— Я не спала. Я просто… задремала.
Да уж, большая разница. С точки зрения устава. «Товарищ командир, я не спал, я просто на стену облокотился и глаза прищурил, чтобы противника в заблуждение ввести. А на самом деле мне все-все видно».
Рыжей я того, правда, не сказал.
— Ладно. Спала-дремала — замнем для ясности. Давай лучше с нашим местоположением определимся. Проход, значит, открывается прямо здесь, вот на этом месте.
— Да.
— И сколько от него до… до…
— До домика пасечника, — Кара брови сдвинула, вроде бы серьезно, а мне отчего-то смешно сделалось, — пять ваших километров.
— Точно? — переспрашиваю.
— Я здесь не первый год живу, — обижается рыжая. — Проход открывается на поляну, а с нее, если на дерево влезть, виден Совиный холм. И пасека была как раз между поляной и этим холмом, ровно в одной и трех четверях лиги, с хвостиком. А…
С хвостиком — это она хорошо ввернула. Обнадеживающе.
— Да верю, верю, — говорю. — Я же просто на всякий случай спросил. Давай собирай имущество в кузов, и… проход будем открывать.
Точнее, думаю, это ты его будешь открывать. Ох, освоить бы мне этот амулетик — сидела бы эта Кара сейчас в замке и… в сборке-разборке личного оружия практиковалась.
— А что, — спрашиваю, — отсюда проход так же тяжело открыть, как от вас, то есть от нас, или все ж полегче?
— Нет, из Травяного Мира очень просто открыть проход. Это… ну, как с горой — трудно взойти и просто упасть. Чем дальше Мир или, как говорим мы, Тропа, тем труднее в него попасть и тем проще из него выбраться.
— Здорово, — говорю. — А с обратной дорогой как? Выдюжишь проход продырявить?
А то ведь, думаю, если в замке поп, здоровый мужик — и то с него пот градом катил…
— Смогу.
Я на нее внимательно так посмотрел — отвернулась.
— Ну… попробую, — бормочет в сторону. — Мы с отцом Иллирием… есть и другой Мир, ближе. Но по нему мы могли не успеть.
— Ну, обратно-то можно будет и не торопиться, — говорю. — Поедем себе спокойненько.
Ага. Это если будет кому и на чем. Закинул последний тулуп в кузов, сел за руль, повернул ключ — мотор с пол-оборота завелся.
— Ну что, — спрашиваю, — готова?
— Да.
— Открывай!
Кара амулетик свой давешний добыла, прошептала над ним пару слов, рукой провела — и прямо перед «Аризоной» беззвучная вспышка полыхнула.
Я моргнул, пригляделся — в метре перед капотом… ну, словно зеркало установили. Только вот машина в нем отчего-то не отражается.
Ладно, думаю, поглядим, чего на этот раз выпадет.
Снял ногу с тормоза и медленно-медленно к этому «зеркалу» покатился. Ближе, ближе, вот уже решетками фар коснулся: по «зеркалу» словно рябь пробежала — и «Додж» начал в него погружаться, словно в воду. Я подождал, пока колеса передние полностью уйдут — вроде бы не просели, — и чуть газку прибавил.
Р-раз — и выкатились мы аккурат на лесную полянку. Со стороны то еще, должно быть, зрелище — посреди дремучего леса прямо из воздуха «Додж» выкатывается. От такой картины можно и шариками поехать.
Оглянулся — позади также из ничего кузов выплыл, а потом «зеркало» снова вспыхнуло и исчезло. Словно и не было его никогда. А «Додж»… А что «Додж»? Может, его на парашюте скинули. Или он тут, на этой полянке, от самого сотворения этого мира стоял.
— Ну вот, — говорю. — Коммен ан.
Рыжая сразу из машины выпрыгнула.
— Что с собой, — деловито так спрашивает, — брать?
— Погоди, — говорю. — Давай сначала размен произведем.
Снял кобуру и рыжей протягиваю.
Приехали.
— Вот, — говорю. — Махнем не глядя. Ты мне — винтовку, я тебе — тэтэшник.
— Это еще зачем?
— А затем, милая моя баронессочка, — говорю, — что из нас двоих на назначенное пану Охламону рандеву пойду я один, а ты останешься на этой полянке и, если я до вечера не появлюсь, отправишься обратно в замок…
— Что?!
— …И доложишь, — продолжаю. — Что так, мол, и так, пропал старший сержант Малахов без вести, а скорее всего — пал смертью храбрых. Это уж как повезет. Ферштейн?
— Да я…
— Более того, — уточняю, — слуга мой верный, ты мне сейчас клятву дашь на своем любимом ножике, что именно так и сделаешь, без всякой там личной и никому не нужной инициативы.
— Ты что, не веришь мне?
— Не верю, — киваю. — Именно сейчас и именно тебе — не верю.
— Ну, Малахов… Ну…
А я смотрю на нее и думаю — сейчас или заплачет… Или на кусочки меня резать начнет, мелкие-мелкие. Своим любимым ножиком.
Стою, жду. Пять секунд. Десять. Двадцать.
И она стоит. Молча.
И где-то на тридцатой секунде я настолько храбрости набрался, что решился рот раскрыть.
— Не-рядовая Карален, вам приказ ясен?
— Мне, — медленно так выцеживает Кара, — приказ ясен. И приказ, и ты сам… Все мне с тобой ясно.
Интересно что?
Больше она ни слова не сказала. Молча винтовку с плеча стянула, на капот положила, молча обоймы запасные из мешка выгребла. И все время, пока я на дерево лазил — по местности ориентировался — и пока вещмешок напоследок проверял, молчала.
И вот какое странное дело — вроде бы все я правильно сделал. Нет, ну в самом деле — куда ей со мной? Одно дело — курьера из засады завалить, а другое — на вражеское непосредственное командование, считай — к черту в зубы. Опять же — напарники из нас еще те, друг к другу толком не притерлись, так подставиться можно — прожуют и даже звездочку с пилотки не выплюнут.
А все равно, чувство на душе какое-то неловкое, ну… Словно бы подставил я ее как-то… Нехорошо.
Странно даже. Вроде бы она остается, а я ухожу.
И только когда я уже к лесу подходил, в спину, как выстрел:
— Сергей!
Замер, а повернуться не могу. Словно там, за спиной, и в самом деле расстрельный взвод стволами уставился. Даже нет, еще хуже — смерти-то в лицо посмотреть я никогда особо не боялся — не первый год рядом ходим, а тут…
— Если ты, — звонким таким, четким голосом, — посмеешь не вернуться… Я тебя достану, где бы ты ни был! Слышишь, Малахов! Куда бы ты от меня ни спрятался — найду!
Да уж, думаю, спрячешься от такой. Она-то уж точно в любом Мире, на любом свете достанет, даже в аду — и голову даю, если она там появится, черти от нее, как от ладана, шарахнутся — потому как не девчонка, а самый настоящий дьявол в юбке.
Послал же мне, называется, бог… слугу верного. Попытался правую ногу от земли отклеить — получилось.
