Издали было ясно видно, что деревня давно заброшена: крыши прохудились и провалились, широкие прямоугольные площадки перед дверями покосились. У двух домов они вовсе рассыпались, и только невысокие, покрытые резьбою столбы так и торчали рядом с домом. Осмотрев деревню с расстояния в сотню шагов, Дреки захотел подобраться поближе, но тут ему почудилось какое-то движение среди развалин. Дверь одного из домов заходила ходуном, потом распахнулась, и Дреки чуть не вскрикнул: на пороге стоял на задних лапах огромный серый медведь с седой грудью и серебристой полосой вдоль хребта. Медведь неторопливо опустился на четыре лапы, приглушенно рявкнул и спустился с крыльца: «С косолапой, неуклюжей и смертельно опасной грацией полубога…» — подумал образованный и художественно одаренный Дреки.
Хотя от него до деревни было не меньше сотни шагов, и ветер дул к нему, а не от него, юноше все же стало боязно, и он осторожно отполз назад, выбрал себе старый развесистый дуб на опушке, взобрался на самый толстый сук, сел, привалившись спиной к стволу, и уже оттуда продолжал наблюдение.
В ответ на призывное рыканье медведя из-за угла соседнего дома показались еще трое — по всей видимости, медведица с медвежонком и медвежий пестун — молодой годовалый медведь, который продолжает ходить вместе с матерью и присматривать за малышом. Все семейство, не торопясь, разгуливало по деревенским улицам, то выкапывая из песка муравьиные гнезда, то с хрустом поедая овощи и колоски, что самосейкой выросли на деревенских огородах. Потом из леса вышли еще с полдюжины медведей и присоединились к неторопливой трапезе. Дреки так и оставался на дереве. На этот раз у него не было при себе ни воды, ни еды, но он боялся спуститься: нельзя было без конца испытывать судьбу, при свете дня медведи или люди могли его заметить, и тогда, он понимал, ему несдобровать. Поэтому он предпочел терпеть голод и жажду.
Медведи бродили по поселку весь день, почти не обращая друг на друга внимания. На закате — все такие же молчаливые, угрюмые, равнодушные, они отправились в лес. Дреки забрался повыше и вцепился в ствол дерева. Прямо под его ногами проплывали серые спины с гибкими хребтами, крутыми боками и смешными маленькими хвостиками, но ни один из зверей не поднял головы и не заинтересовался сидящим на дереве человеком. Стемнело. Из леса пополз туман, и Дреки уже собирался под его прикрытием соскользнуть на землю, но тут на тропе, ведущей в деревню, появились охотники. Цепочкой, один за другим, они прошли меж разрушенных домов, сняли с плеч кувшины, положили их под дома, между пнями, удерживающими настил, и так же молча удалились.
Дреки привстал на своем суку, осмотрелся и вновь заметил движение. Меж полосами тумана, меж стволами елей, мелькали силуэты — по склону вниз, к деревне, спускались еще какие-то люди. При свете Медвежьего Уха Дреки смог рассмотреть их и был настолько поражен, что забыл о мучающих его голоде и жажде.
Бледные и словно прозрачные, в грязной, свисающей лохмотьями одежде, с печальными застывшими лицами, и у каждого вместо правой или левой руки — медвежья лапа. Среди этих призрачных оборотней Дреки смог угадать то медвежье семейство, которое паслось здесь утром: отца — солдата в мундире королевской пехоты Кельдингов с окровавленной головой, мать в крестьянском платье с кровавым пятном на груди и двух детей: пятилетнюю девочку и бледную золотоволосую девушку-подростка с широкими шрамами на шеях. Призраки неслышно проскользили там, где только что прошли охотники, не обращая никакого внимания на принесенные кувшины, сели на крылечки или прямо в пыль у домов и негромко, протяжно запели. Одни пели на языке дивов, другие — на языке Королевства, и от этой песни у Дреки захолонуло сердце:
Горе нам, горе…
Не упал еще желудь,
Что станет дубочком,
Что пойдет на люльку,
Что будет качать младенца,
Что вырастет взрослым
И нас освободит.
Горе нам, горе!
42
Лишь перед самым рассветом оборотни покинули деревню.
Охотники не подавали признаков жизни — то ли уснули, то ли просто затаились, и Дреки наконец решился сползти с дерева. Его пошатывало от усталости и голода. С большим трудом он спустился вниз по склону, держа сапоги в зубах, и нещадно исцарапав живот руки и ноги, на четвереньках дополз до ручья и наконец припал к воде. Напившись всласть, он хотел идти дальше, чтобы попытаться вернуться в деревню раньше охотников, но вместо этого свернулся на холодных камнях и мгновенно уснул.
Проснулся он от страшной боли в сведенных руках и ногах. Попытался сесть, но не смог. Руки были заведены за спину и крепко связаны. Вокруг стояли охотники и с дружелюбным интересом наблюдали за его пробуждением.
— Смотрите-ка, что за гость к нам пожаловал! — воскликнул самый старший из них. — И кто ж тебя сюда звал, парень?
— Духи! — нашелся Дреки. — Они мне во сне нашептали, чтобы я за вами пошел.
— Вот как? А больше они тебе ничего не сказали?
— Еще они обещали, что научат меня летать.
Охотники расхохотались. Старший ткнул Дреки в спину наконечником копья:
— Ну раз тебе летать учиться надо, тогда чего ты тут прохлаждаешься? Вставай и иди.
Дреки понял, что прямо сейчас его убивать не будут и, опираясь плечом о скалу, попытался встать. Это удалось не сразу — ноги затекли не меньше рук и не желали разгибаться. Наконец он поднялся, и охотники с шутками-прибаутками погнали его вниз по руслу ручья.
Сначала каждый шаг казался ему последним, но потом он постепенно втянулся, притерпелся к боли и переставлял ноги, даже не думая, куда идет и зачем. От голода и вновь подступившей жажды голова стала совсем пустой и гулкой. По сторонам он тоже не смотрел, только вниз, на воду и камни, а потому так и не понял толком, когда и каким путем они вышли из скал на холмы. Заметил только, что было уже около полудня и вяло удивился тому, что все еще идет. Потом солнце стало склоняться к закату, но он по-прежнему шел. Наконец охотники остановились, заставили его сесть на землю и принялись разбивать лагерь. Дреки наконец поднял голову и осмотрелся. Они были на высоком обрывистом холме на берегу озера. Неподалеку, на самом обрыве, наклонившись над водой, росла старая сосна, а с самого толстого ее сука свисала веревка. Желудок Дреки едва не перевернулся от недобрых предчувствий. Он понимал, что винить в случившемся надо только себя, — мама предупреждала, что, если нарушить правила, здешние люди могут захотеть проверить, действительно ли ты так же смертен, как и обычные, законопослушные люди.
Охотники меж тем поставили на огонь котелок и принялись варить похлебку из сушеного мяса, принесенных из дома клубней и собранных в лесу трав. Дреки был настолько голоден и испуган, что запах показался ему тошнотворным. Он даже пить уже не хотел, хотя во рту было сухо и горько.
Когда старший из охотников, подойдя к Дреки, одним движением перерезал веревки у него на руках, юноша вскочил и попытался убежать, но его мгновенно поймали и потащили к сосне. Сначала он отбивался, но потом перестал, поняв, что сопротивление бесполезно.
