Чудовище в силовой броне, обмотанной кровавыми кусками кожи, издало новый дикий вопль и, произведя странные манипуляции со своим оружием, добилось от него ещё более мощного выстрела. Смертоносная звуковая энергия ударила в строй Морлоков, раздирая воинов взрывами искореженной брони и размягченной плоти.
Заметив бросившегося на него предателя, Сантар в последний момент успел поднять силовой кулак и блокировать удар меча, который нанес… Юлий Каэсорон! Черты его лица исказились не так сильно, и Габриэль немедленно узнал ублюдка, чье лицо стояло у него перед глазами последние месяцы. Трясясь, хохоча и подвывая, словно полоумный, Юлий вертелся вокруг Сантара, в его движениях скользило что-то нечеловеческое, удары его напоминали взмахи когтей дикого зверя.
Но Каэсорон оставался тем же опасным и умелым воином, а оружие в его руках — огромный энергетический меч — с легкостью могло пробить и броню Габриэля, и самого Десантника. Вертясь на месте, Сантар отражал удар за ударом, начиная понемногу понимать, что рано или поздно не сумеет отбить атаку змеино-ловкого предателя.
И тут же, решив, что терять нечего, Габриэль ухватил меч врага за полыхающее энергией лезвие, и, столкнувшись с силовым полем его кулака, оно полыхнуло ярче выстрела из плазмомета. Резко вывернув запястье, Сантар с наслаждением услышал треск дробящегося металла, и меч Юлия треснул, остался лишь безвредный обломок длиною в локоть от рукояти.
Отступив, Габриэль зарычал от внезапной боли — плоть его руки зашипела, сжигаемая ручейком расплавленного адамантия, в который превратились пальцы силового кулака. Но Юлий пострадал куда сильнее — предателя отбросило на несколько шагов, керамит нагрудной кирасы вспучился и потек от жара, а лицо превратилось в беспрерывно вопящий ужас, смесь обгорелой плоти и обнаженных костей.
Несмотря на мучительную боль в полусожженной правой кисти, Сантар усмехнулся под тяжелым шлемом терминатора и, подойдя к поверженному врагу вплотную, поднял над его грудью тяжелый адамантиевый ботинок. Массы его брони и силы сервомоторов доспеха за глаза хватило бы, чтобы раздавить остатки брони Юлия и втоптать его тело в песок…
И тут Габриэль понял, что Каэсорон визжит вовсе не от мук, но от оргастического наслаждения.
Лишь на краткую секунду замер он в отвращении, но и этого хватило его врагу. Юлий схватил лежащий рядом сломанный меч, обрубок лезвия вновь заполыхал смертоносной энергией — и вонзился в пах Сантара.
Невозможная боль волнами агонии прокатилась по телу Габриэля, а Каэсорон, одним прыжком вскочивший на ноги, провел пылающий клинок вверх, прорубая броню. Расплавленный адамантий закапал на черный песок Ургалла, горячие капли сверкали в шипящем потоке алой крови Сантара. Юлий извлек обломок меча из его груди и молча взглянул в стекла шлема.
Муки боли, которым безуспешно пытались сопротивляться медблоки доспеха, становились все страшнее, и Габриэль понимал, что ему не суждено выжить после раны, вскрывшей его тело снизу доверху. Он попробовал двинуться с места — броня не пустила его. Тогда Сантар в отчаянии посмотрел на своего убийцу.
Жуткая маска, служившая теперь лицом Юлию Каэсорону, казалась ещё более кошмарной в далеких отсветах битвы — кожа сползла с мышц, будто чулок, белые края костей проглядывали сквозь щеки. Глаза, лишенные век, безотрывно смотрели на советника Ферруса Мануса.
Даже сквозь грохот боя, слова, слетевшие с сожженных губ Юлия, вонзились в угасающий разум Сантара с невероятной четкостью:
— Благодарю тебя, — пробулькал Каэсорон. — Это было великолепно.
