Он прижал ее к себе, подхватив одной рукой под ягодицы, а другую запустил в волосы. Джинни тонула в его страсти, таяла от его прикосновений. Она ощущала его теплые пальцы на своем затылке; грубоватая щетина царапала ее нежную кожу, а он целовал ее все крепче и крепче, не пропуская ни единого местечка.
При каждом сладострастном толчке его языка тело Джинни содрогалось. Дункан словно имитировал ритм наслаждения, которое подарит ей чуть позже. Между ними оставалась всего только легкая ткань одежды, и она ощущала, как источник ее будущего наслаждения твердо упирается ей и живот.
Она ждала слишком долго. Желание захлестывало ее высокой, сокрушительной волной, и его сила изумляла. Она так долго не занималась любовью, что забыла, каково это, когда страсть захватывает тебя и сметает все на твоем пути. Но тело помнило все. То, как царапает кожу щетина, то, как руки сжимают грудь; тепло его губ на соске, насыщенный пряный вкус его поцелуев, тяжесть его тела на своем… То, как он заполняет ее всю.
Джинни не хотела думать, она хотела только чувствовать — его, внутри себя, заполняющего ее. То, как ее бедра обхватывают его. То, как она потирается о твердую восставшую плоть. Это приятно. Так приятно! Она не могла больше ждать.
Дункан, застонав, прервал поцелуй. Он дышал тяжело, прерывисто. Глаза его пылали желанием.
— Не так быстро, милая моя! Не сейчас…
Джинни чуть не вскрикнула, протестуя, но увидела па его лице решимость и поняла, что не сумеет переубедить Дункана.
Она понимала, чего он добивается, — чтобы Джинни призналась, что хочет его. Она не должна больше скрывать свою страсть. Дункан хотел увидеть ее всю — не просто сорвать с нее одежду, но и обнажить душу.
Не сказав больше ни слова, Дункан начал раздеваться, не отрывая от Джинни взгляда.
Она не могла шевельнуться, не могла дышать — этот потрясающий мужчина, словно приковал ее к месту. Он расстегнул толстый кожаный ремень у себя на поясе и шнырнул его на пол. Следом полетел плед, упав к его ногам тяжелыми толстыми складками. На Дункане еще оставались мягкие кожаные башмаки. Он сел на край кровати, чтобы снять их, и снова встал, собираясь снять льняную рубашку, но Джинни его остановила.
— Нет, позволь мне, — произнесла она хриплым голосом.
Их взгляды встретились. Если Дункан и удивился ее просьбе, он никак этого не показал, напротив, взгляд его запылал еще ярче.
Она больше не была невинной девушкой. Она стала женщиной, знающей, чего хочет. И прямо сейчас она больше всего на свете хотела прикоснуться к нему. Провести руками по широкой мускулистой груди, ощутить его жар, ту энергию, что пульсировала в нем.
Убедиться, что он настоящий. Что это не сон.
Дункан не отрывал от нее глаз. Джинни протянула руки вперед и скользнула ладонями ему под рубашку. И ахнула от этого прикосновения, от чувственного ощущения его горячей гладкой кожи под ладонями. Стоило только прикоснуться к нему, и она превратилась в озеро любви, полное горячего, пылкого желания.
Дункан издал резкий звук и дернулся, стиснув зубы. Мышцы под ее пальцами внезапно окаменели. Кажется, он вообще не дышал, и Джинни отлично понимала, как она на него подействовала.
Его реакция только придала ей сил — поразительно, какой чувственной властью она обладает над этим мужественным воином! Джинни погладила его по животу, ни на секунду не забывая о возбужденной плоти чуть ниже ее запястий.
Под пледом на Дункане ничего не было, а это значит…
Во рту у нее пересохло. Память ничего не преувеличила. Толстое и длинное, с круглой головкой, распухшей, тяжелой от прилившей крови, его естество гордо вздымалось на несколько дюймов выше пояса, подчеркивая его силу. Джинни покраснела, сообразив, что неприлично уставилась на него. Но ее похотливое внимание, похоже, только заставило его еще увеличиться в размерах.
Она протянула руку, но Дункан схватил ее за запястье, не дав прикоснуться. На щеках его заиграли желваки. Он покачал головой.
— Нет, — хриплым, страдальческим голосом произнес Дункан. — Еще рано.
Джинни покраснела еще сильнее, испытав при этом непонятное удовольствие, и снова занялась его рубашкой.
Она медленно вела руками по его груди, поднимая рубашку вверх. Когда она добралась до плеч, Дункан поднял руки, и ей пришлось забраться на кровать, чтобы снять ее через голову.
Бросив рубашку к пледу, Джинни провела руками по его плечам, по спине, по груди, вспоминая каждую выпуклость, каждую мышцу. Он стоял перед ней, полностью обнаженный и такой желанный, великолепный. Мускулы словно вылеплены скульптором, тело совершенно.
Он стоял неподвижно, но по его тяжелому прерывистому дыханию Джинни могла сказать, что ее прикосновения превратились для Дункана в сладкую пытку.
Она оторвала взгляд от его груди и посмотрела ему в глаза.
— Ты так сильно изменился. — Джинни произнесла это тихо, не в силах скрыть волнение в голосе. Юноша превратился в мужчину. Ее пальцы нежно поглаживали шрамы — следы битв, о которых она ничего не знала.
— Надеюсь, к лучшему? — небрежно отозвался Дункан, взяв ее за подбородок и заставив посмотреть себе в глаза. А потом голос его посерьезнел. — У нас пока есть время, Джинни. Еще не поздно.
Сердце ее сжалось. Она так надеялась на это! Сомнение затуманило сознание, но тут Дункан запечатлел на ее губах нежный поцелуй. Поцелуй, быстро ставший настойчивым. Требовательным. Стирающим любые мысли о ждущих их сложностях, возвращающим ее к этой, и только к этой ми нуте.
Она обвила руки вокруг его шеи и прижалась к его телу — к телу, которое воспламеняла своим прикосновением. Она чувствовала, как в ее жилах бушует пламя, готовое поглотить ее. Остро ощущая его наготу и то, что лишь тонкая ткань ее ночной рубашки разделяет их, Джинни прильнула к Дункану, скользнув немного вниз, чтобы он оказался у нее между ног.
Дункан отпрянул и покачал головой. Глаза его потемнели от страсти и сверкнули хищным блеском.
— Сейчас моя очередь.
От чувственного обещания в его голосе у Джинни участился пульс. Она настороженно посмотрела на Дункана. Пусть она уже не девушка, но и назвать себя искушенной в искусстве любви Джинни тоже не могла. Она снова подавила укол вины за то, что не смогла полюбить мужа, а только исполняла супружеский долг и спокойно принимала его ласки.
С Дунканом ей не приходилось притворяться, все получалось само собой. С ним она забывала обо всем. Никогда не ощущала неловкости. Ей казалось, что заниматься с ним любовью — самая замечательная вещь на свете.
Джинни все еще стояла перед ним на кровати и вдруг поняла, что ее груди находятся прямо на уровне его глаз. Он медленно развязал завязки на ее ночной рубашке, задевая набухшие соски. Джинни не видела его глаз, зато чувствовала на себе его взгляд, жарко ласкающий ее.
Когда он ладонями обхватил ее груди и приподнял их к лицу, колени Джинни подогнулись. Дункан обводил большими пальцами ее соски, потирая их через ткань, и Джинни задрожала, тело ее напряглось и изогнулось.
