белого Дракона, который может обратиться на того, кто не согласен с решениями сюго. И никуда бухтящий самурай не денется, уступит как миленький. Таким образом Артем уже выкупил три земельных участка и намеревался сегодня обзавестись четвертым. В конце концов и ему надо было прирастать землями.
Тут еще вот что с обзаведением землями: сам-то Артем на деле оказался пусть и самым влиятельным в пределах провинции, но безземельным самураем. Потому что на родовых землях Нобунага проживал сейчас сын даймё и воевать с ним Артем не собирался. Тем более закон и мнение людей будут не на его стороне. Поэтому он довольствовался унаследованной должностью сюго, титулом даймё и доставшимся от Нобунага замком. С голоду он не помирал и не помрет, один доход с игорных заведений всей провинции такой, какой никакие земли бы не принесли. Но… как-то, братцы, несолидно получается. Большой человек, даймё и сюго, а земель-то своих, получается, нету.
В конце концов ни господина Йосида, ни второго господина силком к нему на суд не тащили, разобрались бы сами промеж себя, но ведь нет, понадобилось им беспокоить господина сюго, отрывать его от важных государственных дел. Так и нечего возмущаться. Тем более оба получат славные отступные, каких бы от другого феодала «ни в жисть» не дождались. А крестьянина, что обрабатывает землю, Артем не тронет, крестьянин теперь станет платить аренду напрямую господину Ямомото, вот и все, что изменится для крестьянина, а даймё, пользуясь добрыми отношениями с гражданским губернатором, быстро и без проблем оформит освоенную пустошь на себя. Коррупция, скажете? Да, — не стал бы отпираться Артем, — коррупция, она, родная. Так а что вы хотите от непросвещенного древнего владыки? Неужто демократии, гласности и плюрализма?
Артема не смущало присутствие Хидейоши, который обязан будет доложить в столице о том, как тут управляет новый сюго. Думается, в Киото-Хэйан мало кого озаботит, что господин Ямомото вдали от столицы занимается самоуправством, — если, конечно, у двора нет намерения разобраться с гайдзином Ямомото самым суровым образом. А если все такое намерение есть… то и без этого пустякового эпизода разберутся. Повод найдут с необычайной легкостью.
Поскольку Артему требовались немалые деньги, чтобы заплатить самураям выкуп за землю, он и пригласил сюда Сюнгаку. Вот в том мешочке на поясе наверняка позвякивают золотые и серебряные монеты.
«Тяжела ты, жизнь феодальная, — вздохнул про себя Артем. — Ну приступим, помолясь».
— Говори ты! — он показал рукой на Щуплого и приготовился слушать сбивчивую повесть об арендных мытарствах.
А потом произошло немыслимое…
Сперва Щуплый, как и полагалось, низко поклонился господину сюго, шагнул вперед. Вместе с ним вперед шагнул и странствующий монах, которого, как тут же подумал Артем, привел Щуплый, чтобы тот свидетельствовал за него: мол, присутствовал при заключении устного договора, готов подтвердить слова господина Щуплого.
Монах поклонился, сложив руки перед собой. Распрямился. Затем как-то странно прогнулся назад и вдруг резко выбросил руку…
За мгновение до того, как он это сделал, из-за спины Артема смазанной тенью метнулся вперед Такамори, сбивая господина с ног и закрывая его собой.
Громко закричал Фудзита. Падая, краем глаза Артем захватил, как он, по-бычьи наклонив голову, бежит к монаху.
Артем вскочил на ноги уже тогда, когда все закончилось. А закончилось все в считанные секунды.
Монах вдруг выдернул что-то из рукава, блеснуло короткое лезвие. Он взмахнул рукой у горла и стал заваливаться набок. Из его руки выпал нож с коротким и широким лезвием. Артем успел разглядеть, как из перерезанной шеи толчками выплескивается кровь. К упавшему подлетели Фудзита и Такамори и спинами закрыли его от Артема.
— Этих не трогать! — закричал Артем, увидев, как самурай-писец, отшвырнув в сторону доску с бумагой и причиндалы для письма, с мечом в руке надвигается на перепугано вращающих головами тяжбщиков. Не лишняя была предосторожность — верный Артему до мозга костей самурай-писец (его Артем возвысил из младших самураев, увеличив его ежегодный доход пятикратно) мог в запале и отхватить головы у неповинных людей. Да, Артем был уверен, что эти двое неповинны. Ну, не на все сто процентов, конечно, уверен, но где-то на девяносто. А десять процентов сомнений не та цифра, за которую лишают головы.
Артем оглянулся. Хидейоши стоял в боевой позиции, держа в отведенной руке меч. Ацухимэ же сидела на коленях. Ее кимоно спереди было в песке. Похоже, она только что поднялась, а до того падала на живот. А ведь этот монах что-то определенно метнул… Не может быть!
Артем бросился к Ацухимэ, опустился рядом с ней.
— Ты цела?
— Будь на моем месте другая женщина, она была бы уже мертва, — сказала Ацухимэ. Потом повернулась и вытянула руку в направлении росшей в трех шагах от этого места сакуры. — Летело прямо в меня. Спасибо мастеру Мацудайра, он научил меня быть всегда внимательной. Он научил меня обращать внимание на странности в поведении людей и в такие минуты приводить тело в готовность к немедленному действию. Он научил меня не стесняться падать на землю, не думая о том, как на это посмотрят другие, или о том, что может испачкаться кимоно. Поэтому я увернулась.
Тем временем Артем увидел то, на что показывала Ацухимэ.
— Матерь боска! — неисповедимыми путями вырвалось у него польское восклицание.
В стволе сакуры застрял короткий, не более полутора сун
[18]
длиной металлический штырь. Это был сюрикэн, можно даже не подходить и не выдергивать, ничем другим это быть не может. И наверняка кончик смазан ядом.
А ведь очень знакомое орудие преступления, мать вашу… Сразу приходят в голову яма-буси. Это их оружие. Самураи презирают такое оружие, как презирают тех, кто им пользуется. Монахи-воины? Ну, а им-то с какой радости связываться с убийствами? Подожди, подожди… Артем непроизвольно потер пальцами лоб.
Как же до этого ему не приходила в голову столь простая мысль? Видимо, потому что до этого он перебирал мотивы сугубо политические или личные. А если мотивы совсем иной природы, а именно религиозной?
Кому-то не нравится, что множатся слухи о военном губернаторе по имени Ямомото, которого считают человеческим воплощением Бьяку-Рю, сиречь Белого Дракона, могущественного мифологического существа. Кругами по воде разбегаются слухи о том, как этот Ямомото чуть ли не в одиночку победил монголов, а до того в честном поединке одолел даймё Нобунага и по праву занял его место сюго и унаследовал замок, и над ним простер незримый щит великий и ужасный Бьяку-Рю, сделав его неуязвимым для стрел, клинков и ядов. А отсюда число тех, кто уверовал в могущество мифического существа Бьяку-Рю, понятное дело, растет, и для многих Белый Дракон потихонечку становится главным божеством. И вот-вот могут появиться — если уже не появились — секты поклоняющихся Бьяку-Рю. С чем-чем, а с появлением сект, как Артем уже понял, в стране Ямато не заржавеет. И кто-то почувствовал для себя угрозу в подобном развитии событий. Ну а кто, как не монастыри, могут почувствовать в этом угрозу? У них отнимают владычество над умами…
