Но они тоже ошиблись, Варрик не собирался умирать.
Ухоженные и смазанные целебными мазями раны перестали кровоточить. Фарула кормила Варрика, а Лиет, часто навещавший друга, смотрел на него, снедаемый бесплодным желанием хоть чем-то облегчить его участь. Но даже сын уммы Кинеса не мог совершить чуда исцеления. Лиетчих, сын Варрика, был слишком мал, чтобы понять, что случилось. Малыш был отдан на попечение скорбящих родителей Фарулы и Варрика.
Хотя Варрик и выглядел как истерзанный труп, раны его не издавали гнилостный запах, не истекали гноем, не было видно и гангрены. Как это ни странно, но Варрик выздоравливал, хотя обнаженные участки костей так и остались незакрытыми. Он не мог закрыть выступавшие из орбит, лишенные век глаза, чтобы забыться в целительном сне, хотя взор Варрика был погружен в тьму вечной ночи.
Оставаясь с Фарулой во время ее ночных бдений с мужем, Лиет склонялся к другу и шептал ему на ухо чудесные рассказы о Салусе Секундус, об их бесстрашных налетах на гарнизоны Харконненов, о том, как они служили приманкой для врагов, когда настал час расплаты за преступление у деревни Байлар.
Но Варрик лежал молча и неподвижно на своем ложе. Час за часом и день за днем.
Фарула склонила голову и едва слышно прошептала:
— Что мы сделали? Чем мы оскорбили Шаи Хулуда? За что он так тяжко наказал нас?
Наступила тишина. Пока Лиет думал, что ответить молодой женщине, Варрик вдруг зашевелился на своем ложе. Фарула сдавленно вскрикнула и шагнула к мужу. Он сел. Не прикрытые веками глаза блестели, словно Варрик пытался что-то разглядеть на стене пещеры.
Когда он заговорил, задвигались мышцы и сухожилия, прикрепленные к челюстям. Было видно, как за частоколом зубов шевелится язык, произнося искаженные слова.
— Мне было видение. Теперь я понимаю, что должен делать.
* * *
Целыми днями Варрик медленно и неуклюже, но упрямо бродил по переходам сиетча. Песок лишил его зрения, но он находил дорогу на ощупь. Безжизненные глаза его неотступно видели одну и ту же мистическую картину. Выступая из теней, словно живой труп, он говорил тихим, ломким голосом. Но слова, которые он произносил, завораживали.
Людей, встречавших его, охватывало желание бежать, но они были не в силах уйти, слыша его монотонную речь.
— Когда буря поглотила меня, в то мгновение, когда я был готов встретить смерть, из несущегося с ветром песка я услышал Голос, который говорил со мной. Это был сам Шаи Хулуд, который сказал мне, что я должен пережить ниспосланное мне испытание.
Фарула, все еще носившая желтый цвет траура, каждый раз старалась утащить мужа домой.
Фримены избегали говорить с Варриком, но внимательно слушали его. Если и нашелся человек, которому явилось священное видение, то разве не мог стать им Варрик, чудесным образом уцелевший под беспощадной косой песчаной бури? Неужели это простое совпадение — то, что он смог пережить такое, от чего на его месте должен был погибнуть любой смертный? Не говорит ли это о том, что именно Варрик стал нитью в ковре, который ткет для всего мира Шаи Хулуд? И если когда-либо видели фримены людей, которых коснулся огненный перст Божий, то Варрик наверняка один из них.
Глядя перед собой невидящим взором, он, повинуясь внутреннему голосу, вошел однажды в пещеру, где сидел Хейнар с членами совета старейшин. Фримены замолкли, не зная, как реагировать на появление Варрика. Тот же остановился у входа и застыл в страшной неподвижности.
— Вы должны утопить палку погонщика червя, — заговорил калека. — Призовите Сайаддину, пусть она приготовит все необходимое для церемонии Воды Жизни. Я должен принять ее… чтобы выполнить мою миссию.
Он повернулся и вышел, направившись в переход своей шаркающей походкой и оставив Хейнара и старейшин в недоумении и великом смятении.
Ни один человек не мог безнаказанно вкусить Воды Жизни. Все такие люди умирали. Это был напиток Преподобных Матерей, ядовитый магический отвар, смертельный для неподготовленных и непосвященных.
Варрик, которому никто не мешал ходить по сиетчу, вошел в общий зал, где подростки растирали в специальных чанах сырую пряность; молодые незамужние женщины обрабатывали меланжевый дистиллят для изготовления пластика и топлива. Напротив стены стоял ткацкий станок, издававший звуки тупых ударов. Были здесь и другие фримены, старательно шившие защитные костюмы или наблюдавшие за работой сложных механизмов.
На разогреваемой солнечными батареями плите готовились похлебка и пюре, которые жители сиетча ели днем. Это была лишь легкая закуска. Основная еда подавалась после захода солнца, когда сумерки немного охлаждали беспощадный зной пустыни. Старик, гнусавя, пел жалобную песню, в которой говорилось о веках странствований Дзенсунни, о бедах, которые претерпел народ до того, как обрел родину на пустынной планете. Лиет Кинес тоже был здесь, потягивая кофе с пряностью в компании двух воинов Стилгара.
Все бросили работу и застыли в молчании, когда вошел Варрик и начал говорить.
— Я видел зеленую Дюну, рай. Даже умма Кинес не ведает того величия, какое явил мне Шаи Хулуд. — Голос Варрика гудел, словно холодный ветер, пронизывающий открытую пещеру. — Я слышал Голос Иного Мира, мне было видение Лисана алъ-Гаиба, которого все мы ждем. Видел путь, обетованный легендой, обетованный Сайаддиной.
Фримены зароптали, слыша такую дерзость. Они тоже слышали пророчества, обещавшие то, о чем говорил Варрик. Преподобные Матери учили веками, и легенда передавалась из уст в уста, из поколения в поколение, от одного племени к другому. Фримены ждали долго, и многие из них прониклись скепсисом, хотя иные продолжали верить — и устрашились.
— Я должен испить Воды Жизни. Я видел путь. Лиет увел друга домой, где они нашли Фарулу, говорившую с отцом, наибом Хейнаром. При взгляде на вошедшего мужа взор Фарулы стал печальным и покорным, из не высыхавших многие недели глаз снова потекли слезы. Сидевший на ковре маленький сын громко заплакал.
Взглянув на Варрика и стоявшего рядом с ним Листа, Хейнар заговорил:
— Все должно быть, как должно, Фарула. Старейшины приняли решение. Это громадная жертва, но если… если он тот, если он действительно Лисан аль-Гаиб, то мы должны сделать то, о чем он говорит. Мы дадим ему Воду Жизни.
* * *
Лиет и Фарула изо всех сил старались отговорить Варрика от его безумной затеи, но покрытый шрамами калека был тверд в своей вере. Он смотрел на жену И друга своими вечно открытыми глазами, но не мог видеть их взглядов.
— Это мой машхад и моя михна. Мое духовное и религиозное испытание.
— Как знать, может быть, ты просто ослышался, и то был вовсе не Голос, а просто шум бури, — упрямо твердил Лиет. — Варрик, может быть, галлюцинация ввела тебя в заблуждение?
— Нет, этого не может быть, потому что я знаю.
Пред лицом такой убежденности Фарула и Лиет могли только склонить голову и поверить Варрику.
