Глава 2
За десять лет до этого
Замок Стерлинг, Стерлингшир, 1598 год, конец лета
Может быть, все будет не так уж и плохо.
Джинни Грант стояла между отцом и тетушкой в центре большого зала замка Стерлинг, чувствуя, как напряжение понемногу уходит из ее тела. Чуть позже она даже поймала себя на том, что улыбается — по-настоящему улыбается — одному из тех кавалеров, которым ее представили, и поняла, что ей действительно весело. Значит, беспокоилась она напрасно?
Когда ее отец, вождь клана Грантов из Фруи, начал требовать, чтобы она — по настоянию короля Якова — сопровождала его, Джинни сопротивлялась, ожидая худшего. Косых взглядов. Обидных замечаний. Шепотков, как те, что сопровождали ее еще девочкой.
Падение ее матери случилось восемь лет назад. С неизбежностью рассвета возникли новые скандалы и заменили тот. Они прибыли в замок и обнаружили, что там живо обсуждают одну из придворных дам королевы, с позором отосланную от двора.
Джинни не знала всех обстоятельств случившегося, но ни под каким видом не смогла бы радоваться чужой беде. Она провела почти половину жизни в тени скандала своей матери. Дженет Грант сбежала с «проклятым англичанином» (отец не разлучил эту парочку), когда Джинни было всего девять лет.
Она слишком хорошо знала, как скандалы и сплетни засасывают всех, соприкоснувшихся с бедой, — даже невиновных. Особенно невиновных.
Джинни несколько раз обмахнулась веером, пытаясь охладить пылающие щеки, но только всколыхнула душный жаркий воздух. С потолка свисали четыре огромные люстры со множеством горящих свечей, освещавшие зал волшебным сиянием. Хотя свечи были прекрасны, они очень нагревали воздух. Впрочем, жара и шум только усиливали возбуждение, пронизывающее зал.
— Должно быть, это и есть ваша дочь, — произнес какой-то мужчина.
— Да, — ответил отец. — Моя старшая дочь Джин. — Он повернулся к девушке: — Дочь, познакомься с нашим старым другом, лэрдом Мензиса.
Мензис. Замок Мензис в Пертшире, недалеко от места, где выросла ее мать.
— Не настолько уж я стар, чтобы не восхититься красивой девушкой, — хмыкнув, сказал лэрд, взял ее за руку, обтянутую перчаткой, и отвесил изящный поклон. Покачав головой, он негромко произнес: — Эти волосы я узнаю где угодно.
Джинни замерла, приготовившись к тому, что неизбежно должно было последовать за этим. За словами о ее волосах неизменно следовал понимающий кивок головой и неминуемое «в точности, как у матери». Словно рыжие волосы являлись отличительным знаком пылкого и дерзкого, а иногда и безрассудного характера.
Слова лэрда Мензиса задели не только Джинни; отец тоже напрягся.
Но к ее изумлению, пожилой лэрд вместо колкости произнес:
— Ваша мать своей красотой и улыбкой могла осветить любую комнату. Столько энергии, столько легкости! Она была глотком свежего воздуха. — Он улыбнулся и задумчиво покачал головой. — Я очень опечалился, узнав, что ее не стало. — Лэрд посмотрел на Джинни, и морщинки вокруг его глаз сделались глубже. — Я больше никогда никого подобного не встречал, но вижу, что и в вас есть ее черты.
Не услышав ни малейшей враждебности в его голосе, Джинни не стала возражать. Их взгляды встретились, и в его глазах она увидела только доброту.
Она вспыхнула и пробормотала «спасибо». Ей так давно не говорили добрых слов о матери, что она не нашлась, что ответить. Слишком часто ей напоминали о плохом, и она совсем забыла о хорошем.
Воспоминания о матери были смутными и возникали лишь отдельными картинками. Ее звонкий смех. Аромат розовой воды и французского шампанского, которое она обожала. Густые рыжие волосы, так похожие на пылающий костер волос Джинни в отблесках свечи. Необыкновенной красоты бальные платья, при виде которых английская королева Елизавета позеленела бы от зависти.
Дженет Грант страстно любила двор короля Якова во дворце Холируд и терпеть не могла возвращаться в негостеприимные «дебри» Шотландского нагорья, поэтому по возможности избегала его. Она напоминала Джинни красивую бабочку, то впорхнувшую в ее жизнь, то улетевшую опять.
Впорхнувшую — вот самое подходящее слово. Ее мать никогда не следовала путями долга, она шла туда, куда вели ее желания. Она вообразила, что влюбилась в Гранта, лэрда Фруи, и вышла за него замуж. Родив четверых детей, поняла, что не любит больше мужа, ходившего перед ней на задних лапках, вообразила, что влюбилась в «проклятого англичанина» (по-другому его в их доме не называли), и сбежала с ним.
Что до Джинни, то она по-прежнему с болью вспоминала о побеге матери. И ей не становилось легче от того, что мать быстро пожалела о нем. Трагедия уже произошла. Доналд Грант отказался принять ее обратно. Любовь к жене не вынесла удара, нанесенного его гордости. Несмотря на нормандских предков, отец был до последней капли крови гордым вождем горцев — и не склонен к прощению.
Ее красивая пылкая мать погибла около года назад в карете, перевернувшейся в результате сумасбродного пьяного пари, и оставила Джинни, свою старшую дочь, подбирать осколки разбитой жизни, вдобавок обременив ее мыслями об опасностях импульсивных поступков.
— Джин ничем не похожа на свою мать, — резко бросил ее отец.
Поняв свою оплошность, лэрд Мензис пробормотал слова извинения и отошел.
Джинни хотелось как-то изменить тревожное выражение на лице отца, заверить его, что он сказал правду, что она ничуть не похожа на мать и ничто на свете не заставит ее повести себя так же безрассудно.
Но если она это скажет, то ранит его еще сильнее, поэтому девушка просто дала обещание самой себе и сменила тему.
Ожидание окончено. Лэрд Грант прибыл.
Дункан Кэмпбелл осмотрел толпу, выплеснувшуюся во двор и прочно перекрывшую вход в большой зал.
Он дожидался уже несколько дней, когда прибудет Грант, и теперь, когда тот наконец здесь, Дункан рвался скорее все решить. Его отец, могущественный Кэмпбелл Охинбрек, отправил его ко двору, чтобы убедить вождя клана Грантов объединить силы с королем и Кэмпбеллами в грядущей битве с графом Хантли. Отец дал Дункану шанс проявить себя, и он не собирался эту возможность упускать. Поэтому Дункан, вежливо улыбаясь и раскланиваясь, продолжал продвигаться вперед.
Его догнал младший брат, Колин, е большим трудом пробравшийся сквозь толпу.
— Черт возьми, Дункан, помедленнее нельзя? Господи, брат, должно быть, ты ослеп. Очаровательные груди леди Маргарет так плотно прижимались к твоей руке, она буквально преподнесла их тебе на блюде!
Дункан опустил взгляд вниз, на брата. Восемнадцатилетнего Колина мало что интересовало больше, чем пара прелестных женских грудок. Дьявольщина, Дункан в свои двадцать один тоже не успел потерять к ним интереса. Он изогнул бровь.
— Я видел.
— А ты даже не остановился и не сказал ни одного доброго слова! — негодовал Колин. — Это поле, может, уже неплохо вспахано, но с него все равно можно собрать богатый урожай. Я слышал, она девица пылкая. И, занимаясь любовью, кричит в полный голос. Томас говорит, ему пришлось закрывать ей рот ладонью, чтобы она не разбудила весь замок.
