И все из-за того, что ее отца заподозрили в укрывательстве Макгрегоров.
Такую несправедливость трудно было осмыслить. Большая часть того, что случилось в тот день, ускользала от нее, скрытая темной завесой, которую она не осмеливалась открывать. Но время от времени, вот как сейчас, отрывочные воспоминания вспыхивали перед ее глазами. Убийство отца. Лицо солдата, нависшее над ней. Языки пламени.
Братья, по слухам, погибли в пожаре. Все, что ей осталось на память о них, — отцовская эмблема вождя и обрывок пледа, который она носила на себе, обернув вокруг талии.
Что касается остального… Катрина не думала, что солдат Кемпбеллов изнасиловал ее, но не была в этом уверена. Впрочем, вопрос о ее девственности казался до смешного не важным после всего, что произошло.
Но было кое-что — вернее, кое-кто, о ком Катрина помнила ясно. Холодная дрожь охватила ее, как бывало всегда, когда она думала о Джейми Кемпбелле.
«Вы еще пожалеете, что отвергли мое предложение. Наступит день, Катрина, когда перед вами откроется жестокая реальность нашего мира».
Его слова оказались сурово-пророческими. Или, возможно, за ними скрывалось нечто большее?
Как только Катрина поняла, что Кемпбеллы атаковали Аског, она сразу же подумала, нет ли среди них Джейми. И почувствовала огромное облегчение, когда оказалось, что его нет. Ей не хотелось верить, что он мог быть таким жестоким, или что она позволила столь интимные вольности чудовищу.
Но как оказалось, она ошиблась. Он был там. Но зачем? Неужели это он погубил ее клан? Неужели ее грубый отказ имел отношение к тому нападению? Если бы она прислушалась к предостережению отца подумать о долге по отношению к клану и приняла предложение Джейми Кемпбелла, может, ее родные до сих пор оставались бы в живых? Эти непростые вопросы постоянно преследовали ее. Но даже если Катрина не была уверена в причастности Джейми к нападению на ее семью, не вызывало сомнений, что ответственность за это злодеяние падает на его клан. Если она и до этого ненавидела Кемпбеллов, прежнее чувство не шло ни в какое сравнение с тем, что она испытывала к ним сейчас. Смертельная ненависть клокотала у нее в груди, жгла, терзала, как открытая рана. Катрина поклялась, что враги сполна заплатят за гибель ее семьи. Именно эта яростная решимость увидеть, как свершится правосудие, помогла ей вырваться из жуткой трясины поглотившего ее горя.
Уцелевшие члены ее клана — вот все, что у нее осталось. И Катрина поклялась, что кровь ее родных не пойдет Кемпбеллам впрок.
Наконец она достигла кромки воды и медленно побрела вдоль каменистого берега. Мелкие камешки кололи ноги сквозь тонкие кожаные подметки туфель. Не замечая холода, Катрина остановилась у самой воды, с жадностью вдыхая соленый морской воздух. Набегающие волны лениво лизали носки ее туфелек. Она подставила лицо под ледяной каскад мелких брызг. Море притягивало ее, словно в его холодной голубой бездне она могла найти облегчение. Но его очистительная сила была иллюзорной и, к великому сожалению, скоротечной. Катрина любила стоять так в одиночестве на пустынном берегу Коуэла, вглядываясь в морскую даль, где за волнами скрывался остров Бьют — ее родной дом.
Услышав позади шаги, Катрина вздрогнула и обернулась. Издерганные нервы стали еще одним затянувшимся напоминанием о набеге. Это оказалась Бесси, пожилая прачка, одна из горстки служанок, прибывших сюда с Катриной из Аскога. Она торопливо приближалась к хозяйке.
— Послушай, Бесси, давай-ка я помогу тебе с этим, — сказала Катрина, забирая у старушки корзину с бельем. — Тебе уже слишком тяжело.
Бесси широко улыбнулась, обнаружив отсутствие нескольких зубов.
