- Асечка, мне завтра оппонировать на ученом совете в
Верещагинском институте по очень спорной докторской. Академический институт,
там все серьезно, сама понимаешь. Нужно как следует подготовиться.
Что-то щелкнуло и замкнуло у нее в голове, как будто даже
заискрило.
- Ты хочешь сказать, что институт имени Верещагина
входит в систему Академии наук? - осторожно спросила она, тщательно подбирая
слова. Почему-то эта тщательность казалась ей сейчас совершенно необходимой.
- Ну да, - кивнул Чистяков. - А в чем дело?
- Погоди, Леш… И он всегда был академическим?
- С самого начала, с пятьдесят девятого, что ли, года,
или с пятьдесят восьмого.
Она села в постели и откинула одеяло, чтобы убаюкивающее
пуховое тепло не мешало думать. Голова уже приготовилась спать, мысли текли
медленно, и нужно было как-то придать им ускорение. Хотя бы холодом.
- То есть Верещагинский институт и новосибирский
Академгородок входили в одну систему? - уточнила она для большей верности.
- Ася, я не понимаю…
- Нет, ты ответь!
- Ну да, да, конечно же, они входили в одну систему.
Чего ты так взбудоражилась?
- Сейчас объясню.
Она потрясла головой, чтобы окончательно разогнать вялость.
Что там говорил Андрей Чеботаев? Что Егор Сафронов был неоднократным чемпионом
пионерского лагеря по каким-то прыжкам, не то в длину, не то в высоту…
- Помнишь историю про девушку Лену Щеткину?
- Это которая непонятно каким образом женила на себе
предпринимателя? Помню. И что?
- Девушка Лена выросла в новосибирском Академгородке, у
нее папа и мама работали в академических институтах. А у ее мужа отец работал
заместителем директора Верещагинского института по
административно-хозяйственной части. Я все голову ломала, где и когда Щеткина
могла раньше пересекаться с человеком, за которого так быстро и удачно вышла
замуж. Леш, как ты думаешь, у Академии наук были собственные пионерские лагеря?
- Я не думаю, Асенька, я точно знаю, потому что сам
ездил в такой лагерь, когда еще комсомольцем был. Помнишь, меня туда вожатым
отправили? А я не хотел ехать и сопротивлялся изо всех сил, у меня защита
кандидатской на носу, так меня тогда застращали, что, если я не поеду, мне
комитет комсомола плохую характеристику напишет, а в те времена для защиты
диссертации это было существенным моментом. И я поехал.
- Точно! Я вспомнила. Ты ездил куда-то на Байкал.
И вернулся такой красивый, загорелый, отдохнувший.
Я тогда тебя страшно ревновала, мне казалось, что ты там
завел какой-то роман. Как же это я забыла? Старая курица!
Настя спустила на пол босые ноги и уперлась ступнями в
холодный пол. Озноб подстегнул ее, думать стало легче.
- Как ты думаешь, звонить еще прилично или уже поздно?
Чистяков посмотрел на часы.
- Да нормально, по-моему. Без четверти десять.
- Как - без четверти десять?! А чего же я так спать
хочу? Я думала, уже час ночи.
- Ты просто устала, - он ласково погладил ее по
волосам. - И не надо никому звонить, ладно? Ложись, выключай свет и засыпай.
Тебе надо хоть один раз в месяц как следует выспаться. Пионерский лагерь от
тебя не убежит.
- Убежит.
Она упрямо мотнула головой и потянулась к телефону. Чеботаев
ответил сразу, но в голосе его энтузиазма Настя не услышала. И вообще, ей
показалось, что она оторвала его от какого-то серьезного занятия, вероятнее
всего, интимного плана. "Ну и черт с ним, - быстро сказала она сама себе,
преодолевая неловкость. - У нас рабочий день ненормированный". Нужно
выяснить, в какие именно пионерские лагеря ездил Егор Сафронов.
Потом узнать, ездила ли в лагеря Лена Щеткина. И если
окажется, что они в одни и те же годы проводили каникулы в одном и том же
лагере, а скорее всего это был пионерлагерь системы Академии наук, то
необходимо немедленно разыскать их друзей по лагерю. Наверняка Егор и Лена были
в разных отрядах, разница в возрасте у них - семь лет. И обязательно разыскать
вожатых: если в лагере произошло ЧП или вообще что-нибудь необычное, вожатые
скорее всего это помнят.
- Ну, ты успокоилась наконец? - Чистяков отобрал у нее
телефонную трубку и почти насильно уложил в постель. - Все, подруга, заканчивай
этот оперативно-розыскной цирк, не надо никому доказывать, что ты умная, все и
так это знают.
- Я - не знаю, - обиженно промычала Настя, сворачиваясь
в клубочек. - Мне нужно подтверждение. А ты надо мной все время насмехаешься и
развиваешь у меня комплекс неполноценности.
- Господи, Аська, ты как ребенок, ей-богу.
- Я не ребенок, я - старая, - пробормотала она и
поглубже зарылась в пуховое одеяло.
- Ты - маленькая и глупая. Но я никому об этом не
скажу. Пусть все думают, что ты старая и умная, и только я буду знать о тебе
страшную правду. Все, спи.
Он поцеловал ее, выключил свет и плотно прикрыл за собой
дверь.
***
Сергей Зарубин обладал удивительной способностью входить в
контакт с людьми из любых социальных слоев и профессиональных групп. Он не
пытался перевоплощаться и вообще особыми актерскими данными не блистал, мог,
конечно, если надо, изобразить что-нибудь эдакое, но не это было его главным
козырем. Главным козырем Сережи была потрясающая искренность, доходящая
временами до уровня наивности и простоватости, и ему до того ловко удавалось
корчить из себя дурачка, что его мало кто воспринимал серьезно. А в человеке,
которого не принимаешь всерьез, трудно увидеть врага или хотя бы достойного
противника.
Два дня он толкался среди фалеристов и прочих
коллекционеров, вступал в разговоры, внимательно слушал объяснения и
подслушивал сказанные кем-то обрывки фраз, мотался по известным ему местам
сбыта краденого, показывал взятый у мастера эскиз рынды и рассказывал душераздирающую
историю о том, как его несуществующий маленький сын спер фигурку из чужой
коллекции, а потом потерял, и теперь владелец этой коллекции от горя чуть не
при смерти лежит. У истинных собирателей история удивления не вызывала, они по
себе знали, что такое утрата одного экспоната из полной, годами собираемой
коллекции. Сереже сочувствовали и выражали готовность помочь, записывали его
телефон и обещали позвонить, если что. Некоторые намекали на вознаграждение, и
Сережа согласно кивал, мол, много заплатить не смогу, но по мере сил,
разумеется…
Но ему не помогли ни коллекционеры, ни барыги.
Удача ждала Зарубина возле Большого театра, куда он приехал
в десять вечера: на спектакли ходит много иностранных туристов, и к моменту
окончания театрального действа к портику здания подгребают те, кто может
предложить пользующийся у туристов спросом товар.
