Александрийский полк при новом делении вошел в состав второй гусарской дивизии. Все ее полки прежде принадлежали к разным армиям – Мариупольский полковника князя Вадбольского – к Первой, Ахтырский генерала Васильчикова-второго – ко Второй, Александрийский – к Третьей и Белорусский князя Ланского – к Молдавской.
Но даже просто собрать их воедино получилось не сразу, и сначала вместо дивизии в сводном корпусе Винценгероде находилась лишь одна бригада из Александрийского и Белорусского полков.
Ровно месяц спустя под Калишем отряд Винценгероде настиг уходящий саксонский корпус Ренье, вернее – его остатки, и нанес ему сокрушительное поражение. В этом бою два эскадрона князя Мадатова лихой атакой опрокинули собранную вместе саксонскую конницу, после чего принудили к сдаче два вражеских батальона во главе с генералом Ностицем. Говоря по правде, саксонцы вполне могли отбиться, соотношение сил было в их пользу, да еще при батальонах имелась артиллерия, однако дух их был сломлен, и несущиеся на вороных конях черные гусары, видно, показались пехотинцам предвестниками неминуемой смерти…
В Калише был окончательно закреплен наметившийся чуть ранее союзный договор. Отныне Россию поддерживала Пруссия. Единственные союзники на протяжении ряда лет, пруссаки в далеком восемьсот седьмом подпали под власть Наполеона. Как истинные немцы, они дисциплинированно покорились силе, однако в глубине души упорно не желали смириться с поражением и при первом удобном случае с готовностью присоединили свою армию к русской. Благо, подготовленные в качестве ополчения резервы позволили достаточно быстро довести ее до солидной численности, и теперь русские и немцы привычно выступали в одном строю против недавних захватчиков. Военные действия теперь переместились на территорию германских княжеств. Отныне Отечественная война превращалась в войну за освобождение Европы…
– Надо признавать собственные ошибки. – Владелец перстня в виде кусающей свой хвост змеи говорил раздумчиво, тщательно взвешивая каждое слово. – Я написал всем братьям свое мнение – здесь надо действовать тоньше. Разрушить этот последний оплот можно только изнутри. Пусть работы хватит на десятилетия, если не на весь век. Спешить нельзя. Даже если они победят в открытом бою, то пусть унесут с собой и в себе зародыши тех идей, которые их погубят. Не при жизни нынешнего поколения, так в дальнейшем. Но это – в перспективе. Пока нам надо потихоньку убраться отсюда.
– Да кто нас тут знает? – возразил его собеседник.
– Мало ли?
Увы, обладатель перстня был прав. Внизу, в совсем недавно пустом трактирном зале, где перед этим сидели лишь трое шляхтичей, исполнявших роль охранников, произошли некоторые перемены. Четыре человека, двое из которых были офицерами, еще один – денщик, и четвертый – священник, вошли туда с морозца и немедленно потребовали чего-нибудь соответствующего и, разумеется, закусить. На беду тех, кто в это время предавался размышлениям в одном из номеров, офицеры были одеты в обычные шинели да общекавалерийские сюртуки под ними. Хотя и вместо положенных шпаг имели при себе сабли. Но кто придает значение мелочам во время похода?
Вошедшие лишь мельком скользнули взглядом по вооруженным шляхтичам. На территории России все подчинялись общему закону, и подобное было бы немыслимо, но здесь каждый творил, что хотел. Тем более во время войны.
– Как вы себя ведете? Вот скажите, когда вы в последний раз были в обычной церкви? – сурово выговаривал батюшка.
– Тут нет церквей. Одни костелы, – притворно вздохнул Орлов.
– Все равно. Вы же обязаны подавать пример пастве, а вы… Не успели захватить город, как какие-то шашни с дамами, прости меня Господи! И ни малейшего раскаяния за содеянное.
Сам отец Феофан был вынужден следовать епитимье. Церковное начальство покарало священника за нарушение заповедей. Кто-то даже предлагал лишить его сана за партизанство, однако светские власти поступили иначе. Сам Александр, узнав о подвигах батюшки, повелел считать их подвигом во имя веры, и в итоге Феофан был награжден наперстным крестом на Георгиевской ленте, но одновременно – подвергнут покаянию за душегубство. Батюшка каялся, подчеркивал свое смирение, но трудно было судить, насколько все это искренне. Во всяком случае, простые гусары души не чаяли в новом полковом священнике и сквозь пальцы смотрели на его некоторую склонность к питию. Которая, впрочем, в этой среде пороком отнюдь не считалась.
– У нас не паства, у нас – подчиненные, – с улыбкой напомнил Александр.
Отец Феофан сурово нахмурил густые брови и укоризненно покачал крупной головой.
Владелец заведения еще только нес выпивку снимавшим шинели гусарам, но последние были настолько увлечены беседой, что не обратили внимания на скрипнувшие ступени.
Офицеры тоже не привлекли внимания спускавшихся. Эка невидаль – офицер в кабаке! Причем принадлежность к той или иной армии не играет роли. Мужчина с кольцом только сделал знак шляхтичам, и те с некоторым сожалением стали подниматься.
Так хорошо сидели, и вот теперь опять скачи невесть куда и зачем!
Как раз в этот момент Лопухин оглянулся на звук отодвигаемой лавки. Михайло только что снял шинель и собирался сесть за стол, так что его жест был чисто машинальным.
В следующий момент лицо поручика оцепенело.
Орлов мгновенно уловил перемену и проследил за его взглядом. Мужчины как мужчины. Вот только один заметно вздрогнул и в свою очередь уставился на Лопухина.
– Это Жаннен, – шепнул Михайло. Хотел объявить погромче, но подвел голос.
Рука поручика потянулась к эфесу. Никакого другого оружия при гусарах не было.
Жест не остался незамеченным. Только прочие еще не понимали причины, и лишь Орлов судорожно вспоминал не столь давний рассказ о смерти старого князя.
– Жаннен, ты арестован! – Михайло как-то не задумывался, что он не полицейский чин. Перед ним стоял убийца дяди – и это являлось самым главным.
Бывший повар с неожиданным проворством выхватил откуда-то из-под сюртука пистолет и, взводя курок, наставил оружие на племянника.
Он не учел лишь одного – реакции Орлова. Ротмистр не думал – он действовал. Другу угрожала опасность, и Александр резко, пожалуй, еще проворнее, чем Жаннен, выдернул саблю и в непрекращающемся движении полоснул ею по горлу противника. Любой другой удар требовал больше времени, а палец беглого повара уже жал на спуск… Да и так длины руки с клинком едва хватило, чтобы дотянуться до Жаннена.
Надо сказать – шляхтичи не зря ели свой хлеб. Жаннен еще только начал падать, забрызгивая все кровью, как охрана уже держала оружие в руках. Не сплоховал и главный в этой компании. Правда, никакой сабли при нем не было, однако одним неуловимым движением он дернул трость, и из нее выскочил длинный узкий клинок шпаги.
Орлов машинально проследил за превращением обыденного предмета в смертоносное оружие и потому заметил сверкнувшее на пальце кольцо. Когда-то гусар под впечатлением слов умирающего незнакомца искал у кого-нибудь такое же, и теперь прошлое вспыхнуло в памяти яркой картиной.
