Малютка Дэззи оказалась симпатичной девушкой, в одиночестве – если не считать высоченного кувшина вина – сидящей за столом. Роста она была, несмотря на прозвище, среднего, зато у нее была замечательная нежно-голубая кожа, белые, словно снег, волосы и сияюшие ослепительным светом глаза, без малейших намеков на зрачки.
– Ну привет, пропащая душа, – сказала она, пододвигая Шону кувшин. – Давай, рассказывай, где был, что видел? А то у меня такое странное чувство, что со времен нашей последней встречи ты довольно сильно изменился. Этот парень кто?
– Не все сразу, Дэззи. – Шон с тоской поглядел на кувшин. – Я не пью, я умер, а это мой ученик. Его зовут Шах.
– Из Дудинок, – вставил Шах.
– Не пьешь? Умер? – переспросила Дэззи. – По-моему, для покойника ты выглядишь слишком хорошо.
– Посмотри на меня нормальным взглядом. Дэззи сощурившись, глянула на него – и закашлялась, едва не захлебнувшись вином.
– Ты… тьфу… Это в самом деле ты?! Ты в самом деле так выглядишь?!
– Хуже, – мрачно сказал Шон. – Я так живу.
Это заявление вызвало у Дэззи еще один приступ кашля.
– Ну ты, блин, даешь, – восхищенно сказала она, отставляя кружку в сторону. – Я-то думала, что могу представить все, что ты способен выкинуть, но такого…
– Такого, – хмыкнул Шон, – я и сам от себя не ожидал.
– Как бы то ни было, – сказала Дэззи, наполняя кружку по новой, – я рада, что сидишь здесь, как бы ты при этом не выглядел. Не забывай, что ты мне на этом свете еще кое-что должен.
– Дэззи никак не может мне простить, – пояснил Шон Шаху, – что когда-то принадлежала к самой высшей касте в своей стране – жреческой и лишилась своего положения отчасти по моей вине. Правда, она забывает при этом добавить, что ее в скором времени должны были принести в жертву.
– Кому?
– Нам, – сказал Шон. – Я тогда состоял в одной веселой компании, и нам удалось парой магических фокусов так задурить голову местным жителям, что те приняли нас за мелких богов.
– Подумать только, – всхлипнула Дэззи. – Ведь если бы не эти проходимцы, меня должны были принести в жертву на главном алтаре Храма Шимбалы в день Великого Солнцестояния. А вместо этого я подверглась групповому изнасилованию. – Голос, правда, у нее при этом был скорее мечтательный.
– Ну и вот, – продолжил Шон. – После того как мы вычистили храмовую сокровищницу сверху донизу, я, исключительно по доброте душевной, предложил взять ее с собой. О чем впоследствии не раз сожалел.
– Ага. Когда эти олухи, драпая через горный перевал, с превеликим удивлением обнаружили, что храмовых жриц, оказывается, не учат ни готовить еду, ни штопать одежду, ни даже…
– Чего желаете?
Шах удивленно оглянулся на выросшую рядом со столом фигуру. Фигура походила на человеческую, но состояла, казалось, исключительно из костей, мослов и прыщей, наряженных во что-то коричневое.
– Остынь, Говард, – сказала Дэззи. – Это Шон А'Фейри.
– Рыжая Погибель? – недоверчиво переспросила коричневая вешалка. – Последний раз он выглядел немного иначе.
– Говорю тебе, это Шон. Просто он умер, а потом… короче это он. А это его ученик. Это так же верно, как и то, что ты должен мне двадцать обедов.
– Двадцать обедов? – не веря своим ушам, переспросил Шах.
– Умер? – восторженно повторил Говард. – Обзавелся учеником? Я должен во что бы то ни стало услышать эту историю.
– В другой раз, – отрезала Дэззи. – А пока тащи сюда…
– Я не пью, – напомнил Шон.
– Кувшин с апельсиновым соком для Шона и похлебку для паренька. И живо.
Говард ушел, продолжая что-то бормотать себе под нос.
– Двадцать обедов, – снова повторил Шах.
– Среди пантеона богов Шимбалы, – пояснил Шон, – встречаются весьма древние и мрачные личности. Рассказов жрецов о том, что творится в подземельях храма, хватит…
– На три с хвостиком года, – усмехнулась Дэззи. – Говард грозится, что, когда я расскажу ему все истории, он издаст их отдельной книгой, которую так и назовет: “Тысяча и одна ночь ужаса”.
– Ваш сок, э-э…
– Называй меня Шур. – Шон с подозрением уставился в кружку, наполненную какой-то густой оранжевой жидкостью, которая подозрительно смахивала на результат алхимического опыта.
– Это еще пьют или уже едят?
– Пей, пей, – успокоила его Дэззи. – Для тебя сейчас это пойло в самый раз.
Шон с грустью покосился на кувшин с вином и, зажмурившись, залпом выпил все содержимое кружки.
– Ух. Не так страшно, как выглядит, – заключил он.
– В следующий раз, – посоветовала Дэззи, – попроси, чтобы тебе приготовили “отвертку”. Это то же самое, но со спотыкаловкой.
– Кстати, – вспомнил Шон. – Я бы хотел с тобой кое о чем перемигнуться. Между нами, девочками…
Он наклонился к Дэззи и что-то зашептал ей на ухо. С каждой секундой этой речи лицо у Дэззи вытягивалось все больше и больше. Наконец она не выдержала и расхохоталась.
– Я серьезно, – обиделся Шон.
– Ох, прости. – Дэззи достала из рукава изящный батистовый платочек и вытерла набежавшие слезы.
– Я знала, что вы, мужики, ничего не понимаете женских делах, но не подозревала, что настолько.
– Оно мне было надо? – фыркнул Шон.
– Да уж конечно, – сказала Дэззи. – Тебя это не касалось. По совести, тебя бы стоило заставить родить, чтобы ты…
– Не надо заливать мне про Совесть, – огрызнулся Шон. – Этот урод бросил меня при первой же возможности.
– Ладно, – сказала Дэззи. – Так и быть, поделюсь с тобой кое-чем из моего мешка. Подумать только, Шон А'Фейри, страдающий от…
– Дэззи!
– Молчу, молчу. Но одно условие. Сейчас я прикончу этот кувшин, и вы подниметесь со мной в…
– Дэззи! Я не…
– Успокойся, – усмехнулась Дэззи. – Меня не интересует ни твой ученик, ни даже ты сам, хотя упускать такой случай довольно жалко. Но после двух недель непрерывной скачки сама мысль о мягкой перине вызывает у меня множественный оргазм. Я просто хочу, чтобы вы там поприсутствовали, так, на всякий случай.
– Трофеи?
– Ага. Не думаю, чтобы там было что-нибудь действительно опасное, но боги, как известно, берегут только тех, кто сам себя бережет. – Дэззи заглянула в опустевший кувшин.
– Какого орка?! – возмутилась она. – Он был недолит по меньшей мере на четверть.
* * *
Комната, сдаваемая на постоялом дворе “Мрак”, на деле оказалась не столько мрачной, сколько тесной, темной и грязной коморкой, в которой с превеликим трудом разместились кровать и ведро воды. Окон в комнатушке не было, что с лихвой компенсировалось настенной резьбой. Судя по всему, каждый, благополучно переживший ночь во “Мраке”, считал своим долгом подробно изобразить на стене содержание своего сна. Снились же постояльцам “Мрака” главным образом кошмары вперемешку с эротическими видениями.
