Получать по морде не хотелось откровенно. Человек мирный и не спортивный, Константин никогда не был «героем боевиков», более того, никогда себя к ним не причислял. Даже в детстве, даже в смелых мечтаниях. Он не боялся смерти, как, наверное, любой философ, И вполне мог себе представить ситуацию, когда придется отдать жизнь или серьезно пострадать, например за Идею.
Но получать по морде от двух громил в масках не хотелось совсем.
«А выбор невеликий, — неожиданно спокойно подумал Костя. — Тем более что бить все равно будут. Если свои, то просто так, а если чужие, то за дело. Хотя есть призрачный шанс прорваться к тем, которые совсем свои, и залечь где-нибудь. Потом Толокошину звонить…»
Все это мелькнуло в его голове за тот краткий момент, когда человек в маске сделал шаг вперед. От двери к рабочему столу. К нему, к Константину…
Орлов с неожиданной для тучного бородатого дядьки легкостью вскочил, толкнул всем весом парня с сумкой и кинулся, склонив голову, как бык на родео, к выходу.
Мужик в маске не отошел, как рассчитывал Костя. Но и ударить в голову не сумел. Константин тараном врезался в громилу, впечатав его в стену.
На этом бой закончился. Крепкие руки вцепились в локти, в суставах противно хрустнуло и стянуло болью.
— Совсем охерел, боров! — задавленно прохрипел человек в маске и сделал движение ногой. Перед глазами полыхнуло разноцветной радугой.
Константин охнул и опрокинулся.
— Я тебе сейчас объясню, сука, я тебя научу родину любить. — Над Орловым склонилась черная тень.
Затем в коридоре грохнуло. В комнату ворвались дым и облако пыли.
— Бежим…
Двое в масках заметались.
— Всем лежать, работает ОМОН!
Выстрел. Звон стекол.
Потом гулкий топот сапог. Молчаливая пауза.
— Гхм. — Кто-то прочистил горло над Костей. — Константин? Вы живы?
— А вы кто? — поинтересовался в темноту Орлов.
— Капитан Еременко. ФСБ.
— А почему кричали про ОМОН? — спросил Костя, не открывая глаз. Чьи-то руки помогли ему сесть. Чей-то спокойный, вежливый голос произнес:
— Не открывайте глаз, пожалуйста. Нужно обработать…
— Ну, не кричать же: «Всем лежать, работает Федеральная служба безопасности»… ответил капитан Еременко. — Лучше пусть ОМОН. Хотя этим товарищам уже все равно.
— А кто это был?
— Пока не знаю. Тем более… — Капитан вздохнул. Перед глазами Константина плавали цветные круги. Блажная ватка мягко касалась лица. — Тем более что взять их не удалось.
— Убежали?
— В некотором смысле. Вы ведь на седьмом этаже живете?
Орлов вспомнил звон стекол.
— Ну да.
— И почему люди не летают как птицы? — грустно спросил Еременко. — Потому что отрастили большие ягодицы…
Спустя полчаса Костя сидел в кабинете у Толокошина. Тот наливал другу коньяк и сочувственно рассматривал его распухшую физиономию.
— Да, философ, вид у тебя… Как у Шарапова.
— Ну, все лучше, чем у тех, которые на меня напали.
— Ты так говоришь, будто сам их в окно выкинул.
— Хм. — Константин хлопнул рюмашку. — Я способствовал. Кто это был?
— Ну. — Толокошин пожал плечами. — Кто-кто?.. Враги Родины. Вероятно.
— Слушай, это я конспиролог, а не ты.
— А тут без всякой конспирологии ясно. Обыкновенные, можно сказать, пошлейшие, судя по исполнению, шпионские страсти, — сказал Толокошин, отправляя в рот лимончик. — Вот так-то.
— А вы откуда узнали, что ко мне пришли?
— Ну, ты даешь! А служба наружного наблюдения, по-твоему, что делает? Лаптем щи хлебает?
— Значит, следите?!
— Так ведь ты не просто вольный художник. Ты теперь на государство работаешь! Уж извини.
Орлов вздохнул и опрокинул еще одну рюмочку.
— Ты вообще кроме коньяка что-нибудь употребляешь?
— Нет. — Толокошин покачал головой. — Желудок не принимает. И коньяк, собственно, не всякий.
Костя вздохнул:
— Как я с такой мордой появлюсь перед курсантами?
— По-моему, — Толокошин немного помедлил и, налив еще одну рюмашку, убрал бутылку, — очень хорошо появишься. Так, знаешь, антуражно получается. Они там все люди, как я посмотрел, со странностями. Так что твой вид никого сильно не смутит, полагаю.
Он помолчал и добавил уже более серьезно:
— А пожить тебе придется, до запуска проекта, на государственной квартире.
Глава 23
Из текста «Россия в говне»:
«Банковский кризис еще раз это доказал. Посмотри, Таня, сама. И хватит постоянно называть меня говном! Сам я не говно Настоящее говно лежит вокруг. Политика — говно. Промышленность — говно. Говно и сельское хозяйство».
— Чего-то я не понимаю, — в очередной раз пробормотал Платон, выходя в коридор и приникая к широкому окну. — Ну, не понимаю я.
— Да ладно тебе, — сказал Иванов, становясь рядом. — Мало ли что тут не так.
— Нет, тут за любой безумной идеей есть определенная логика. Все эти хождения строем, стрельба в узком коридоре, психология… Все это понятно. И потом вспомни, какой у нас график у всех! Свихнуться можно.
— Вот, чтобы ты не свихнулся, нам и сделали такой подарок.
— Да ладно! — Платон Звонарев махнул рукой. — Очень им надо мне подарки делать. А еще немец этот…
— Алан?
— Он самый. Подходит ко мне вчера и спрашивает: «Как ваши связки?» С чего бы это такой интерес?
Сергей не ответил. Взволнованность друга была заразительна. К тому же имела под собой основания. Действительно, в учебке произошло событие из ряда вон выходящее. На фоне напряженного графика, когда каждая минута свободного времени ценилась едва ли не на вес золота, всем курсантам дали целый выходной день. Более того, выходные сутки! Двадцать четыре часа ничегонеделания. Часть курсантов рванула по домам, те, кому было к кому идти. Другие направились побродить по городу. Остальные, и таких оказалось большинство, остались в казармах. Идти им было не к кому, а город они и без того знали отлично.
— Пошли, что ли, в столовую, — предложил Платон. — Возьмем грамм по двести водочки.
— Я не пью, — ответил Сергей.
— Тогда по сто, — вздохнул Звонарев.
— Пошли.
Они двинулись по коридорам и переходам учебки. Здание было каким-то удивительным сплавом старой постройки и современной планировки. Фактически от прежнего строения остались только внешние стены да фундамент с подвалами, где отлично расположилось несколько тиров. Все остальное было перекроено и поставлено с ног на голову, в соответствии с новыми требованиями. Теперь учебка напоминала больше небольшую крепость посреди города. С редкими узкими наружными окнами, откровенно смахивающими на стрелковые гнезда, и тяжелыми воротами, которые были снабжены бетонными укреплениями. Конечно, серьезный армейский штурм этот бастион не выдержал бы, но на случай гражданских беспорядков здание учебки достаточно легко становилось опорной базой.
