Не раз Герлах думал повернуть назад. Жаркие, иссушающие дни сменяли жестокие ночи. Солнце осуждающе смотрело на него с небес, мириады звезд дразнили по ночам.
Наступил и прошел четвертый день, за ним — пятый. Никогда еще Герлах не был в полном одиночестве так долго. Единственной его компанией были облака, но и они, казалось, обиделись и не показывали Герлаху картинки, которые он мог бы читать.
На шестое утро измученный и раздраженный Герлах остановил Саксена и долго смотрел на север, надеясь увидеть на горизонте хоть какое-то движение. Кислевиты просто должны были быть уже близко. Герлах ждал, когда они появятся в горячем мареве вдали, — головы, плечи, лошади. Несколько раз ему казалось, что он их уже видит, но это были всего лишь игры света и воздуха, отражающиеся в его воспаленном воображении.
Герлах запасся едой и водой, но его припасы не были рассчитаны на такое продолжительное путешествие. Витали — видит Сигмар, Герлах был бы счастлив снова увидеть этого улыбчивого воина! — показал ему, как добывать воду и как собирать утреннюю росу в шлем. Но этого было недостаточно, большую часть воды он отдавал коню. Саксен был сильным жеребцом, но он привык к достойной и регулярной кормежке. Он, как и Герлах, был южанином и не был приспособлен к степной жизни. Организм лошадей южан отличался от организма крепких пони кислевитов. Лошадки лансеров, казалось, легко обходились без воды и с удовольствием кормились на привале жесткой травой. Саксен, похоже, считал степную траву несъедобной. Правда, когда он был вместе с пони, он следовал их примеру и жевал сухую траву. Герлах пытался заставить своего коня есть кустарник, но у него ничего не вышло. Саксен захворал.
Герлах чувствовал себя не лучше. Жажда и голод угнетали его физически, а кроме этого, его мучили чувство вины и одиночество. Он покинул Либлию с намерением вернуть роту на поле боя между Севером и Югом. Теперь это казалось неразумным решением. Герлаха больше не волновала судьба Империи. Он удивлялся, почему его вообще это когда-то волновало. Почему он так стремился принять участие в далеком сражении? Разве он не понимал своего положения и не знал, как мало от него зависит?
На шестой, а может, и на седьмой день — Герлах уже сбился со счета — он увидел что-то в траве. Ничего особенного, но на пустынном, безжизненном пространстве любое отклонение от нормы бросалось в глаза.
Это были кости. Разбросанная кучка бледно-желтых костей, над которыми уже потрудились солнце и ветер. Герлах пригляделся к останкам и решил, что они принадлежат лошади и человеку. Они упали здесь вместе, их тела разлагались до тех пор, пока их скелеты не рассыпались, как частички головоломки. Как долго они здесь пролежали? Годы наверняка. Может, десятилетия или даже дольше. Может, он первый человек, который увидел их с момента их смерти.
Герлах решил, что эти кости не принадлежат путнику, заблудившемуся и погибшему в степи. Это были кости всадника, который поскакал навстречу своему року. Или это кости павшего воина, которого похоронили в степи.
Герлах поскакал дальше. Невеселые мысли одолевали его. Может, это был Сорка? Или Кветлай? Птор или Чагин? Как быстро мухи, муравьи и падальщики объедают кости? Может, этот человек умер всего несколько дней назад?
И сколько еще пройдет времени, прежде чем он и Саксен не превратятся в такую же груду костей.
Никто не предупредил Герлаха о звуках степи. Пока он был с ротой, он не обращал на них внимания. Но теперь необычные звуки долетали до него сквозь топот копыт и позвякивание уздечки и доспехов.
Открытое пространство порождало странные стоны и завывания. Герлах решил, что это ветер. Вдруг что-то невидимое щелкало, как затвор пистолета. Назойливое гудение становилось все громче и, когда Герлах, наконец, останавливался, вдруг исчезало. То вдруг раздавался топот копыт, который никогда не становился ближе, а то — журчание воды.
В сумерках по степи раскатывались приглушенные удары. Герлах останавливался и прислушивался, пытаясь определить источник этих звуков. Небо было чистым, значит, это не мог быть гром. Казалось, кто-то через каждые несколько минут бьет в огромный барабан. Герлах напряженно ждал, и когда его терпению приходил конец, и он пришпоривал Саксена, раздавался следующий удар.
Ночь тоже была полна звуков. Пронзительный визг и странный гулкий вой окружали его в темноте. Иногда Герлах слышал голоса, голоса были такими отчетливыми, что он пытался их окликнуть. Но как только он начинал говорить, голоса тут же умолкали. Временами он слышал смех.
Но дневные звуки были хуже. Ночью Герлах, содрогаясь от жути, мог вообразить, что его окружают какие-то существа. Но при свете дня было абсолютно ясно, что вокруг нет ни души.
Однажды в жаркий полдень Герлах услышал звук, похожий на скрежет железных петель. И еще стук, словно кто-то бьет молотом по металлическому листу.
Герлах остановил Саксена. Звуки продолжались. Источник звуков находился где-то неподалеку. Саксен задергал ушами. Конь тоже слышал эти звуки.
Герлах спешился и пошел по траве на звук. На всякий случай он достал заряженный пистолет. Сжимая в руке металл и дерево, он, по крайней мере, защитит себя от злых духов. Звуки стали громче и настойчивее. Казалось, они исходят от камня размером с человеческую голову, который лежал на земле среди кварцевых обломков.
Герлах подошел ближе и с опаской склонился над камнем. Скрежет и стук стали такими громкими, словно он вошел в кузницу. Он обошел камень, кругом, источник звука оставался на месте. Под камнем.
Герлах наклонился и поднял камень.
Скрежет и стук прекратились. Из вмятины в земле, где лежал камень, вырвался жуткий, пронзительный свист. Свист с такой силой взметнулся в небо, что Герлах не устоял на ногах и упал на землю. Саксен сорвался с места.
А потом свист прекратился, и снова наступила гнетущая тишина.
Герлах отбросил камень в сторону. Его трясло. Обезумевший от страха Саксен несся от него в степь.
Он бежал за своим конем и громко, на сколько позволяло пересохшее горло, выкрикивал его имя. Потом остановился и подобрал упавшее с седла знамя роты. Саксен постепенно исчезал в степи, Герлах бежал следом, волоча за собой знамя, и звал:
— Саксен! Саксен! Ради Сигмара! Бейли-Саксен!
Конь исчез. Вернулось гудение. Сквозь гудение, как ветер сквозь листву, прорывался смех.
Герлах бесконечно долго брел по степи, опираясь о древко знамени. Когда назойливое гудение снова начало резать ухо, он развернулся и закричал:
— Кто ты? Кто?
Ему вдруг показалось, что гудение набросилось на него, он вскрикнул и выстрелил из пистолета.
Тишина. Вырвавшийся из пистолета дымок превратился в облачко и поднялся в небо.
На какое-то мгновение облачко приняло форму скачущей лошади и растворилось в степном воздухе.
Наступили сумерки. Небо стало насыщенно-синим, как перед грозой, а трава, наоборот, побелела. Казалось, земля светится под нависшим над ней темным небом.
