– Как ты хочешь, чтобы мы поступили с ним, Исмаил? Решение остается за тобой.
Он нахмурился, чувствуя неловкость от свалившейся на его плечи нелегкой ответственности.
– Во-первых, почему вы сами решили сохранить ему жизнь?
Для Мархи ответ был очевиден.
– Чтобы посмотреть, говорит ли он правду о других дзенсуннитах, которые прилетели с далекой планеты. Но воды и хлеба мало, и нам не нужны лишние рты.
Кидайр покривился – он и без слов знал, какая судьба его ждет.
– Да, да, теперь, когда ваше брюхо набито, а в горле больше не сохнет от жажды, вы можете подумать и о мщении. Ты очень долго ждал этого момента, Исмаил.
В это время все остальные беглецы с Поритрина собрались у входа в пещеру Кидайра, заслышав голос Исмаила. Хамаль тоже пришла, на ее лице застыло недоумение, и Исмаил не знал, как он решится дать ответ на этот немой вопрос. Джафар и Марха встали в стороне, дав беглецам заглянуть в полумрак помещения, откуда горящими глазами смотрел на них тлулаксийский работорговец. Люди зароптали, гнев повис в воздухе; казалось, его можно было ощутить рукой – таким тяжелым он был. Этот гнев грозил омрачить радость избавления.
– Убей его, Исмаил! – взмолилась какая-то старуха.
– Сбрось его со скалы!
– Скорми его гигантскому червю!
Исмаил стоял ближе всех к пленнику, сжимая кулаки. Он прикрыл глаза и принялся мысленно читать сутры Корана, надеясь, что великие слова прощения и обещание надежды прольют капли милосердия на его сердце.
– Тук Кидайр, ты многого лишил меня. Ты нанес мне непоправимый вред, ты лишил меня семьи, ты украл лучшие годы моей жизни. Теперь мой народ здесь, на Арракисе, и никогда не сможет его покинуть, никто из нас не сможет вернуться на свои родные планеты. Когда я думаю о такой высокой цене, то не могу сдержать содрогания. Но в наших испытаниях на этой планете твоей вины нет. – Он тяжело перевел дыхание. – Я дарю тебе жизнь, работорговец.
За его спиной раздался удивленный ропот. Даже Хамаль смотрела на отца, явно не веря своим ушам. Он продолжал:
– Убить тебя сейчас было бы бесчестно, ибо ты отдал нам свой долг. Мой народ несомненно погиб бы, если бы ты не попросил этих изгнанников искать нас. – Исмаил разжал кулаки, взглянул на свою обезумевшую дочь. – Не пойми меня неправильно, я по-прежнему думаю о мщении… но у меня уже нет на него права. Кто берет на себя деяния, права на которые не заслужил, тот не лучше… работорговца.
Беглецы были явно разочарованы, даже недовольны, но они приняли решение Исмаила. Джафар посмотрел на него с новым уважением, так же как и Марха; очевидно, теперь они действительно увидели в нем вождя. Настоящего вождя…
Когда беглецы снова направились в общую пещеру собраний, Марха отвела Исмаила в сторону и вывела наружу, в прохладную сухую ночь, где можно было сесть рядом на камни под мириадами звезд, светивших с бездонно черного неба. Хотя многие созвездия, не видные с Поритрина, были незнакомы Исмаилу, он угадывал несколько знакомых очертаний далеких звездных скоплений. Он узнал созвездие Жука и несколько других. Есть вещи, которые всюду одинаковы.
– Где-то там осталась моя жена. – На этом огромном космическом пологе он даже приблизительно не мог отыскать место, где кружилась планета, на которой он провел большую часть жизни. Одним хаотичным броском корабль, свернувший пространство, швырнул их сквозь галактику. – Ее звали – зовут – Озза. Я молю Бога, чтобы она была жива вместе с моей второй дочерью Фалиной.
Марха вызвала у него воспоминания, и он припомнил, как был счастлив с Оззой, какими разными они были вначале и как потом стали близки друг другу, пока из мести и злобы лорд Бладд не разлучил их. Исмаил не видел ее уже три года.
Он вздохнул.
– Мне уже никогда не обнять мою Оззу, но не стоит душить себя сожалениями. Буддаллах не без причины направил меня сюда, сохранил живым мой народ и свел нас вместе.
Марха долго молчала, сидя рядом с ним, а потом сказала:
– Ну вот, теперь я знаю твою историю. Ее должен узнать и запомнить весь наш народ и передавать ее из уст в уста, из поколения в поколение. – Она улыбнулась ему, голос ее смягчился. – А теперь послушай. Я расскажу тебе теперь легенду о Селиме Укротителе Червя.
166 ГОД ДО ГИЛЬДИИ
36 год Джихада
Восемь лет спустя после великого восстания рабов на Поритрине
Семь лет спустя после закладки верфи на Кольгаре
Одно только непреложно в жизни – это смерть, и одно непреложно в смерти – ее потрясающая непредсказуемость.
Поговорка Древней Земли
На тридцать шестой год Джихада старый Манион Батлер, названный именем своего убитого внука, умер в своем любимом винограднике. Погода стояла холодная, и бывший вице-король очень опасался раннего наступления морозов. Земля стала сухой и твердой, но старик упрямо встал на рассвете и, взяв лопату, отправился в виноградник.
Ему было уже почти восемьдесят пять лет, и хотя у него было достаточно добросовестных работников, Манион считал для себя очень важным самому брать в руки лопату и подкармливать капризную лозу. Старик работал всю жизнь, посвятив себя любимому винограднику и оливковой роще, и здесь трудился так же усердно, как когда-то на службе Парламента Лиги.
Словно призовая лошадь, старый Манион и не думал из-за возраста давать себе поблажку и не посчитал, что такая необходимость за одно утро закончить все была, пожалуй, немного преувеличена.
Ксавьер в тот день спал допоздна. Он был рад оказаться снова дома, рядом с женой и младшей дочерью Вандрой, которой теперь было уже восемь лет. Он лежал, тесно прижавшись к Окте, вспоминая знакомые и дорогие прикосновения, драгоценную близость с ней. Но примеро никогда не был человеком, склонным к безделью и ничегонеделанию. Вскоре он встал, позавтракал и переоделся в рабочий комбинезон.
Прошло восемь лет после мятежа рабов на Поритрине, в результате которого был уничтожен и разрушен до основания город Старда, где погибло великое множество людей. Тогда же, восемь лет назад, начался руководимый Агамемноном неожиданный бунт кимеков, который вызвал переполох в Синхронизированных Мирах и привлек к себе разрушительное внимание Омниуса.
Машинам пришлось снизить энергию завоевания, отвлекаясь в сторону, а армия Джихада продолжала наступать. Ксавьер регулярно организовывал набеги на вражеские планеты, руководил обороной уязвимых колоний и атаковал неприятельские боевые корабли, где бы они ему ни попадались.
Однако, возвращаясь домой, Ксавьер с удовольствием работ тал на полях и виноградниках поместья Батлер, в чем искал отвлечения и душевного покоя, отдыха от ужасов войны.
Он вышел на крыльцо, с удовольствием вдохнул свежий морозный воздух, натянул на руки толстые шерстяные перчатки и направился, улыбаясь, к старику, чтобы помочь ему закончить подкормку. Ксавьер оказался рядом с ним в тот момент, когда старый Манион зашатался, словно потеряв ориентацию. Он схватился за черенок лопаты, стараясь сохранить равновесие, но глаза его вдруг остекленели, лицо посерело, и он рухнул наземь.
