Она улыбнулась собственным мыслям и полезла в карман за
ключами. Сейчас она пообедает, потом ей сделают массаж, потом она почитает
что-нибудь приятное, а часиков в восемь примчится Коля Селуянов, она утром ему
позвонила и сказала, что готова отчитаться о проделанной работе по изучению
ежедневника Галины Васильевны Аничковой. Даже странно вспоминать, что всего три
дня назад, в воскресенье, жизнь на даче Павла Дюжина казалась Насте невыносимой
и тоскливой. Какая же она тоскливая, когда работы невпроворот, что с убийством
Аничковой, что с собственными проблемами! Тосковать некогда.
Да, в общем-то, и незачем.
* * *
К полудню ситуация с убийством Юлии Халиповой приобрела
более или менее законченный вид. Выяснилось, что накануне вечером Юлия вместе
со своим любовником Константином Федоровичем Островским была в гостях у
знакомых, точнее – у знакомого, бывшего каскадера, когда-то много снимавшегося
в фильмах Островского. Каскадер этот по имени Антон Кричевец показал, что гости
приехали около десяти вечера, было много съедено и немало выпито, впрочем, Юля
почти не пила, она была не в настроении, не то расстроена чем-то, не то
встревожена, но ничего не объясняла. Предполагалось, что на обратном пути
машину поведет она, посему Островский позволил себе выпить лишнего, а Юля,
напротив, ограничилась всего несколькими глотками «Шабли».
Примерно в половине первого ночи ей позвонили по городскому
телефону. Юля с самого начала предупредила, что ждет звонка, но, так как у нее
еще днем начала садиться батарея на мобильнике, он мог в любой момент
отключиться, а зарядное устройство лежит дома, она дала номер городского
телефона Кричевца, поскольку знала, что вечером будет у него в гостях. Так вот,
ей позвонили, разговаривала она из кухни, и о чем шел разговор, никто из
присутствующих не слышал. В комнату Юля вернулась какая-то, как выразился
Кричевец, переделанная, побледневшая, губы поджаты, и попросила у Островского
дать ей ключи от машины, мол, ей нужно ненадолго съездить по делу. Обещала
вернуться минут через сорок, максимум – через час, ведь ночью дороги свободные
и пробок нет. И Островский, и хозяин дома были уже изрядно навеселе, жизнь
казалась им розовой и шелковистой, и они спокойно отпустили девушку, продолжая
тем временем предаваться радостям застолья.
Через час Юля не вернулась, не вернулась и через два часа, и
через три. Третьим человеком в квартире была близкая знакомая Кричевца, которая
пила не так много, как мужчины, и сохраняла относительную ясность мышления.
Она-то и забеспокоилась первой, однако нетрезвые кинодеятели ее тревогу всерьез
не восприняли, поскольку на часы не смотрели и течения времени не ощущали. К
пяти утра они наконец поняли, что Юля так и не вернулась, но списали это на
необязательный и безответственный характер молодой актрисы. Сколько раз бывало,
что она застревала надолго в каких-то случайных компаниях, хотя собиралась
ехать совсем в другое место и заниматься совсем другими делами. Мобильник у нее
отключен, потому как батарея в конце концов села, а самой позвонить ей и в
голову не приходит, ей всегда было наплевать на других.
Островского уложили спать в квартире Кричевца, сам Кричевец
тоже прилег отдохнуть, утомленный борьбой со спиртным. Знакомая же Антона,
иными словами – его любовница, или, как пишут в милицейских протоколах,
сожительница, в десять утра потеряла терпение и стала звонить по телефону, по
которому дают справки о несчастных случаях, и в милицию. Ей предложили
назваться, дать свой адрес и телефон и сидеть дома в ожидании работников
милиции, которые в самом ближайшем времени к ней подъедут, все объяснят и
зададут несколько вопросов.
Юлию Халипову нашли около половины шестого утра за Кольцевой
автодорогой. Она лежала рядом с открытой машиной Островского, на голове ее был
полиэтиленовый мешок, привязанный обмотанной вокруг длинной шеи веревкой.
