Следующий вышедший мне навстречу выглядел почти так же, как и его невезучий предшественник... или малость постарше. Возможно, это был какой-нибудь родич первого бойца, или я просто еще не наловчился толком различать этих узкоглазых.
На стояние в позе «мучающийся брюхом тигр» он, впрочем, тратить время не пожелал, а сразу ринулся в атаку — широкие рукава его халата замельтешили у меня перед глазами, словно крылья райской птицы. Вших, вших, вших... я отпрыгнул назад, уклонился от одного удара, второго. Пригнулся, пропуская над головой эффектный удар ногой, которым, по моим прикидкам, запросто можно было пробить стену бамбуковой хижины или отправить в полет на пару-тройку ярдов кого-нибудь с реакцией обкурившегося орка. И, припомнив напутствие капитана Бакгхорн, ударил левой — жестоко, признаю, но что поделаешь: жизнь вообще суровая штука.
На какое-то время мой соперник выпал из сообщества узкоглазых — и, кажется, из окружающей действительности вообще. Особой радости мне его муки не доставляли, потому я не стал тянуть со следующим ударом. Получилось даже сильнее, чем в первый раз, — больше времени для замаха, да и процесс разгибания добавил чуток. В итоге второй китаец отлетел не на три, а на все пять футов. Там он и остался лежать, даже в бессознательном состоянии тщательно заслоняя ладонями свое пострадавшее достоинство.
Распорядитель гладиаторских боев явно приуныл — до тех пор, пока из глубины гудящей, словно десяток роев, толпы не вышло нечто, более всего напоминавшее плесневелый гриб — если, конечно, вы можете представить себе грибы, которые носят шелковые халаты и опираются на богато украшенный всякими ленточками и колокольчиками шест. Судя по тому, с какой поспешностью расступались перед ним любители поглазеть, грибок был не из простых. Когда же он небрежно сдвинул на спину шляпу и «городу и миру» ухоженную седенькую бородку и печальное личико подавившейся — причем в далеком детстве — грецким орехом обезьянки, я начал пятиться... пока не уткнулся спиной в свою «команду поддержки».
— Я с ним драться не буду!
— Почему? — поразилась Роника. — Из этого старого пня разве что песок не сыплется! Ты его одним плевком на три ярда вглубь вгонишь!
— Угу. Только... если все так просто, почему он вообще выполз? Не-ет, тут явно какой-то подвох..
— По крайней мере, заклинание личины он точно не применяет, — сказала эльфийка. — Я проверила — существо перед нами именно то, чем выглядит: особь человеческой расы, причем возраста, почитаемого вами, людьми, насколько мне известно, называемого преклонным.
— Это сколько?
— По моей оценке, ему лет шестьдесят-семьдесят. Он не может представлять реальной опасности.
— Угу еще раз. Хочешь пари — прожив семьдесят лет, он полтораста из них посвятил изучению всяких рукопашных дрыгоножеств?
— Эй, — явно повеселевший голос распорядителя еще больше укрепил мои подозрения. — Ты будешь драться?
— Ханко, ты должен хотя бы попытаться, — сказала Бакгхорн. — Вспомни, что мы поставили на этот бой!
— Помню. Всю мелочь, которую только сумели наскрести. А вот если бы один...
— Крис, кто мог знать, что эти четвероногие твари настолько дорогие!
— Ну, если бы вы спросили меня, — замети Рысьев, — то я бы мог сообщить, например, что, когда французы в шестидесятом готовились к войне с Пекинским правительством, они были вынуждены покупать лошадей в Найтморленде, платя от 600 до 700 франков за голову.
— Да при чем тут...
— Погодите-ка... — обернувшись, я, почти не веря глазам, увидел, как вексиль-шкипер Викки передал свою, хоть уже и несколько обтрепанную, но все еще роскошную шляпу Ронике и принялся неторопливо расстегивать пуговки мундира.
— В молодости, — чуть смущенно произнес он, — я был чемпионом забоя в полутяже.
— Тоже мне, старик нашелся, — фыркнул Уин.
Под мундиром у вексиль-шкипера обнаружилась весьма забавная нежно-салатового оттенка, с многочисленными кружевами и рюшами, сорочка. А под ней... я тихо присвистнул и на всякий случай отступил на шаг.
— Иноземец, ты будешь драться или сдашься?
— Мы, — отодвинув меня в сторону, выкрикнула Ута, — меняем нашего бойца! Вот он, — указала она на переминающегося с ноги на ногу гнома, — выйдет на этот бой!
— Э-ю-у-у... — озадаченно протянул распорядитель. — Договор был — один боец на все три боя.
— Но вы-то своего уже два раза сменили, — ехидно напомнила капитан Бакгхорн. — А об этом договора не было.
Распорядитель — видимо, в поисках поддержки — затравленно оглянулся. Однако его многочисленные соотечественники, столпившиеся вокруг, судя по жестам и выкрикам, жаждали лишь увидеть схватку с участием своего фаворита-грибка, не особо вдаваясь в подробности, кто именно из заморских дьяволов окажется настолько туп, что рискнет в нее вступить.
— Хорошо, — сдался он и, обращаясь уже к толпе, прокричал: — Последний, третий бой... начали!
За время нашей беседы грибок уже успел отдать кому-то шест, со шляпой же расставаться не пожелал. Видимо, подобный головной убор, под которым без особых проблем мог бы укрыться от дождя десяток-другой гоблов, был по здешним меркам слишком большой ценностью, чтобы доверять его посторонним. Стойка, которую он принял, мне сразу же не понравилась — никаких тебе поднятых ног и причудливо вывернутых рук... скорее наоборот, слишком похоже на обычную боксерскую...
Впрочем, боксировать гном отнюдь не собирался.
Туп-туп-туп-туп... гномы плохие, вернее сказать, отвратительные стайеры — по крайней мере, те из них, с кем знаком я лично. Возможно, среди незнакомых мне коротышек и поныне найдется пара-тройка достойных наследников знаменитого марафонца за урук-хаями... ну да неважно. Зато на коротких дистанциях бородатые коротышки, пожалуй, дадут фору иным легконогим и длинноухим — а дистанцию в пять ярдов нельзя отнести к разряду длинных даже при очень большом желании.
Достигнув же пятиярдовой отметки, гном прыгнул.
Словом «прыгнул» я воспользовался за неимением лучшего — возможно, правильнее было бы сказать, что вексиль-шкипер выстрелил собой, словно ядром из пушки.
Надо отдать грибку должное — будучи наверняка озадачен столь необычной тактикой противника, он все же сумел вовремя откачнуться в сторону и даже проделал это весьма и весьма изящно. Увы, при этом он не учел тот фактор, что, кроме макушки, со свистом — чес-слово, я его слышал! — рассекавшей воздух, у гнома наличествовали еще и руки, заканчивающиеся пальцами. Одна из упомянутых рук в момент пролета мимо ловко сгребла в горсть все, что имелось у старичка-грибовичка на груди, — то есть седую бородку и шелковый халат.
Последствия влета гнома и его добычи в толпу зрителей ясно продемонстрировали, что сравнение с ядром было вполне уместным — или даже преуменьшением. Уж мне-то приходилось наблюдать попадание ядра в сомкнутый строй. Да, пожалуй, это больше походило не на ядро, а на картечный сноп футах в полусотне от ствола орудия — пока он еще не успел толком рассеяться по фронту.
