А Фриц от нетерпения аж пляшет в кузове — Клаус еще заехать на тротуар толком не успел, как он на землю сиганул.
— Парни, — орет, — последний раз спрашиваю, пойдете?
Мы с Клаусом переглянулись — и на рожах наших такое одинаково брезгливое выражение нарисовалось, что Фриц даже побагровел слегка. Сплюнул, пробормотал:
— Ну и хрен с вами.
— Босса… сходи — хоть переведи!
Пошли. Сутенер нам уже навстречу семенит. Классический такой сутенер, усики маленькие, прилизанные, волосы тоже прилизанные бриолином, пиджачок кургузый, клетчатый. И бижутерия на пухлых пальцах, кило на два фальшивого золота.
— Что угодно офицерам доблестной кайзеровской армии?
Офицерам, как же… да будь рядом хоть лейтенантишка паршивый, этот пухлик на нас бы и глядеть не стал!
— Мне, пожалуйста, — говорю, — ананасов в земляничном соусе полкило заверните.
— А? — Сутера словно кувалдой по лбу приложило. Но оправился быстро, заулыбался… Маслено так…
— Господа офицеры изволят шутить? Это хорошо. Сейчас наши девочки развеселят вас еще больше. У нас большой выбор, и, прошу заметить, почти все — не какие-нибудь малограмотные селянки, а настоящие аристократки, вынужденные, — тут он так натурально всхлипнул, я уж почти решил, что и впрямь слезу пустит, — зарабатывать себе на жизнь и пропитание столь нелегким ремеслом.
— Чего он там бормочет? — осведомился Баварец.
Перевел я кое-как… гляжу — Фриц еще больше завелся, чуть ли не подпрыгивает от нетерпения.
— Спроси, — заорал мне прямо в ухо, словно не рядом с ним стою, — есть ли у него баронессы? Всю жизнь, понимаешь, мечтал баронессу отыметь!
— Разумеется… — кивает сутер. — Две баронессы, три княжны, две графини, две маркизы. Даже герцогиня одна имеется.
Тут уж я не выдержал, вмешался.
— Слушай, ты ври, да не завирайся. Откуда у вас, в России, герцогини?
— Из Франции, — сутер глазом не моргнул. — Эмигрантка, наследница…
Мне совсем противно стало. Сразу на командирский тон пробило.
— Заткнись! И строй своих аристократок в шеренгу по росту!
Выстроил он их. Выбор и впрямь большой — дюжина девок, разнокалиберных, как ведомость у интенданта. Фриц сразу потребовал, чтобы ему баронесс показали, выбрал ту, что повыше, и потащила она его куда-то в подъезд.
— А вы, господин офицер? — обратился ко мне сутенер. — Кого предпочитаете?
Ответил я ему… Не так, чтобы очень энергично, лень было на эту гниду силы тратить, а простенько, в три этажа с двойным загибом, и к грузовику пошел. Облокотился рядом с Клаусом, вытащил пачку из кармана, полюбовался еще раз на собор, прикурил от Клаусовой самокрутки — любит он такие здоровенные самопалины сворачивать, что хоть дымзавесу от них ставь, — и стал смотреть, как пузан свое подразделение муштрует. Клаус затянулся, облако выдохнул.
— Что это вы там про аристократию разорялись?
— Да брешет этот урод, — кивнул я на сутенера, — что у него шлюхи, в какую ни плюнь, все сплошь княгини да графини. Фрицу вон баронессу сосватал.
— Ну, — задумчиво говорит шофер, — та баронесса, что баварец повел, разве что у себя в халупе с земляным полом баронствовала. Только одно жемчужное зерно в этой навозной куче имеется. Видишь во-он ту малышку?
— Которую пузан как раз сейчас материт? — уточнил я целеуказание. — Вижу. А с чего ты взял, что она из здешних фонов будет?
По мне, так ничего в девке этой особенного не было. Кроме, разве что, возраста. Блондиночка, худенькая такая, невысокая, чуть курносая… волосы в две косички заплетены, в правой красный цветок, в левой — белый. Женщина типа «мини», уменьшенная, так сказать, модель. Хотя нет, это личико у нее как у взрослой, а если мордашку эту серьезную отминусовать, она и на девку-то не потянет. Так, девчонка малолетняя. Таким бы с куклами еще… ну да у нас в доме и помоложе работать начинали. И не только полы мыть, но и в «веселом квартале» тоже. Трущобы… сколько белые занавесочки на окнах ни крахмаль, заплаток на платье от этого меньше не становится.
— Я, — прервал мои размышления Клаус, — малыш, перед войной семь лет личным шофером графа Рекс работал. Насмотрелся. Порода, это знаешь ли… заметно. Только сломается она скоро. Была б постарше чуть — может, и выдержала бы, а так… спорим, через две недели приедем, не будет ее здесь?
— Через две недели нас здесь не будет.
— Тоже верно. Эх, Эрих, — Клауса, похоже, как русские говорят, на ностальджи потянуло, — видел бы ты, какая у меня машина тогда была. «Бенц» ручной сборки, салон хромовой кожи, сиденья…
И в этот момент сутенер размахнулся и как врежет девчонке той по лицу. Ах ты сволочь, думаю, у него ж колец по весу, как на кастет хороший…
Девчонка от этого удара на пару метров отлетела, на спину шлепнулась, а когда привстать попыталась и руку от лица отнять, пузан подсеменил и небрежно так ногой ее… даже не то чтобы пнул, а словно подошву вытер.
А я как увидел у нее на лице мазок кровавый, яркий — и в голове будто бризантный рванул!
Помню, как подбежал и первый раз ему врезал — с налету ботинком. Ботинки у меня хорошие, Ральф Бауман их с убитого горнострелка снял. А следующее, что помню, — сутер на земле свернулся, подвывает тоскливо, а рядом со мной Клаус стоит и руку мою удерживает, которой я из кобуры «штайр» тащу.
— Не надо пулю об него пачкать. — В его голосе прозвучало такое ледяное спокойствие… Мне даже не по себе стало.
— Мне не жалко!
— Нет, — мотнул головой Клаус. — Пуля — это честная смерть. Не для такой мрази.
— А чего с ним делать? Пинать уже достало. Может, на проезжую, да грузовиком по нему взад-вперед?
— Зачем такие сложности?
Клаус усмехнулся и кивнул на соседний столб. А со столба провод болтается оборванный до середины, как раз кузовом под него подъехать.
— Хорошая мысль.
Я наклонился, осторожно так, чтоб не запачкаться, полу пиджака сутерского отогнул, бумажник из внутреннего кармана выудил, толстый бумажник, плотно набитый, купюры с обоих концов веером разноцветным торчат. Открывать не стал, так и кинул девкам под ноги.
— Поделите, а то пока нового козла себе найдете…
Схватил за воротник, поднял рывком — Клаус уже подруливает — и только собрался в кузов закидывать, глядь — откуда ни возьмись, синий патруль! Легок на помине, что называется! Три рыла, одно другого небритее, в шинелишках пехотных. Двое с карабинами, третий с ручником наперевес. Ручник непривычный, не с диском, как стандартный русский, а с магазином сверху. Английский, что ли, из союзнических поставок?
— Что происходит, камрады?
— Да вот, — весело так отозвался. — Сутера вешаю. Помочь хотите?
