— Их привозят в Королевство с южных островов, — ответила КсаИта.
— Мне хотелось бы иметь такую, может быть, вы продадите ее мне? Черепашка крякнула от удивления и, поднатужившись, оставила на
мозаичном полу жидкую белую и удивительно вонючую лужицу.
Ксанта покачала головой и взяла свою богиню на колени. Жрице никогда прежде не приходилось видеть, чтобы маленькая богиня вела себя подобным образом.
— Гесихия уже стара и часто болеет, — объяснила Ксанта королеве случившийся казус. — Я думаю, вам стоит отдать приказ одному из кораблей, направляющихся в Королевство, и вам привезут молодую черепаху.
— Кажется, вы правы, — согласилась королева, презрительно морща изящный носик. — Но, наверное, мне не стоит отказываться от своей прежней покровительницы. Может быть, вы слышали, мать нарекла меня Силла — «лягушечка», и с тех пор я собираю изображения этих милых бестий. Пойдемте, покажу вам свою коллекцию.
Они покинули изрядно провонявший зал и перешли в соседнюю галерею, где на маленьких полочках и в нишах сидели всевозможные лягушки — каменные, стеклянные, деревянные, глиняные. Самые большие были в половину человеческого роста, самые маленькие — в половину мизинца. Одни просто сидели, другие распластались в прыжке, третьи держались за лапки. Одна лягушка-модница в алом платье любимой жены и в головном платке смотрелась в зеркало, другая сидела в маленькой глиняной повозочке, расписанной цветами, которую тащили два глиняных жука, третья, из зеленого стекла, играла на маленьких стеклянных гуслях.
— У нас есть предание, что лягушка принесла землю со дна моря и создала острова, — поясняла Силла. — К сожалению, сейчас ее уже не почитают, но я верю, что она приносит мне удачу. Я помечаю этим знаком все, что мне принадлежит… А вы… вы тоже решились отправиться в Уста вместе с этим вашим кораблем? — неожиданно сменила она тему разговора. — Вы не боитесь?
— Я обещала, что помогу найти пропавших, — пожала плечами; Ксанта. — Конечно, от Гесихии никогда не знаешь, чего ждать, но вдруг она все же захочет нам помочь? Да и кроме того, не буду скрывать, меня саму мучает любопытство.
— А я могу чем-то вам помочь? — вновь удивила Ксанту королева.
— Честно говоря, я не знаю, Ваше Величество. Возможно, среди ваших… слуг найдется кто-то из Болотных Людей. Мне хотелось бы попробовать изучить их язык, чтобы мы могли хоть немного понимать друг-друга.
Силла в задумчивости поднесла палец ко лбу.
— Я что-то не припомню. Но это нетрудно проверить. Я сейчас позову дворецкого, и он с удовольствием вам все покажет и расскажет.
Она хлопнула в ладоши, и появился слуга (тот же самый, что встретил Ксанту и Керви на пороге). Королева отдала распоряжения и милостиво отпустила жрицу. Спускаясь вслед за слугой вниз по довольно крутой лестнице, Ксанта размышляла о том, что, по-видимому, в Хамар-не не принято нанимать много прислуги. Прежде она думала, что это скромняга Керви обходиться одной служанкой, а богатые и знатные, как и во всем мире, стараются пустить гостям пыль в глаза. Оказалось, что это не так. Коль скоро слуга ни при каких обстоятельствах не мог остаться просто слугой, а неизбежно превращался в родственника, люди становились разборчивы и предпочитали не обрастать лишней родней.
Она была очень довольна собой, и тем, как справилась с беседой, и собственными глубокомысленными рассуждениями. Но то, что она увидела в следующий момент, заставило ее тут же забыть о самодовольстве.
Керви говорил чистую правду — королева Силла действительно держала в подвале собственную маленькую тюрьму и действительно не отказывала себе в маленьких развлечениях. Разумеется, первое, что ощутила Ксанта, входя под тяжелые своды подвала, была оглушительная вонь — запах пота, застарелой грязи, мочи и человеческих экскрементов. Слуга остановился, поднял свечу повыше и с интересом глянул на Ксанту — он полагал, что она ужаснется, а то и упадет в обморок, едва вдохнув воздух подземелья. По-видимому, на это же рассчитывала и королева. Однако вонью и грязью Ксанту было не напугать и не удивить — она никогда не считала обыденную жизнь человеческого тела чем-то невероятным или омерзительным. Омерзительно было другое. Скорее всего, люди, сидевшие в тесных темных закутках за железными решетками, были никому не нужны — никто не пожалел заплатить за них выкуп. Это тоже было Ксан-те не в новинку — она бывала в подобном подвале в Венетте. Но там про пленников просто забывали, здесь же им нашли применение.
Ксанта шла следом за своим провожатым мимо камер, всматривалась в темноту и не смогла найти ни одного заключенного, лицо и тело которого не были бы изуродованы. У одного был выколот глаз, второй мычал, демонстрируя гостям обрубок языка, у третьего лицо просто было рассечено крест-накрест — страшная рана еще только начала заживать, и из-под темной корки сочилась сукровица, у четвертого на руках остались только указательный палец и мизинец. А слуга с подсвечником все шел и шел вперед. По прикидкам Ксанты, в подземелье было не меньше полутора сотен человек. Из всех этих несчастных калек лишь один или два подняли голову и с любопытством взглянули на гостью, остальные даже не обратили внимания на новое лицо — они были погружены в собственный мир, где, вероятно, существовало какое-то объяснение тому, что с ними случилось. У Ксанты тоже было свое объяснение, но ей оно абсолютно не нравилось. Она ковыляла вслед за движущимся пламенем свечи — калека среди калек, покрепче прижимая к себе корзинку с Гесихией и думая, что сейчас ее богиня вполне могла бы нарушить свое вековечное молчание, совершить какое-нибудь большое и доброе чудо — лучший момент вряд ли представится. Но, разумеется, ничего подобного не случилось.
Наконец королевский слуга остановился, открыл дверцу одной из камер и отдал приказание. Тут же в коридор выполз один из заключенных — старик в неописуемо грязных и вонючих лохмотьях. Поначалу Ксанта подумала, что он ползет на коленях просто из страха и подобострастия, и попыталась поднять свое новое приобретение на ноги. Однако это оказалось невозможным, и дворецкий королевы объяснил причину одним красноречивым жестом — у старика были перерезаны сухожилия под коленками. Ксанта растерялась: со своим костылем она сама едва одолела бы подъем по лестнице, а уж утащить наверх узника и вовсе не было никакой возможности.
Набрав в грудь воздух она выпрямилась во весь рост и потребовала:
— Позовите сюда моего мужа! Дворецкий пожал плечами:
— Мне было велено проводить сюда только вас. Что касается мужа, я должен спросить разрешения у королевы.
— Иди и спроси, — распорядилась Ксанта, стараясь не выдать своего смятения.
Дворецкий хмыкнул и, не говоря больше ни слова, ушел, забрав с собой свечу. Ксанта осталась в подвале в кромешной тьме.
Она предполагала, что едва за дворецким захлопнется дверь, отделявшая подвал от остальных помещений дворца, на нее обрушится целый шквал просьб, проклятий, угроз. Может быть, кто-то попытается воплотить угрозу в действие — она бы это поняла. Но ничего подобного не случилось. Тишину, царившую в подвале, нарушало только хриплое дыхание, да время от времени сдавленные стоны. Молчал даже несчастный старик, прикорнувший у ног Ксанты. Молчала и жрица. Ей было нечего сказать, и она ненавидела себя за это.
