— Герцог Атрейдес узнал об этом происшествии раньше меня? Как это оказалось возможным? Ведь император — я!
— Сир, эта вспышка вражды не является удивительной, если вспомнить о прискорбном происшествии, имевшем место на моем формальном банкете. — Встретив непонимающий взгляд, граф продолжил:
— Вы не помните? Убийство, совершенное грумманским послом? Вы не помните мой рапорт? Я послал его вам несколько месяцев назад. Разве нет, хм-ма?
Шаддам попытался сложить в своем мозгу целостную картину, потом махнул рукой в сторону плазовой полки возле своего стола.
— Может быть, он лежит там? Я же не могу все читать! Темные глаза Фенринга вспыхнули раздражением.
— Вы находите время читать эзотерические измышления планетолога, но не можете выкроить время почитать мои рапорты? Вы были бы готовы к вспышке этой вражды, если бы прочитали мое коммюнике. Я же предупреждал, что грумманцы опасны и за ними стоит понаблюдать.
— Понятно. Тогда расскажи мне, что ты написал в своем рапорте, Хазимир. Я, к сожалению, так занят.
Фенринг рассказал, как ему пришлось отпустить наглого Лупино Орда, защищенного дипломатическим иммунитетом. Вздохнув, император вызвал советников для срочного совещания.
* * *
В конференц-зале, примыкавшем к императорскому кабинету Шаддама, собрались юристы-ментаты, представители Ландсраада и наблюдатели Космической Гильдии, чтобы обсудить технические вопросы объявления вражды, способы ведения военного действия, в ходе которого должны были гибнуть только военнослужащие при нанесении минимального вреда гражданским лицам.
Великая Конвенция запрещала использование атомного и биологического оружия и требовала, чтобы враждующие Дома сражались по правилам, принятыми прямыми и косвенными методами. В течение тысячелетий твердо установленные правила сформировали костяк империи. Советники припомнили причины конфликта, последовательность развития событий, то, как Эказ обвинил Моритани в биологической диверсии в лесу туманных деревьев, как посол Груммана убил на банкете у графа Фенринга своего эказского коллегу, как эрцгерцог Эказ объявил формальную вражду Дому виконта Моритани.
— Есть и еще один примечательный факт, — взял слово имперский шеф торговли, размахивая узловатым пальцем, как рапирой. — Я узнал, что весь груз памятных монет, отчеканенных в честь десятилетия вашего восшествия, сир, на Трон Золотого Льва, был украден во время дерзкого нападения на коммерческий фрегат. Это были весьма своеобразные космические пираты, если верить официальным сообщениям.
Шаддам побагровел и нетерпеливо прервал оратора:
— Какое отношение это мелкое воровство имеет к нашему случаю?
— Тот груз, сир, направлялся на Эказ. В разговор вмешался Фенринг:
— Хм-м, было ли украдено что-нибудь еще? Военные материалы, оружие или что-то в этом роде? Шеф торговли заглянул в свои записи.
— Нет, так называемые пираты похитили только памятные монеты, оставив на борту все остальные ценности. — Он понизил голос и пробормотал, словно обращаясь к самому себе:
— Однако, поскольку мы используем для чеканки памятных монет низкосортные металлы, финансовые потери были не столь уж велики…
— Я бы порекомендовал направить имперских наблюдателей на Эказ и на Грумман, — сказал канцлер двора Ридондо, — чтобы заставить враждующие стороны соблюдать правила. Дом Моритани славится своим умением превращать формальные правила в растяжимое понятие.
Ридондо своей худобой напоминал скелет, обтянутый желтоватой кожей. Он славился тем, что умел, как никто другой, обделывать скользкие дела, за что его очень ценил Шаддам. Пост канцлера был как будто специально создан для Ридондо.
Прежде чем совет приступил к обсуждению предложения Ридондо, в приемник возле кресла императора упало еще одно сообщение. Шаддам швырнул его на стол собрания.
— Виконт Хундро Моритани ответил на дипломатический демарш ковровым бомбометанием по эказскому дворцу и по всему полуострову, на котором он расположен! Трон Красного Дерева перестал существовать. Погибли сотни тысяч мирных жителей, несколько лесов охвачены пламенем. Эрцгерцог Эказ едва успел спастись со своими тремя дочерями.
Шаддам скосил глаза на свернутые листки бумаги, потом метнул взгляд на Фенринга, но не стал спрашивать совета.
— Он нарушил правила вражды? — сказал шеф торговли. — Как он мог решиться на это?
Ридондо озабоченно сморщил желтую кожу на своем лбу.
— У виконта Моритани нет чести, которой был так хорошо известен его дед, друг Охотника. Что делать с такими бешеными собаками, как виконт?
— Грумман всегда ненавидел империю и необходимость быть ее частью, сир, — подчеркнул Фенринг. — Моритани никогда не упускает возможность плюнуть нам в лицо.
Дискуссия за столом стала более возбужденной. Слушая громкие раздраженные голоса и стараясь сохранить царственный вид, Шаддам думал о том, насколько реальное положение императора отличается от того, какое он рисовал в своем воображении. Реальность была невероятно сложной, на нее влияло столько самых разнообразных, противодействующих друг другу сил.
Он вспомнил, как в юности играл в войну с Хазимиром, и понял, как не хватает ему компании и советов старого друга. Но император не имеет права с легкостью менять важные решения — Фенринг останется на Арракисе и будет по совместительству наблюдать за программой изобретения искусственной пряности. Будет лучше, если шпионы поверят в то, что между ними существуют трения, но все же не мешает почаще планировать приезд на Кайтэйн наперсника и друга детства…
— Правила надо соблюдать, сир, — наставительно произнес Ридондо. — Закон и традиции цементируют империю. Мы не можем позволить ни одному аристократическому Дому игнорировать ограничения по собственному произволу. Ясно, что Моритани смотрит на нас, как на слабых и неспособных вмешаться в эту склоку. Он дразнит вас.
Империя не выскользнет из моих рук, мысленно поклялся себе Шаддам. Он решил подать добрый пример.
— Да будет известно всем в империи, что легион сардаукаров будет расквартирован на Груммане на срок два года. Мы накажем этого строптивого виконта. — Он повернулся лицом к наблюдателю от Космической Гильдии, сидевшему за дальним концом стола. — Кроме того, я желаю, чтобы Гильдия наложила повышенный тариф на все товары, которые прибывают на Грумман и вывозятся с него. Доходы от этого мероприятия будут использованы для выплаты репарации Эказу.
Представитель Гильдии долго сидел молча, словно взвешивая «решение», которое на самом деле было всего лишь просьбой. Гильдия была вне юрисдикции падишаха-императора. Наконец представитель согласно кивнул:
— Это будет сделано.
Поднялся один из судей-ментатов.
— Они подадут апелляцию, сир. Шаддам напрягся.
— Если Моритани имеет для этого повод, то пусть сделает это.
