Ничего этого Настя Каменская, конечно, пока не знала, но,
поймав на себе первый же взгляд Артема Андреевича, многое поняла. Маленький
офицер, готовый убить каждого, кто посмеет поставить под сомнение, что рано или
поздно он станет Наполеоном. Ну и ладно, не будем ставить под сомнение, будем проявлять
вежливость, обращаться исключительно по имени-отчеству и не допускать
опрометчивых высказываний. Он моложе почти на двадцать лет… Какой же старухой,
наверное, кажется ему Настя! А он, в свою очередь, кажется ей совсем ребенком.
Опасное заблуждение, частенько свойственное людям, переступившим сорокалетний
рубеж, и приводящее к непоправимым ошибкам: они кажутся сами себе совсем еще
молодыми, поэтому тех, кто моложе на пятнадцать-двадцать лет, воспринимают не
иначе как деток-несмышленышей, ну а как же иначе, ведь если я молод, то ты -
вообще детсад. А потом оказывается, что "детсад" - взрослый
самостоятельный индивид, способный на принятие решений и совершение поступков,
да при должности, да при полномочиях, да при правах, и начинается сперва
болезненное удивление, потом раздражение, потом недоумение: если он уже такой
большой, значит, я - старый?
К дому, где до замужества жила убитая Елена
Щеткина-Сафронова, следователь приехал на машине вместе с двумя понятыми, и,
несмотря на полный настороженности и холодной строгости взгляд старшего
лейтенанта, Настя оценила его предусмотрительность. Если следователь давно
знает оперативника и полностью ему доверяет, он в подобной ситуации просто дает
ему ключи от квартиры и полоску бумаги со своей печатью: дескать, вскрывай,
смотри, ищи, потом дверь заново опечатаешь, а ключи вернешь. Если же
следователь сыщику не доверяет, он приходит вместе с ним, а если еще и закон
хочет соблюсти, то приводит понятых: а ну как сыщик найдет что-то важное,
ускользнувшее от внимания во время первого осмотра. Адвокаты нынче расслабиться
не дают, не оформленное должным образом изъятие сразу поставит под сомнение и
все прочие результаты следствия.
Артем Андреевич был готов и к такому повороту, и это
свидетельствовало о, том, что излишней самоуверенностыо он не страдал и вполне
допускал, что действительно мог чего-то и не заметить.
- Спасибо вам, Артем Андреевич, что откликнулись на мою
просьбу, - сказала Настя, подходя к нему.
Она пришла немного раньше назначенного срока и успела
осмотреться. Дом как дом, район как район, магазины, химчистка-прачечная, пункт
обмена валюты. Метро, правда, далековато, две остановки на троллейбусе или
двадцать минут пешком. Кстати, как Елена передвигалась, на городском транспорте
или на машине? В бытность женой Сафронова она ездила на подаренной мужем
"Киа Рио", а до того? Надо бы узнать на всякий случай, вдруг
пригодится. Хотя зачем? Интересно, Елена сама стирала белье или сдавала в
прачечную? За хлебом она, вероятнее всего, ходила вот сюда, в булочную-кондитерскую.
А что она покупала в магазине, полуфабрикаты или продукты, из которых нужно
самой готовить?
И вообще, питалась ли она дома или ходила в кафе и
рестораны?
За этими неспешными размышлениями Настя чуть было не
проглядела Герасимчука, вышедшего из машины и топтавшегося вместе со своими
понятыми возле подъезда, буквально в трех метрах от самой Насти.
- Что вы, собственно, собираетесь обнаружить в
квартире? - спросил он делано безразличным тоном, когда они поднимались в лифте
на пятый этаж.
- Ничего, - улыбнулась Настя, - я просто хочу
посмотреть и попытаться понять, какой образ жизни вела убитая.
- Но она уже несколько месяцев здесь не жила, -
возразил следователь. - Она жила у мужа.
- Я знаю, но мне важно понять, как она жила до того,
как вышла замуж Мне ее характер нужен, понимаете?
