– А вот я этого не помню, – со вздохом произнес Пауль. Дункан был захвачен неотступным воспоминанием о своих прошлых жизнях. Каладан… Дюна… Харконнены… Алия… Хейт.
– Ты понимаешь, о чем ты просишь, когда говоришь о своей памяти, о своей прошлой жизни? Тлейлаксы создали моего первого гхола как орудие убийства. Они манипулировали мною, потому что я был твоим другом. Они знали, что ты не сможешь прогнать меня даже в том случае, если поймешь, что я завел тебя в западню.
– Я не должен был прогонять тебя, Дункан.
– Я уже занес кинжал, чтобы поразить тебя, но в этот момент в моей душе произошел сильнейший внутренний конфликт. Запрограммированный убийца Хейт стал верным Дунканом Айдахо. Ты не можешь себя представить эту муку! – Он уставил в юношу жесткий палец. – Восстановление твоей памяти потребует точно такого же кризиса.
Пауль выставил вперед подбородок.
– Я готов к этому. Я не боюсь боли.
Дункан изогнул бровь.
– Ты так уверен в себе, Пауль, потому что тебя во всем поддерживает Чани. Она делает тебя стойким и счастливым – а это недостаток и большое препятствие. Напротив, посмотри на Юйэ. Он изо всех сил противился восстановлению памяти, он сопротивлялся всеми фибрами души, и именно это сломало его. Но ты… какой ужас должен поразить тебя, чем мы можем по-настоящему устрашить тебя, Пауль Атрейдес?
– Надо что-то придумать.
– Ты действительно готов принять это? – Дункан наклонился вперед, взгляд его не сулил милости. – Что, если единственный способ вернуть тебе память – это заставить тебя потерять Чани? Что, если она должна, истекая кровью, умирать у тебя на руках, чтобы ты все вспомнил?
13
Более, чем чего-то иного, я хочу, чтобы мой отец знал, что я не подвел его. Я не хочу, чтобы он умер, думая, что я не достоин его генов.
Гхола Скиталя. Протокол допроса на борту корабля-невидимки
– Он должен быть сделан по точным выверенным стандартам, – упрямо повторил старый тлейлакс. – Точным стандартам.
– Я позабочусь об этом, отец. – Гхола, которому едва сравнялось тринадцать лет, ухаживал за погибающим мастером, сидевшим сейчас в жестком кресле. Старый Скиталь отказывался лечь до тех пор, пока не будет готов традиционный гроб для его бренного тела. Он намеренно держал двери в каюту запертыми, чтобы никто не мог зайти в нее. Он не хотел, чтобы его отвлекали или беспокоили в эти дни последнего угасания.
Внутренние органы, суставы и кожа старого тлейлакса распадались на глазах, распадались необратимо. Это напомнило ему о постепенном разрушении корабля-невидимки – системы то и дело выходили из строя, воздух вытекал в открытый космос, запасы воды истощались. Некоторыми пассажирами овладела настоящая паранойя. Во всех неполадках они видели вредительство, и многие подозревали тлейлакса. Это была еще одна причина его дурного настроения. Но ничего, скоро он умрет и будет избавлен от подозрений.
– Кажется, ты сказал, что гроб уже готов. Но эта работа не терпит спешки.
Подросток склонил голову.
– Не тревожься. Я все сделал, строго следуя законам шариата.
– Тогда покажи мне его.
– Твой собственный гроб? Но он должен будет вместить твое тело только после того, как ты… как ты…
У старого Скиталя сверкнули глаза.
– Очистись от этих ненужных эмоций! Ты слишком далеко проник в процесс, слишком переживаешь. Это постыдно.
– Но я же должен заботиться о тебе, отец. Я же вижу, как ты страдаешь.
– Перестань называть меня отцом. Думай обо мне, как о самом себе. Когда ты станешь мной, то я перестану быть мертвецом. Поэтому нет никаких причин лить слезы. Каждый из нас есть вполне заменимое воплощение. Мы бессмертны до тех пор, пока не прерывается цепочка памяти.
Молодой Скиталь попытался взять себя в руки.
– Пока ты мне отец, не важно, какая память хранится в моих клетках. Я перестану это чувствовать, когда восстановится моя исходная память?
– Конечно, в тот славный и великий момент ты поймешь и осознаешь истину и, мало того, проникнешься своей ответственностью. – Скиталь схватил мальчика за воротник рубашки и притянул к себе. – Где твоя память? Что, если я умру завтра?
Старый Скиталь знал, что смерть неминуема и наступит очень скоро, но сейчас он намеренно драматизировал ситуацию, надеясь хоть этим спровоцировать кризис у своей юной копии. Если бы они могли сейчас оказаться на Тлейлаксу, где возможно полное погружение в священные традиции Великой Веры, способные пробудить память даже у самых твердолобых гхола. Здесь же, на борту безбожного корабля-невидимки, трудности восстановления казались непреодолимыми.
– Это не может тянуться так долго.
– Я подвел тебя.
Слезящиеся глаза старика сверкнули.
– Ты подвел не только меня, ты подвел свой народ. Если ты не пробудишься, вся наша раса – и вся наша история и знание, хранящиеся в моем сознании, – исчезнет в небытие. Ты хочешь быть ответственным за это? Я отказываюсь верить в то, что Бог окончательно отвернулся от нас. Вся наша судьба, как это ни прискорбно, – зависит только от тебя.
Гхола сгорбился, словно на его плечи вдруг легла непомерная ноша.
– Я делаю все, что в моих силах, чтобы добиться цели, отец, – он произнес это слово намеренно. – Но до того, как мои усилия увенчаются успехом, ты должен делать все, чтобы оставаться в живых.
«Наконец-то он хоть немного показывает свою силу, – горько подумал Скиталь. – Но этого недостаточно».
Несколько дней спустя гхола стоял у смертного одра отца, даже, скорее, у собственного смертного одра. Он чувствовал себя так, словно испытывал какое-то отчужденное от тела ощущение, наблюдая, как его собственная жизнь постепенно покидает тело. От этого у мальчика возникало странное чувство выпадения из какой-то очень важной связи.
С момента своего выхода из аксолотлевого чана Скиталь любил только одного человека – самого себя… как свою старую ипостась, так и ту, которая должна была последовать в жизнь за ним. Умирающий человек отдал для этого клетки своего тела, в которых хранилась вся его память, весь опыт, все знания Тлейлаксу.
Но он не сумел добыть ключ, которым можно отпереть эти клетки. Не важно, как сильно старался юный гхола, его память упрямо не желала восстанавливаться. Юноша сжал руку старика.
– Пока нет, отец, но я очень стараюсь.
Уже почти ничего не видящими глазами Скиталь уставился на своего двойника.
– За что… ты так разочаровал меня?
Юйэ уже восстановил память о своей прежней жизни, а двоих других гхола – Стилгара и Лиет-Кинеса – именно сейчас поджаривали на пылающих углях их генетической памяти. Как могли какие-то ведьмы достичь успеха там, где ничего не вышло у мастера Тлейлаксу? Это невозможно, чтобы Бене Гессерит так умело запускал лавину прежнего опыта в сознании. Если Скиталь окажется не в силах добиться желаемой цели, то тлейлаксы будут выброшены на мусорную свалку истории.