ИЗ ПОЛЯ БИТВЫ ПОВЕРХНОСТЬ Истваана V понемногу превращалась в бойню чудовищных масштабов. Коварные, обращенными лживыми клятвами Воителя к предательству, свернувшие с верного пути Астартес сражались против бывших собратьев. И горечь происходящего не имела прецедентов в истории. Могучие полубоги шествовали по пескам Ургалла, и смерть шла рядом с ними, обильную жатву. Кровь предателей и героев, сливаясь, текла бурными реками, а хитроумные адепты Темных Механикумов выпускали на волю извращенные древние технологии, захваченные в Ауретианской Технократии, сея кровавый хаос в рядах лоялистов.
По всей Низменности бушевала одна непрерывная схватка, сотни Десантников калечились и погибали ежесекундно, и холодная тень неминуемой смерти нависла над каждым из воинов. Армии изменников твердо стояли на защитных рубежах, но линия фронта шаг за шагом прогибалась к стенам древней крепости под яростным напором верных Императору Астартес, и все понимали, что мельчайший поворот судьбы способен изменить все.
И он случился.
Словно огненные метеоры, полыхнули в небесах раскаленные корпуса бесчисленных дроп-подов, транспортников и штурмовиков, прорывающихся сквозь облака густого дыма и черной пыли, поднятой взрывами. Один за другим они приземлялись в посадочной зоне лоялистов на северном краю Ургалла.
Сотни «Штормбёрдов» и «Тандерхоуков» с ревом касались поверхности, их бронированные корпуса сияли неколебимой мощью четырех новых Легионов, прибывших в систему Истваана. Их героические имена не раз увековечивались в легендах, их великие дела не раз приносили им славу во всех уголках огромной Галактики.
То были:
Альфа Легионеры Альфария.
Несущие Слово Лоргара.
Повелители Ночи Кёрза.
Железные Воины Пертурабо.
Глава Двадцать Четвертая
Братья с окровавленными руками
ФЕРРУС МАНУС КРУШИЛ ВСЕ И ВСЯ УДАРАМИ КУЛАКОВ, двух огромных серебристо-стальных молотов, ломая кости и пробивая броню насквозь. Свой пистолет он давным-давно отбросил, исчерпав весь боекомплект, но примарху Железных Рук не нуждался в оружии, оставаясь смертоносной военной машиной. Ни один клинок не мог ранить Мануса, ни один выстрел не был в силах повредить его доспех, каждое движение его казалось образцом ловкости, он экономно расходовал силы, уделяя врагам не более одного — убийственного — удара и шаг за шагом продвигая в сердце вражеской обороны наступающий клин Морлоков.
Возрожденный Огненный Клинок висел на бедре примарха, словно гиря на чаше весов вселенского правосудия, но Феррус все ещё не обнажал его. Это произойдет не раньше, чем он увидит своего брата-предателя и втопчет в грязь знамя его Легиона — а затем довершит свою жестокую месть.
Продолжая вести за собой лучших воинов Железных Рук и устилая им путь трупами врагов, Манус ни на секунду не прекращал искать глазами Фулгрима. Однако же, пока исход битвы ещё не был окончательно ясен, Феррус не собирался бросать командование силами лоялистов на произвол судьбы, даже ради личной схватки с ненавистным изменником.
Пламя войны и боевые кличи окружали его, клубы дыма тянулись из покореженных корпусов взорванных танков и разбитых блиндажей, непрекращающаяся пальба наполняла воздух очередями снарядов, пуль, болтов, плазменных и лазерных залпов. Запахи крови, пылающего топлива, раскаленного металла не давали вздохнуть, и все яснее становилось, что вместо сражающихся армий в Ургалльской Низменности остались тысячи отчаянно борющихся за выживание Астартес. Даже пеленающая глаза ярость не мешала Манусу видеть ужасающий масштаб трагедии, разыгранной на мрачной сцене Истваана V. Кто бы ни победил сегодня — мир уже никогда не будет прежним, и это предательство, эта бойня навсегда ляжет кровавым, несмываемым пятном на честь Десантников.