Это было ошибкой, но Настя спохватилась слишком поздно,
слово уже вылетело Эх, не нужно было произносить это последнее
"понимаете?", не нужно. Герасимчук недовольно нахмурился и поджал
красиво очерченные губы. Молча сорвал с двери печать, открыл замок, первым
вошел в квартиру, за ним втянулись понятые - пожилая пара, люди, судя по всему,
выезжающие со следователем не в первый раз и посему знающие свое дело и ничему
не удивляющиеся. Все трое сразу расположились в гостиной, понятые уселись на
диван, синхронно достали принесенные с собой журналы и углубились в чтение,
следователь же устроился в кресле и положил на колени папку. Он, похоже,
собирался наблюдать за Настей.
Ей стало неловко, она не привыкла работать под пристальным
надзором, тем паче и не знала толком, что и где искать и искать ли вообще. Что
ей здесь нужно?
Зачем она все это затеяла? Ведь у нее была версия, согласно
которой Елена Щеткина заставила Егора Сафронова жениться на ней при помощи
шантажа, за что и была убита мужем или его сообщником, так при чем тут ее
жилище? Андрей Чеботаев сейчас раскапывает подробности биографии Егора
Витальевича в попытках найти то, чем его можно было шантажировать, вот этим и
надо заниматься, а не изображать глубокомысленность, разглядывая вещи и
обстановку в квартире убитой женщины. Но с другой стороны, ведь сначала был
шантаж, а уж потом замужество, и как знать, быть может, какие-то следы,
какие-то отпечатки этого шантажа до сих пор находятся здесь. Опомнись,
Каменская, какие следы, какие отпечатки? Номера телефонов, записи о встречах в
ежедневнике - все это изъято при первом осмотре и находится у следователя. Что
еще ты хочешь найти? Компрометирующие Сафронова фотографии или документы?
Ну конечно, сейчас, разбежалась. Если они и были, то убийца
первым делом их нашел и забрал, для этого он сюда и приходил. И все-таки,
все-таки…
Настя взяла себя в руки, постаралась забыть о впившихся в
нее темных недобрых глазах следователя Герасимчука и сосредоточиться. Начнем с
прихожей, со шкафа-купе, где висит верхняя одежда. Теплая куртка-пуховик фирмы
"Богнер", дорогущая, но практичная, ей сноса нет, Настя это точно
знает, потому что сама уже шесть лет ходит в подаренной матерью богнеровской
куртке, которая и по сей день выглядит как новенькая. Рядом - дешевенькая
китайская куртка на синтепоне, торчащем из расходящихся кое-где швов. Такие
куртки покупают на вещевых рынках. Как она сюда попала? И чья она?
Самой Елены? Странно. Зачем ей такая вещь? А вот английское
демисезонное пальто, длинное, теплое, темно-серое, очень элегантное. Уж не за
ним ли приезжала сюда Елена в тот роковой день? Как раз по сезону, на носу
ноябрь, холодает. Да нет, пожалуй, не за ним: пальто узкое и с поясом, вряд ли
это подходящая одежда для женщины с семимесячной беременностью, оно в талии не
сойдется.
На верхней полке два теплых шарфа и несколько Шелковых
платков. Шарфы совсем, новые, один даже в упаковке, для них еще сезон не
наступил, и Елена, наверное, собиралась забрать их позже, ближе к зиме. А вот
платки, наоборот, ношеные, сохранившие едва уловимый запах духов, для них
сейчас самое время, но хозяйка квартиры оставила их здесь, забирать не стала.
Вероятно, она вообще не собиралась их больше носить, купила новые и более
модные. И снова такая же картина, как с куртками: два платка с этикетками
дорогих фирм, а один - совсем копеечный, даже и не шелк вовсе, а какая-то
синтетика. Откуда? Зачем? Кто-то подарил и пришлось взять, отказаться неудобно?
Возможно. Но зачем она его носила? Или носила его не Елена? Тогда кто?
