О, Анита Станиславовна отлично изучила своего брата и могла
легко предсказывать его поведение в тех или иных ситуациях. Она точно знала,
что ничего выяснять у Ларисы он не станет. Тут она сыграла безошибочно. Но
влиять на Валерия она все-таки не могла.
Еще в августе она зашла на работу к Любе и увидела на ее
столе несколько визитных карточек Аничковой. Незнакомое слово «кинезиология» ее
заинтересовало, она незаметно взяла карточку и навела справки. Оказалось, что
кинезиология – довольно полезная штука, если уметь ею пользоваться. Вот он,
реальный шанс заставить непокорного братца плясать под ту музыку, которую
закажет Анита. Она позвонила Аничковой, назвалась сотрудницей холдинга
«Планета» Любой Кабалкиной и договорилась о встрече. Собственно, мысль
назваться чужим именем пришла ей в голову неожиданно, когда Аничкова стала
спрашивать, где Анита взяла ее телефон. Ни на кого не сослаться она не могла, а
Люба сказала, что всех сотрудников «Планеты» психолог будет обслуживать
анонимно, то есть не разглашая их имена в трудовом коллективе. Вот и пусть
Галина Васильевна думает, что работает с Кабалкиной, ведь сама Люба ни за что к
ней не пойдет, в этом Анита была уверена.
Однако встреча с психологом повернулась неожиданно для
Аниты. Галина Васильевна отказала ей, причем самым нелицеприятным образом.
– Научите меня кинезиологии, – потребовала Анита,
привыкшая, что все ее желания исполняются беспрекословно.
– Зачем вам это нужно? – вполне доброжелательно
поинтересовалась психолог Аничкова.
– Я не могу справиться со своим братом, он меня
совершенно не слушается. – Аните даже в голову не приходило солгать, ей
казалось, что ее желание влиять на брата более чем естественно.
– То есть вы хотите овладеть методом кинезиологии,
чтобы заставить вашего брата делать то, что вы хотите? – прямо спросила
Галина Васильевна. – Я сожалею, но вы напрасно пришли ко мне.
– Почему же? У моего брата проблемы, которые он не
осознает, и я хочу помочь ему.
Анита почувствовала, что с размаху зашла слишком далеко, и
попыталась отыграть назад. Но это не помогло.
– Если вы не можете справиться с братом и вас это
беспокоит, то это у вас проблемы, а не у него. С вашими проблемами я готова
работать, если хотите.
– У меня нет проблем, – резко ответила
Анита. – А вот брату я хочу помочь.
– Не надо меня обманывать, – холодно ответила
Аничкова. – У нас с вами ничего не получится, Любовь Григорьевна. Всего
доброго. Счет за ваш визит я выставлять не буду.
Анита ушла совершенно обескураженной. Как ни пыталась, она
не могла понять, почему кинезиолог ей отказала. Но с отказом она так или иначе
смирилась. И все было бы хорошо, если бы от Любы она не узнала, что планируется
прием в честь десятилетия «Планеты». На приеме будет Аничкова, будет сестричка
Люба и, вероятнее всего, брат Валерий. Вот это уж совсем ни к чему. А ну как
Люба вздумает познакомиться с Галиной Васильевной, представится ей, тут-то все
и выплывет. И тогда уж Аните совершенно точно никогда не удастся заполучить
строптивого брата со всеми потрохами и деньгами.
Нет, ни в коем случае допускать этого нельзя. Аничкова не
должна прийти на прием. И вообще нужно избежать любой возможности встречи
психолога с Любой. Как же она раньше-то об этом не подумала? Ей казалось, что
она все предусмотрела, что Люба ни за что не пойдет к психологу, что психолог
не откажет Аните в ее просьбе… А оказалось все совсем не так. Все построение
начало рушиться, как карточный домик, и необходимо было немедленно принять
меры.
Анита их приняла. Вернее, она приняла решение, а осуществлял
его Антон Кричевец с помощью каких-то безмозглых балбесов. Антон же позвонил
племяннику Аничковой и сделал так, чтобы имя Любы Кабалкиной из ежедневника
исчезло.
Вот такая выстроилась картина. Но чтобы сложить мозаику,
следователю Ольшанскому пришлось несколько дней подряд вести многочасовые
допросы и очные ставки, проводить опознания и следственные эксперименты, а
оперативники мотались по всему городу в поисках информации, которую требовал
следователь. Но с каждым днем заданий сыщикам поступало от Ольшанского все
меньше и меньше, теперь основную работу предстояло проделать ему самому. А
ребята с Петровки уже занимались другими убийствами, которые в Москве
совершаются ежедневно, так что без дела им не сидеть.
* * *
В назначенный день Настя Каменская вышла на работу. И
неожиданно поймала себя на том, что не думает, как раньше, как бы ей увильнуть
от оперативки. Не то чтобы она с нетерпением ждала встречи с начальником, вовсе
нет, но былого страха и нервозности не было. Она, как обычно, пришла на службу
рано и к началу совещания успела выпить кофе с Коротковым и обсудить с Мишей
Доценко преимущества и недостатки обоев, образцы которых он привез с ярмарки
стройматериалов. И еще она успела созвониться с Женей Фроловым, который
когда-то был старостой ее курса в университете, и уточнить время и место
встречи выпускников: в этом году исполняется ровно двадцать лет с момента
окончания университета. Да-да, с тем самым «дядей Женей», который, как
оказалось, Настю и разыскивал, пока она жила в Болотниках.
Ровно в десять утра она вместе со всеми вошла в кабинет
Афанасьева и заняла свое привычное место, на котором сидела все годы, пока
начальником отдела был Колобок-Гордеев.
– Каменская! – В возгласе полковника было столько
неподдельной радости, что все сотрудники, как один, в недоумении уставились на
начальника. – Как же я рад, что ты наконец появилась! Мы тут без тебя как
без рук, совсем зашиваемся. Ну, ты как? Окончательно выздоровела?
Настя почувствовала, как в груди нарастает и рвется наружу
непонятно откуда взявшееся счастье. Как все, оказывается, просто. Ты перестаешь
бояться человека и ненавидеть его, и он тут же реагирует на это открытостью и
искренностью.
– Окончательно, Вячеслав Михайлович, – ответила
она, с трудом борясь с дурацкой улыбкой, расплывающейся по лицу.
– Ты смотри, первое время не очень-то бегай, щади ногу.
А вы, мужики, – он выразительно посмотрел на остальных, – имейте
снисхождение, отнеситесь с пониманием. Вас много, а Каменская у нас одна.
Приступаем к работе…
Добрых полдня Настя ходила под впечатлением от встречи с
Афоней. Нет, так не бывает, так просто не может быть. Где-то в Болотниках она
думала и бормотала какие-то фразы, а здесь, в центре Москвы, на Петровке, ее
начальник… Нет. Или да?
Ближе к концу дня к ней заглянул Сережка Зарубин.
– Слышь, Пална, ты у нас самая умная…
– Я у вас самая больная, – перебила его
Настя. – Слыхал, что начальник утром сказал? Поимей снисхождение и
отнесись с пониманием.
– Ну ладно, ты у нас самая больная, поэтому объясни
мне, тупому и необразованному, почему все-таки психолог Аничкова отказала
Волковой? Вот я в этом деле все понимаю, а этого не понимаю.