— Дай вам Бог здоровья, госпожа. Хотя Мор сдерет с меня шкуру, если увидит, что вы снова мне помогаете.
Мор никак не могла понять, почему Катрина предпочитает проводить свои дни со слугами, а не с тетушкой и кузинами. Но та чувствовала себя неловко со своими товардскими родственниками. Люди ее клана из Аскога были всем, что осталось от ее семьи, и единственной ниточкой, связывавшей ее с прошлым.
Катрина заговорщицки улыбнулась Бесси.
— Ну что ж, тогда это будет нашим секретом.
Бесси довольно рассмеялась.
— Ах как приятно видеть улыбку на вашем хорошеньком личике, госпожа!
Катрина кивнула, благодаря старушку за доброе отношение. Все те долгие мрачные дни, что последовали за набегом на Аског, Катрина думала, что уже никогда не сможет смеяться. Все, что она когда-то имела: счастье, беззаботную жизнь любимой дочери и сестры, — безвозвратно ушло. Потеряно навсегда.
Пристроившись рядом с Бесси, Катрина добрых два часа скоблила и терла белье, пока ее руки не разъело мыльной пеной. Но она почти не замечала этого, находя утешение в тяжелой работе. Работа. Это понятие было чуждо ей всего несколько коротких месяцев назад, а теперь стало для нее спасительной благодатью.
Покончив со стиркой, они уложили мокрое белье в корзину, и Катрина помогла Бесси донести ее назад, в замок, где его следовало развесить сушиться.
Мор, должно быть, следила за ними, потому что, как только Катрина ступила во двор, старая няня вышла навстречу. Теперь, после страшного нападения, Катрина Даже моргнуть не могла без того, чтобы Мор не узнала об этом. Прежде Катрина сочла бы подобную заботу назойливой, но сейчас находила в ней странное утешение.
Она столь многим была обязана Мор.
Это Мор с горсткой служанок, спасшихся из Аскога, укрывала израненную Катрину в пещерах, в то время как солдаты Кемпбелла обшаривали холмы в поисках оставшихся людей отца и Макгрегоров. В добавление к дыму, обжегшему ей легкие, Катрина сильно пострадала от ударов по голове. В течение многих дней она лежала без сознания, лишь изредка, на короткое время приходя в себя. Когда она поправилась достаточно, чтобы выдержать недолгое путешествие по заливу Ферт-оф-Клайд, они нашли приют в замке Товард у ее дяди, сэра Джона Ламонта из Инверина. Дядя без всяких вопросов радушно принял в свою семью людей ее клана, лишившихся средств к существованию.
Дождавшись, пока слуги уйдут, Мор схватила Катрину за руки и повернула их ладонями вверх, открыв покрасневшую кожу и стертые подушечки пальцев. Седые брови няни сердито сошлись на переносице.
— Посмотри, что ты натворила со своими прекрасными ручками! Ты должна немедленно прекратить это, Кэти Роуз…
Катрина застыла. Приступ почти непереносимой боли тисками сжал ее сердце. Кэти Роуз. Так ее называл отец. Мор продолжала:
— Нехорошо, что ты весь день работаешь вместе со слугами. Я совсем тебя не узнаю. — Мор оглядела ее с ног до головы. — Что сказал бы твой отец, увидев тебя в таком виде? Год назад ты бы выбросила это платье на тряпки.
Катрина пропустила мимо ушей упоминание об отце и тяжело вздохнула. Уже не в первый раз Мор затевала этот разговор. Катрина оглядела свой поношенный плед, наброшенный поверх простой рубашки, понимая, что Мор права: в ней едва ли можно было узнать изнеженную девушку, любившую покрасоваться в роскошных платьях и туфельках. Несколько раз Катрина ловила себя на том, что подолгу засматривается на бархатнее и парчовые наряды, предложенные ей тетушкой. Но подобная роскошь была бы мучительным напоминанием о безбедной жизни, которая закончилась навсегда.