Судебный медик осматривал ее в начале седьмого и с уверенностью заявил, что
смерть наступила около двух часов ночи. Передняя часть автомобиля имела
характерные повреждения, какие бывают, если машина на большой скорости сбивает
человека. Сразу же был сделан соответствующий запрос по телефону, и из
полученного ответа сыщики сделали вывод, что Юлия Халипова в ходе своей
загадочной поездки «по делу» сбила женщину с ребенком и уехала с места
происшествия, не остановившись и не оказав им помощи. Пострадавшие погибли.
Почему она не остановилась? Неужели наплевательское
отношение к людям достигло такого чудовищного выражения? Или она была чем-то
напугана и спасалась бегством, и в этой ситуации любая остановка, любая заминка
угрожали ее собственной жизни?
Так, может быть, сплетни про второго могущественного
любовника и его угрозы – не такие уж сплетни?
Господи, как голова раскалывается от всего этого… А не
плюнуть ли на служебный долг и не смотаться ли в Болотники к Каменской? Пусть
не по делу поговорить, так хоть воздухом подышать и душу отвести в легком,
ничего не значащем трепе. А там, как-нибудь невзначай, и дельное соображение
получить.
* * *
Коля Селуянов был прав, у людей аккуратных ежедневник
действительно является отражением и характера, и образа жизни. Чего стоят,
например, одни только записи о днях рождений! Они встречались в ежедневнике
Галины Васильевны Аничковой на каждой третьей-четвертой странице, стало быть,
людей, которых она собиралась поздравлять, было не меньше ста человек. Настя
прикинула, а скольких человек ежегодно поздравляет она сама, и цифра получилась
просто смехотворной. А ведь только один этот показатель – свидетельство и внимательного
отношения к людям, желания сделать им приятное, и характеризует широту круга
общения. Да уж, одинокой покойную Аничкову назвать никак нельзя.
Еще из записей следовало, что Галина Васильевна тщательно
следила за собой, два раза в неделю посещала фитнес-центр, где занималась не
менее двух часов, один раз в неделю ходила к косметологу, ежемесячно – к
парикмахеру и мастеру по маникюру (судя по времени, которое отводилось в
ежедневнике на визит к этому мастеру, Аничкова делала также и педикюр), раз в
полгода навещала стоматолога и гинеколога. За десять месяцев минувшего года она
трижды ездила на неделю отдыхать за границу, каждый раз в разные страны, что
подтверждали записи о визитах в посольства Германии, Италии и Чехии.
Что же касается ее деятельности в качестве кинезиолога, то
выглядело это примерно так. Основная масса клиентов (или пациентов? Настя не
знала, как правильно называть людей, прибегнувших к услугам Галины Васильевны)
приходила к ней примерно по десять раз. Вероятно, курс требовал десяти сеансов,
во всяком случае, так утверждала Изольда Валериановна, с которой Настя долго
разговаривала об Аничковой еще в госпитале. Некоторые пациенты приходили раз в
неделю, некоторые – реже, раз в две недели, были и такие, которые посещали
кинезиолога чаще, дважды в неделю. Некоторые ограничивались двумя-тремя
сеансами, некоторые и вовсе приходили только один раз, и потом их имя в
ежедневнике больше не появлялось. Впрочем, возможно, это были и не пациенты, а
люди, встречавшиеся с Аничковой по другим надобностям. Хотя, скорее всего,
все-таки это были пациенты. Аккуратная Галина Васильевна рядом с записью о
первом визите всегда помечала, на кого ссылается тот, кто звонит и просит
принять, например: «15.30 – Татьяна Ващук (от Лидии Павловны)». И здесь же –
контактный телефон этой самой Ващук. Благодаря такой тщательности Насте удалось
обзвонить всех, кто приходил на сеансы за неделю до 5–6 сентября и в течение
недели после этих дней. Ничего особо замечательного она не выяснила, Аничкова
ходила в театр, о чем рассказывала своей пациентке, но было это не 5–6, а 7
сентября, и об этом есть запись на соответствующей страничке. В целом же все
как один утверждали, что Галина Васильевна беседовала с пациентами о них самих,
а вовсе не о себе и уж тем более не о других пациентах, иными словами – ничего
им о своей и чужой жизни не рассказывала и ничем не делилась.
